— Извините, — сказал я ему в третий раз. — Мне опять нужно выйти…
Он ничего не ответил, только как бы посунулся немного вперед, опираясь подбородком на тыльные стороны ладоней, которые по-прежнему лежали на рукояти трости…
Дальнейшее мне запомнилось смутно. Кажется, мы беседовали всю ночь. Кажется, я всю ночь, на несколько минут покидая своего гостя, то и дело пытался открыть свою чёртову дверь, а он все говорил, говорил, говорил — об одиноком дереве, о русском космизме, о великих умах, которые были сейчас неизвестно где, о своем страхе, который выедал изнутри его душу. Мое сознание балансировало на грани реальности. Скорбный монотонный голос то накатывался на меня, то вновь уплывал. Его очертания, теряя индивидуальность, вдруг словно бы превращались в чёрный непроницаемый силуэт, как бы в чёрного непроницаемого человека, сплошь сотканного из тьмы, который вдруг принимался меня душить, стискивая ватными всепроникающими пальцами сердце и горло, и тогда я, скрипя зубами от ужаса, делал чудовищное усилие и вновь выплывал из небытия, и видел, что ночной гость по-прежнему сидит передо мной, оперевшись на трость, и все говорит, говорит, говорит…
Проснулся я, когда солнце уже взошло. Воздух был свежий и холодный. На столе передо мной стояли девять пустых бутылок из-под апельсинового сока. Тело мое от неудобной позы затекло, и я поднялся с трудом. Располагавшееся напротив кресло было пустым. Незнакомец исчез, будто его никогда не было. Вместо него на ступеньках сидела соседская собака Муська. Увидев, что я проснулся, она встала и завиляла хвостом.
— Ну, ну, — пробормотал я и полез в холодильник, чтобы чем-нибудь её угостить.
Все происшедшее казалось мне сном…
2008 г.
