Корнелия, обрадованная, что тяжелый разговор завершен.
- Нет, хозяйка, на сей раз я прибыл один, - сообщил тот в ответ, - Арнобий прислал меня к вам сюда по спешному делу.
- Что такое? – Агапий уже понял, что пока это проклятый день не закончится, беды так и будут как из частого сита сыпаться на его голову.
- Хозяин, управляющий просит прислать к нему отряд солдат для подкрепления. Колоны словно обезумили и вздумали устроить бучу. Да и лучше бы тебе самому туда отправиться, кроме тебя они ни с кем говорить не хотят. Народ боится нос из дому высунуть. Командир охраны говорит, что своими силами, пожалуй, не управимся.
- Что за день! Кто же из бессмертных меня так люто возненавидел?! – возопил Агапий. – Ну-ка рассказывай мне все толком, что да как… - громко разговаривая мужчины покинули комнату.
Оставшись одна, Корнелия бережно убрала драгоценности обратно в кошель, а кошель припрятала в сундук, и после вернулась к своим делам.
- Ноа! – окликнула она нянюшку, хлопотавшую вместе с другими служанками в кухне. - Ты ведь так и не договорила, почему лары разгневались на нас? – спросила она, когда нянюшка приблизилась.
- А, - понятливо кивнула та. - Так ведь христиане не признают других богов, никого кроме своего Христа, а наша Лидия все время у них околачивается. Вот божества и разгневались, ведь ей теперь нельзя почитать даже своих же домашних ларов. Слыхано ли дело!
- А что ж ты раньше молчала! –в сердцах воскликнула Корнелия. – Отправь сейчас же кого-нибудь за ней, пусть скажут, что отец, мол, строго-настрого приказал ей вернуться домой, немедля!
***
Народу все прибывало. Забыв о всех своих делах, в этот день на соборную площадь Неаполиса сбежались все христиане города, от мала до велика. Событие, что привело их сюда и впрямь было из ряда вон: осуждение и изгнание одного из самых влиятельных священников Александрии в умах многих представлялось чем-то немыслимым, словно конец света без второго Пришествия. В то время как святые отцы со всей провинции, собравшись в базилике кафедрального храма, решали участь Ария, преданные своему пресвитеру ариане, не менее верные александрийскому епископу александровцы, и взбудораженные всеми последними событиями прихожане других лавр ожидали судьбоносного постановления, громко толпясь и волнуясь под стенами. Незыблемость безопасности и порядка на площади охраняли присланные наместником отряды стражников.
- Привет тебе, сестрица, ну как, нашла тогда церковь? – услыхала Лидия рядом с собой детский голос, и обернувшись увидела мальчика, чье лицо показалось ей знакомым. Ну конечно, тот благословенный день, когда она пришла к христианам!
- А, это ты, маленький гончар из Бавкалеоса, привет! Да, нашла. Ты тогда все ясно объяснил.
- Вообще-то мне уже десять.
- Ну извини.
- Ладно, – с готовностью принял извинения мальчик. - Отчего ж ты так и не приходила больше? Что-то я тебя с тех пор не видел.
- Отец Арий рассердился на меня тогда и прогнал прочь.
- Во дела! А что так?
- По незнанию прошла к алтарю, чтобы причаститься. Тут-то и открылось, что я - язычница.
Мальчик громко расхохотался, невольно привлекая внимание окружающих людей к их разговору.
- Представляю, как отец Арий рассерчал на тебя. Теперь понятно, чего ты с тех пор и носу к нам не кажешь. Он у нас суровый.
- Ну и ладно, я теперь сюда хожу. Я уже оглашенная.
- Поздравляю. Я тоже раньше был оглашенным.
- Спасибо. Как живешь?
- Да так, не скажешь, чтобы хорошо. Отца вот арестовали, мать то плачет, то дерется, хоть из дому беги. А сегодня даже службу отменили, и вроде бы нашего пресвитера из города хотят выгнать. Моя мать говорит, что это гонения, как в стародавние времена.
- Да, нынче что-то страшное творится в городе, - подтвердила девушка, - двое моих друзей были убиты недавно.
- Значит моя мать правду говорит?
- Похоже, что так.
- Ну и ну. И что же теперь будет?
- Знаешь, а ты приходи к нам, - предложила вдруг Лидия.
- Куда? - не понял мальчик.
- Ну к нам, в неаполисовскую общину.
- А что ему у вас делать?! – внезапно вмешалась в разговор мать мальчишки, стоявшая поблизости и все время прислушивавшаяся одновременно и к своим товаркам, и к сыну. Это была рослая, и при том худощавая, добротно одетая женщина с колючим взглядом больших темно-карих глаз и резким, то и дело переходящим на крик голосом. - Вы еретики и разбойники! Днем поклоняетесь своему неистинному богу, а ночью погромы устраиваете! – по всему было видно, что она с большой охотой выцарапала бы девушке глаза.
И ариане, с одной стороны, и александровцы с другой, - все, кто находился в непосредственной близости, немедленно были привлечены этими криками и, оставив разговоры, устремились к начинавшейся склоке, намереваясь принять в перепалке самое живое участие. Мальчика быстро оттерли, лишь ещё раз мелькнуло его раздосадованное лицо и исчезло за спинами взрослых.
- Вот ведь блудница вавилонская, ты ещё будешь наших детей сманивать! – тут же поддержала подругу одна из арианок.
- Да сами вы и есть еретики проклятые! – тут же заголосила в ответ Трифена, выступая вперед и закрывая собой девушку от нападок. – И пресвитер ваш – еретик, как есть! И разбойник!
- А я её помню, эта фурия мне той ночью чуть голову камнем не размозжила! А теперь, гляди-ка, стоит здесь средь нас как ни в чем не бывало и смотрит на всех ангелом небесным, - подтянулся другой арианин, указывая на Лидию. - Послушайте, братья, так она и убила сынка префекта. Эй, стражники, сюда!
И действительно, это был тот самый участник ночной потасовки, в которого она попала камнем, и от ярости которого её защитил Макарий. Лишь взглянув, девушка тотчас узнала его.
- Ты что несешь, ирод?! – осадила его Биррена. - Да ты и верно, что стукнутый, если думаешь, что тебе поверят, будто эта девочка могла тебе или ещё кому-то голову разбить, плешивый ты пустомеля! К тому же, она и днем-то редко из дому выходит, а уж тем более по ночам.
Стражники, стоявшие неподалеку, с ленивой скукой наблюдали за этой внезапно начавшийся перепалкой. Пока люди нападали друг на друга лишь с помощью словесной брани, происходившее не вызывало у блюстителей порядка никакого интереса.
Тем временем, Валерий, вынужденный маяться от безделья неподалеку от преддверий собора в ожидании епископа Кордубского (в храм язычника-охранника, понятное дело, не пустили), развлекался беседой, перекидываясь словами с несколькими солдатами, дежурившими там же.
- Эй, ты ведь тоже дежурил на похоронах? – обратился вдруг один из них к другому, своему товарищу.
- И чего?
- Значит, ты тоже видел новую жену наместника?
- Не, не видел, мы вообще с другой стороны стояли, за храмом. А что, есть на что посмотреть? Слыхал, что красотка.
- Ещё бы! Да ты её знаешь. Это ж наша Сабина.
- Врешь, не может того быть.
- Орком клянусь, своими глазами видел её рядом с префектом. Сияет пуще прежнего, глаз не отвести.
- Смотри-ка, обычно у шлюх карьера вниз по наклонной, а эта вон как высоко запрыгнула.
- Что за глупые толки, словно тут не стража на посту, а старые рабыни на базаре! - раздраженно одернул разболтавшихся солдат Галл, хотя до этого не только с интересом прислушивался, но и сам разглагольствовал не меньше остальных. – Вот из-за таких про нас, александрийцев, и говорят, что из нас получаются лучшие жены в империи! – презрительно сплюнув, он отошел от них. Стражники лишь многозначительно переглянулись.
Оглушенный только что услышанным известием о возлюбленной, теперь уже бывшей возлюбленной, он побрел вдоль площади, никого вокруг не замечая. "Её нет, не было, и никогда больше не будет." - повторял он как заклинание и лишь обойдя вокруг площади, остановился. - "Всё, забыл о ней! Забыл!» - мысленно приказал он себе и тут же увидел её прямо перед собой. Это было словно сон наяву – почувствовав на себе его пристальный взгляд, она живо обернулась и тоже посмотрела на него – а, нет, это та, другая…
Сестра-двойник той, о которой нельзя было больше вспоминать, как обычно крутилась возле его матери. Вернувшись полностью в реальность из своей мысленной пустыни, он, словно прозрев, заметил, что его мать оказалась в эпицентре какой-то бурной разборки между христианами, грозящей вот-вот перейти в потасовку.
- Вы и сами еретики, ещё и детей своих во грех богохульства ввергаете! - ругалась мать. - Хотите, чтобы и ваши дети в аду горели? Как сказал Христос: там будет плачь и скрежет зубов. Вот вы и плачете, и зубами скрежещите в лапах у палача. Вам мало этого, чтобы понять, насколько преступна ересь вашего пресвитера? Да чтоб его навсегда из города выгнали! А детей ваших надо у вас отобрать, чтобы их души чистые спасти от вашей богохульной ереси!
Эта речь нашла сильный отклик в душах тех, для кого предназначалась, и всеобщая перебранка слилась в один громкий многоголосый гул проклятий, который, казалось, был слышен даже на небесах. Забыв об осторожности люди с обоих сторон готовы были уже сцепиться друг с другом. Опасаясь за Биррену, её сын посчитал нужным вмешаться, не дожидаясь пока это сделает стража.
- А ну-ка назад! Все разошлись! – врезаясь в толпу, командовал он, угрозами и тумаками заставляя озлобленных людей расступиться и сдать назад. – Никто никуда не лезет, все стоят спокойно!
Видя грозного стражника с оружием, которым он без сомнения готов был воспользоваться, народу ничего не оставалось, как отступить и довольствоваться руганью. Но и та уже было совсем улеглась, когда над площадью раздался тоненький, но громкий и пронзительный голосок, заставивший противоборствующих вновь встрепенуться:
- Арий, вон из города! Арий, вон из города! – скандировала Лидия, ловко забравшись на выступ у подножия гранитной стелы, возвышавшейся на соборной площади в память об александрийских мучениках.
- Ах! – только и смогла произнести матушка Биррена.
Речевка пришлась по душе александровцам и была охотно и дружно подхвачена ими. Драка завязалась молниеносно. Мужчины разили друг друга кулаками, женщины вцеплялись друг другу в волосы, дети визжали и орали. И над побоищем не смолкая летел торжественный и тонкий девичий голосок. Вся эта вакханалия продолжалась недолго, ровно до тех пор, пока стражники бесцеремонно не стащили с камня виновницу потасовки, а также схватили ещё несколько человек, что заставило остальных сразу присмиреть и разойтись, и, кто со злорадством, а кто с жалостью наблюдать за арестами главных зачинщиков.
- Сынок, ну иди же скорее, забери её у них! – в отчаянии проговорила Биррена, подталкивая сына следом за солдатами, уводившими с площади арестованных.
- Матушка, не знаю зачем ей это, но она явно добивалась, чтоб её арестовали, – хмуро отвечал ей сын. – А теперь что ж поделать.
- Да у тебя как будто сердца нет! – голосом, исполненным горестной укоризны, воскликнула мать, стирая краешком покрывала слезы.
Сын обреченно вздохнул.
- Ладно, хорошо, иду! Смотри, что сейчас будет!
Валерий догнал стражника, ведшего прихрамывавшую девушку, – при падении она разбила ногу, - и преградил ему путь.
- Эй, друг, лучше отпусти эту девушку, она все же дочь городского куриала, - весомо проговорил он.
- И что с того? – глянув на него, как на помешанного, отозвался стражник. – Да хоть самого
