Гражданское дело

Николаевну передернуло судорожно. « Господи! Зачем ты меня вчера не остановил?»  Она мрачно осмотрелась вокруг. Все было обычно и нормально до противности. Машина  тряслась, мотор рычал, за бортом неслось вслед за дорогой снежное облако, и в кузове дырявого фургона все дышало миром и покоем.  В самом углу фургона, у стенки, примыкающей к кабине, дремали рядышком сцепленные друг с другом осужденный с конвоиром. Дальше  вдоль борта строила глазки адвокату секретарь суда. Сам адвокат сидел напротив, рядом с Ольгой Николаевной. Он улыбался, чувствуя на себе внимание девушки, и время от времени пытался читать какую-то книжку.    С краю, возле заднего борта, громоздился прокурор. В своей дубленке и огромной рыжей меховой шапке он  был похож на доброго  былинного богатыря. Закирова Лина сидела, отвернувшись от всех, тоже в  углу фургона, напротив осужденного и конвоира.
              «Почему все так спокойны? - мысленно недоумевала Ольга Николаевна.-  Человека четырнадцати лет отроду насильно отрывают от родных корней, насильно погружают в машину и насильно отправляют неизвестно куда к чужим людям в чужой мир. За что? И по какому такому праву? Неужели кто-то всерьез полагает, что подобное насилие может принести человеку благо?   Неужели никому и в голову не приходит, что это безобразие, бесчинство?  Как можно? Как можно читать, дремать, улыбаться и пялиться  на дорогу, когда волею и усилием какой-то кучки людей разрушается естество родственных уз? Надо что-то делать! Но что? И главное, как? Нет, теперь уже все поздно! И нет смысла».
«Поздно, поздно, поздно! – шуршали  на снежном накате колеса.
                                                                                                                                  6

              Наконец, подъехали к «аэродрому». Грузовик резко дернулся, затормозив так, что едва  не свалил всех своих пассажиров в кучу, потом еще раз дернулся вперед, отбросив людей к заднему борту, фыркнул, чихнул  последний раз и остановился. Впереди, прямо перед носом грузовика, глубоко утонув в сугробах, сидело жалкое строение с широко разинутым зевом и безжизненно висевшим возле него подобием двери.
              Пассажиры выгрузились, потоптались у машины, разминая  телеса, повздыхали, взирая на  жалкую архитектуру «вокзала», и потрусили в его нутро. Впрочем, прокурор с адвокатом при непосредственном участии шофера, вооружившись имеющимся у последнего необходимым инструментом, принялись обживать  временное пристанище. Это было очень мудро с их стороны, поскольку самолет должен был прилететь только к трем часам, если не задержится. А на часах было еще только половина второго. Сидеть на морозе полтора часа без дела  и тепла  было бы слишком опрометчиво. Поэтому пока прокурор с шофером навешивали на место дверь, адвокат совместно с судьей и секретарем  в спешном порядке принялись приручать печку-«буржуйку». Благо, дров в сугробах  вокруг избушки оказалось более даже, чем достаточно.
             Конвоир же с осужденным и Ольга Николаевна с Линой по понятным причинам были освобождены от работ. Ну, да и без их участия через каких-то полчаса  «буржуйка» нагрела «зал ожидания» настолько, что все постепенно принялись   освобождать  себя от верхней одежды. Закирова Лина не стала снимать пальто. Она сидела, поджав под лавку ноги, довольно далеко от печки.
             -Ты чего же не греешься? – тронула её за рукав Ольга Николаевна. – Садись ближе к печке!
             -Пошла ты… - матерно выругалась Лина и отвернулась.
             -Ну, как знаешь, - сказала Ольга Николаевна обиженно.
               Самолет задерживался. После трех пассажиры по очереди то и дело выскакивали наружу посмотреть в абсолютно безоблачное небо. Наконец, все это надоело. Затушили печку, уселись по лавкам и успокоились. Шут с ним: прилетит, так прилетит. А не прилетит, так вечером  машина  доставит назад  в поселок.
               Вдруг сквозь ленивую тишину прорвался отдаленный рокот мотора. Летит! Люди поспешно вздернулись с мест и устремились к выходу. И тут… Первое мгновение Ольга Николаевна ничего не успела сообразить. Она только уловила внутренним чутьем, как мимо нее стремительно прошмыгнула Лина и устремилась  к лесу, в сторону от дороги.
               -Стой! – крикнула учительница и рванулась вслед. – Стой! Остановись! Назад, Лина! – кричала на бегу, размахивая руками. Вместе с Ольгой Николаевной ловить девчонку бросились и мужчины (кроме конвоира с осужденным, разумеется).  Они настигли ее метрах в двадцати от дороги. Лина  по самый пояс увязла в сугробе  не в состоянии самостоятельно  освободиться от снежного плена. Прокурор, взявши её за руку, выдернул из сугроба. Потом одним движением подхватил под крендель и понес к дороге, абсолютно не обращая внимания на истошные вопли и барахтанья своей ноши.
               Выбрались из леса. Прокурор, не останавливаясь, понес Лину к самолету, уже подрулившего к краю поля.
Ольга Николаевна, подхватив свои и Линины вещички,  засеменила следом.
              -Все равно убегу, сволочи проклятые! – орала Лина. – Чтоб вы все сдохли!
              -Заткнись! -   посоветовал ей прокурор, не выпуская из своих цепких лап. – А не то придавлю и скажу, что так было.
              -Ну, и дави, волк ссученный! Сам же и ответишь потом!
              -У тебя совсем, что ли, соображалка не работает? – отозвалась из-за  прокурорской спины Ольга Николаевна. – Куда побежала-то? В тайгу? Дуреха! Ты же  замерзла бы там  к ночи, или волки  сожрали б.
              -Лучше пусть волки сожрут, чем  у вас в ментовке париться! – ревела Лина.
              -Это дружки твои тебе, что ли,  напели, что тебя в ментовку везут? – усмехнулся прокурор. – Ну, и народ, елки зеленые!
              Он донес Лину до самолета и, не выпуская из рук, легко поставил на небольшую лестницу, служившую трапом. Высунувшийся из «кукурузника» летчик  мгновенно втащил Лину вовнутрь.