Участковый Иванов устало вздохнул и потер рукой щеку.
- Семёнович, - сказал он с тоской. – Сколько можно? Что ты тут понаписывал, будто роман сочиняешь? Сказано же было: указывай только факты. Не домыслы, не фантазии - факты. А ты?
Как и положено участковому, был Иванов толстяком с добродушным лицом. Форма на нем кое-где трещала по швам и имела вид неопрятный и какой-то перекошенный.
Иванов пододвинул к себе лист бумаги, исписанный с двух сторон мелким подчерком, и зачитал: « Все началось со свечи…»
- Это, по-твоему, так начинаются заявления в милицию?
- Так ведь с нее и началось, - скрипучим старческим голосом ответил ему Семёнович. – Со свечки этой. Аккурат две недели назад.
Собеседник, что сидел напротив участкового на видавшем виды стуле, был невысокого роста, худощав, седоволос и имел репутацию кляузника и скандалиста.
- Мы тогда у кума моего вечерком собрались, - продолжил Семёнович. – Жена его на выходные к дочке поехала, ну мы и решили…
Он не договорил фразу и мельком глянул на Иванова. Не счел ли тот за криминал их посиделки?
Увидев в глазах милиционера лишь вселенскую тоску, старик продолжил:
- Четверо нас было. Я, кум, брат его и Тарас Ёлкин. Знаете Тараса? Известная личность. Не слыхали историю, как он напоил валерьянкой кота Зинки продавщицы, а потом…
- Я знаю, кто такой Тарас Ёлкин, - прервал его рассказ участковый.
Он действительно уже не раз пересекался с этим великовозрастным оболтусом, с какого-то перепугу возомнившим себя великим юмористом. И дела шли к тому, что рано или поздно должен был Тарас дошутиться до пятнадцати суток. А там - и до чего посерьёзнее.
Стояла середина июня, и, хоть день клонился к вечеру, в кабинете было ещё светло. И жарко, не смотря на распахнутую форточку. Иванову до смерти хотелось вон из душного кабинета. На улицу, на прохладный вечерний ветерок.
«Как бы его побыстрее выпроводить?» - думал он, глядя на Семёновича: «Выгнать что ли?»
Он жег взглядом надоевшего посетителя, но тот, увлеченно продолжал свой рассказ:
- Ну вот – собрались, значит. Приняли малость, как без этого? Не помню, как получилось, только кум мой возьми да и заведи разговор про здоровый образ жизни. Правильное питание, физкультура, то, сё. А Тарас ему наперекор: мол, берегись не берегись, а издохнешь, когда на роду написано. И как это у них вышло, а минуты и не прошло - уже спорят, кто из них раньше на тот свет отправится. И до того дошло, что решили на свечах жребий кинуть.
Семёнович достал из внутреннего кармана темно-коричневого пиджака носовой платок, и вытер со лба пот.
- Вы, товарищ старший лейтенант, человек бывалый и, конечно, в курсе, как на свечах жребий бросают? У меня бабка в этом деле толк знала. К ней частенько приходили. Кто погадать, кто еще чего… - Семёнович бросил на участкового еще один настороженный взгляд и не стал вдаваться в подробности. – Ну и меня она кой чему научила. А жребий, он как: имена на свечках иголочкой пишешь, наговор шепчешь да зажигаешь. Всего и делов. Чья свечка раньше других погаснет – сгорит или просто так – тот первым и скопытится. Только Тарас, гад такой, не свое имя написал, а Кольки-соседа…
- Того, что помер? - перебил рассказ Иванов. – Который Малахов?
- Ну, так свечка с его именем первой сгорела, - сказал Семёнович. – Вот он и помер.
- А откуда ты знаешь, что за имя там Тарас написал, если свечка сгорела? – снова перебил его участковый.
- А давайте вместе считать, - сказал Семёнович и поднял старческую ладошку с растопыренными пальцами. Глаза его заблестели от азарта. – Свечка первой сгорела у Тараса. Это раз.
Старик загнул большой палец.
- Через три дня помер не он, а сосед его. Это два.
Второй загнутый палец.
- А как сосед помер помните? Задохнулся. Закурил пьяный в постели, чуть дом не спалил. Хорошо, хоть жена на ночной смене была. Вернулась утром, а из окон дым столбом. Чудом пожар не начался.
- Ты мне протокол не пересказывай, - сказал участковый. – Был я там. И всё своими глазами видел. И что?
Действительно, он там был. Иванов вспомнил резкий запах гари, обугленное тело на полу, и ни следа пожара. Человек как будто выгорел изнутри. Хорошо, мужики из МЧС пока никого из гражданских внутрь не пускали. Они тогда со следователем только переглянулись, и через полчаса перед понятыми предстала ясная картина места происшествия. Вот кровать, на которой еще тлеют одеяло, матрас, подушка. Вот обгорелое тело на ней. Вывод: покойный курил в постели и задохнулся во сне.
– - И что?- повторил свой вопрос участковый.
- А то, что сосед этот чужую смерть на себя принял. Это же у Тараса на роду огненное проклятие лежит. Его прадед, когда хату ведьмы местной жгли, ради такого дела горшок с углей из печи нагрёб. Еще до революции дело было. Тогда вместе с ведьмой трое деток её сгорели… - взгляд старика на секунду затуманился, но он продолжил. - Так с той поры у Ёлкиных все родственники через одного в пожарах гибнут. Мне мать рассказывала, что в войну, под оккупацией, как пошла мода у немцев деревни жечь, вспомнили о том проклятии люди. Пришли к Ёлкиным, попросили уйти, Христа ради. Или, сказали, добром послушайтесь, или сами вас спалим, немцев не дожидаючись. Ну, те к партизанам и подались. А в Ястребке еще одну семью Ёлкиных пожалели, так дотла сожгли каратели проклятые. Теперь уже мало кто и вспомнит, что была такая деревня.
- Погоди, Семёнович, - попытался вставить Иванов, но деда несло.
- А партизанский отряд, куда Ёлкины подались, как уничтожили? Это потом уже придумали, мол, немцы лес подожгли, так народ, побежал и прямо на засаду. На самом деле, мне мать рассказывала, накануне пожара там страшная гроза бушевала. И молнии, все, как одна, в Заикину пущу били. Огонь небесный лес подпалил – вот что! А виноваты кто? Елкины - факт!..
Участковый с силой треснул по столу ладонью. Старик замолк с раскрытым ртом.
- Семёнович, ты себя слышишь, - заорал Иванов. – Какое проклятье? Какие партизаны?
Какое-то время он гневно сверлил посетителя взглядом, потом шумно выдохнул.
- Тут на днях в Москве олигарха Пецмана взорвали. Самого в клочья, и машина дотла сгорела, – уже спокойнее заговорил участковый. – Так может Тарас не Колькино, а его имя на свечке написал?
- Так это… Где Тарас, и где Москва, - растерялся Семёнович. Голос его осип. Он поискал глазами, увидел пустой графин на подоконнике и погрустнел.
- Короче, нет у тебя доказательств, - подвел черту милиционер. – И всё твоё заявление - есть слухи и домыслы.
- На счет свечки, может и так, - заспорил заявитель. – А на счет карточки, так я там лично был, когда они фотографию в конверт положили…
Участковый Иванов посмотрел на настенные часы за спиной посетителя и тоскливо вздохнул.
- Слушай, Семёнович, - сказал он. – Дел у тебя нет что ли? Ну что ты ходишь да сплетни пересказываешь. Тут же тебе не лавочка у подъезда…
- Так как же это,- возмутился заявитель. – Он же, гад, людей такого ворожуна лишил!
- Кого? – переспросил Иванов. – Какого еще ворожуна?
- Ну, так Славка, внук этой, как её? Ну померла которая… Ну, Славка - который из столицы приехал. Он же первоклассным ворожуном был. Его три месяца назад током дергануло, думали – помрёт. А у парня через это дар открылся. Вы же еще к нему в больницу приходили. Показания записывали, - припомнил Семёнович, который подрабатывал дворником при местной больничке.
- Было дело, - сказал участковый и поморщился.
Ох, и вымотал ему душу тот случай!
Звали парня Вячеслав Корнеев. И был он, и в самом деле, аж из самой Москвы. Бабка его померла, он приехал в наследство вступить. Ну и на кладбище, где родственница похоронена, зашел. Попрощаться. Там его и нашли. Сначала решили – пьяный. Мол, с горя хватил лишку, да и прилёг под крестом рядом с бабкиной могилкой. Потом разглядели на левой руке след от ожога, будто он за горящую головешку хватался. Поняли – дело не ладно. В больницу отвезли. Там диагноз и поставили, мол, ни за какую головешку он не брался. Током его ударило. Наверное.
Из больницы в милицию бумага пришла соответствующая, вот и пришлось участковому Иванову выяснять, каким-таким током ударило потерпевшего, и откуда этот ток вообще посреди кладбища взялся?
Дело и так было хлопотное. А тут ещё на его, как на то одеяло, навалились со всех сторон, и каждый начальник в свою сторону тянул.
С одной стороны областной департамент охраны труда в него вцепился, мол, явное нарушение правил техники безопасности, повлекшее за собой... Уголовное дело требовали открыть на директора кладбища. У них там какие-то давние «тёрки» были.
С другой стороны его, Иванова, начальство: как хочешь, а дело «откажи» и не порть нам показатели.
И только кладбищенским было всё до лампочки. Ихний главный Иванову так и сказал: «Вы сначала покажите мне провод, которым парня тряхануло. А до тех пор идите к той самой матери!».
Пришлось мозгами поскрипеть, да так обставить дело, чтобы устроило оно все заинтересованные стороны. Неделю Иванов бегал от одного к другому, уговаривая и согласовывая.
В конце концов, официальная версия стала звучать так: ни на каком кладбище никого не находили. Приезжего током стукнуло в доме покойной родственницы. Розетка оказалась неисправной. Хорошо, хоть сам потерпевший не возражал. Лежал себе на койке в палате, улыбался чему-то, да на потолок пялился.
Хоть и имел Иванов за плечами десятилетний опыт службы в качестве участкового инспектора, а пришлось тогда ему изрядно попотеть. Одной бумаги перепортил – горы.
- Как из больницы выписался, он в доме бабки своей поселился, - между тем продолжал свой рассказ старик. - Хотел сначала продать избенку, потом, видать понравилось там жить. Работу нашёл на фабрике. Электриком. Девчонку себе присмотрел. Даже, говорили, к свадьбе дело у них шло. Из столицы за ним дружки приезжали на чёрной иномарке. Здоровенной, что твой танк! Вернуться уговаривали. Особенно молодуха вся из себя, на каждом пальце по кольцу, убивалась. Вернись, мол, что тебе это село? От тоски подохнешь или сопьёшься…
- Семёнович, ты не на завалинке с бабками, - не выдержал участковый. – Что ты мне тут пересуды пересказываешь? Какое мне дело, приезжали к нему из Москвы или нет?
- Это я к тому, что все это время дар у него проявлялся и проявлялся. Рос, как говорится, да креп, - пояснил старик. – Для полноты, так сказать, картины. Как там по телевизору товарищ Жеглов говорил: «В нашей работе мелочей нет»?..
Он увидел, что лицо участкового наливается кровью, и решил не развивать дальше эту мысль.
- Сначала он по мелочам вещи находил, - вернулся к сути Семёнович. - Дальше – больше. Что ни пропади, а придешь к нему, он станет, глаза по-особому закатит, вроде, как смотрит… да и скажет, где пропажа. У тетки Марьяны кольцо золотое сыскал. У соседского парнишки – телефон мобильный. А в прошлом месяце корову колхозную, что от стада отбилась, нашел. Ему председатель лично тогда стопочку налил.
- Так, - хлопнул по столу Иванов. – Кончилось моё терпение. Все это интересно, но криминала я тут не вижу. Так что…
Он попытался встать, но живот, упершийся в столешницу, помешал. Пыхтя, участковый стал отодвигаться от стола вместе со стулом.
- Так как же это, - зачастил Семёнович, глядя на потуги Иванова. – Позавчера стоим, пьём пиво у гастронома. Я, еще пара мужиков и Тарас Ёлкин. Юморист этот,
