Губернатором Блад был недолго. Через пять месяцев из Англии пришел приказ об его аресте, и, все по той же иронии судьбы, полковник Бишоп вновь занял свой пост — временно, до окончания всех разбирательств. Видимо, поэтому Блад был все еще жив. Да, самое время поразмышлять о превратностях судьбы...
Послышался шорох, и Блад покосился налево: в неверном свете свечного огарка с трудом можно было различить фигуру человека, сидевшего на грубо сколоченной кровати. Друг от друга и от неширокого коридора узников отделяли толстые прутья. Напротив была точно такая же камера, правда, пустующая. Эта часть тюрьмы предназначалась для особо важных заключенных, и, помимо запирающихся на крепкий замок решетчатых дверей камер, в коридоре была установлена еще одна — окованная железом и снабженная засовами.
Человек в соседней камере обхватил голову рукой и сдавлено застонал.
— Вам надо лежать, дон Мигель, — негромко проговорил Блад по-испански.
— Подите к дьяволу, дон Педро, — хрипло отозвался тот.
— При контузиях необходим покой, — поскольку испанец не отвечал, Питер вздохнул: — Вы напрасно не прислушиваетесь ко мне. Если бы вы последовали моему совету и оставили морское дело, то не оказались бы в английской тюрьме по обвинению в пиратстве.
— О, только вам и давать советы! — дон Мигель вскочил, но тут же охнул и повалился обратно на свое убогое ложе.
Дон Мигель де Эспиноса-и-Вальдес был пленен несколько дней назад, и этим утром его приволокли в тюрьму под аккомпанемент сочных кастильских проклятий. Впрочем, для повисавшего на плечах двух солдат испанца это был единственный способ выразить свое отношение к происходящему. По случаю поимки очередного пирата тюрьму посетил торжествующий полковник Бишоп. Ему и принадлежала идея поместить дона Мигеля по соседству с Бладом.
— Вам будет о чем поговорить, — плотоядно улыбнулся Бишоп на прощание.
Когда губернатор и солдаты охраны ушли, Питер обратился к лежащему на кровати испанцу:
— Я сказал бы: доброе утро, дон Мигель, но увы, для нас обоих это не так...
Тогда только обнаружив, с кем свело его Провидение, тот разразился очередной серией ругательств: давним врагам и в самом деле нашлось о чем поговорить. Высказав все, что он думал по поводу «проклятых еретиков» в целом и Блада в частности, он напоследок обратился к Небу с упреками в несправедливости, а после замкнулся в угрюмом молчании.
Помимо контузии, у де Эспиносы была прострелена левая рука, наспех наложенная на предплечье повязка побурела от крови. Вечером его осмотрел-таки врач, и, насколько мог заметить Блад, рана испанца выглядела скверно. И так же скверно пахла — среди прочих малоаппетитных ароматов, наполняющих воздух камеры, его чуткий нос улавливал едва ощутимую сладковатую нотку гниения.
Блад вздохнул еще раз и, подойдя к окну, взялся руками за решетку. Небо было усыпано крупными звездами, и его наметанный взгляд тут же выхватил Южный Крест среди прочих созвездий. Блад скрипнул зубами, его пальцы стиснули шероховатые, покрытые окалиной прутья, будто бы он мог выломать их из каменной кладки. В первые дни он в ярости метался по камере, называя себя последним болваном. Как можно было поверить в обещания лорда Уиллогби! Хотя ордер на арест бывшего пирата пришел из Лондона, так что его светлость тут ни при чем. Да и особого выбора тогда не было... Прикинув, какое сегодня число, Блад грустно усмехнулся: его свадьба с Арабеллой, должна была состояться через неделю. Но лучше ему не думать об этом, иначе тоска станет невыносимой.
Стукнула о стол кружка, и он спросил, не поворачивая головы:
— Хотите пить?
Де Эспиноса не удостоил его ответом, но Блад понимал, что испанец, потерявший много крови, страдает от жажды. Здание тюрьмы раскалилось под знойным солнцем, и даже ночью узники изнывали от духоты. Однако, по распоряжению губернатора, в день им приносили только один кувшин воды.
— Ваш кувшин пуст, а в моем еще осталось немного воды. Полагаю, что зазор между прутьев позволит протолкнуть кружку.
— Обойдусь, — буркнул дон Мигель, — не хватало еще, чтобы я принял от тебя помощь, английская собака!
— Ирландская, — привычно поправил Блад, пожимая плечами. — Вы утомительны в своей ненависти, дон Мигель.
— А вы — в свершении благих деяний, капитан Блад.
— Я как раз размышляю о благих деяниях и прихотливой игре случая, — усмехнулся Питер, — и если желаете, мы можем побеседовать об этом. Времени у нас предостаточно, — он развернулся к испанцу. — Что есть зло, а что благо — все зависит от точки зрения. К примеру, пребывание в этих стенах для нас благом не является, чего нельзя сказать о губернаторе Бишопе.
Де Эспиноса пробормотал что-то сквозь зубы, однако Блад расслышал «el pirata» и «maldito».
— Кстати, о пиратах. Если взять налет дона Диего на Барбадос, что явилось источником безграничных страданий для его жителей...
— Не тебе, подло убившему моего брата, тревожить его тень! — гневно воскликнул дон Мигель.
— Думаю, жертвы его рейда не согласятся с вами, — возразил Блад. — Но вы не дослушали. Я и мои товарищи могли бы быть признательны дону Диего за освобождение, а некоторые из нас — за спасение от неминуемой гибели. И если бы он не предал нас, то, скорее всего, сам бы до сих пор здравствовал.
— Ты гнусными угрозами принудил Эстебана помогать тебе, — превозмогая слабость, де Эспиноса поднялся на ноги и подошел к решетке. — И ты все равно прикончил бы Диего.
Блад поморщился:
— Гнев и рана мешают вам мыслить логически, дон Мигель. Мы заключили соглашение с вашим братом, и он дал честное слово, что приведет «Синко Льягас» в Кюросао. Разве возможность обнять вашего племянника не свидетельствует о том, что я, в отличие от дона Диего, выполнил свое обещание?
— Слово, данное еретикам, — ядовито вставил де Эспиноса, однако Бладу показалось, что тот был несколько смущен.
— Дон Эстебан не рассказал вам об этом? — проницательно спросил он испанца, а затем продолжил: — Дон Диего тоже считал, что свершает благое деяние, но, сдержи он слово, и, весьма вероятно, испанские корабли и колонии никогда бы не подверглись нападениям капитана Блада. Что возвращает нас в начало дискуссии...
Дон Мигель тяжело перевел дух, на его висках блеснули капли пота:
— Готов поклясться, что вы одержимы дьяволом, дон Педро!
— У нас обоих есть неплохой шанс вскоре встретиться с ним, — философски заметил Блад, — как и с вашим братом. Так вы хотите воды, дон Мигель?
— Да, черт вас побери!
Напившись, де Эспиноса улегся на кровать и затих. Догорающая свеча затрещала, на мгновение ярко вспыхнула, затем камера погрузилась во тьму, а Блад вернулся к созерцанию ночного неба.
***
Утро, как и две дюжины других, проведенных Питером в тюрьме, началось с лязга засовов, возвещавшего приход караульного, который принес узникам вожделенную воду и по паре ломтей не слишком свежего хлеба.
Дон Мигель мрачно смотрел перед собой, баюкая раненую руку.
— Как ваша рана, дон Мигель?
— А вы как думаете, дон Педро? — де Эспиноса встал и принялся расхаживать по камере, бросая вокруг гневные взгляды. — Будь она проклята, ваша Англия! Я знатного рода и вправе требовать достойного обхождения, а меня держат в этой клоаке.
Блад счел нужным возразить:
— С вами не так уж и дурно обходятся. Верно, вам не доводилось бывать в тюрьмах вашей родины.
— Благодарение Господу... — дон Мигель остановился напротив Блада и подозрительно уставился на него:
— А вам что, доводилось?
— Я провел два года в тюрьме Севильи как военнопленный. Там не видели разницы между знатным сеньором и простолюдином. Камеры переполнены настолько, что в спертом воздухе едва тлеют факелы, а едой, которой кормят заключенных, побрезговали бы бродячие собаки. Впрочем, для разнообразия узника могут бросить и в одиночную камеру, — в глазах Блада появилось жесткое выражение. — Каменный мешок, где нельзя ни встать в полный рост, ни лечь, и, даже сидя, не удается выпрямить ноги до конца. В таком положении и в полной темноте несчастный находится неделями, а нередко — и много, много дольше... Нужду он справляет под себя. Раз в сутки ему, как дикому зверю, через решетку кидают кусок хлеба, и только так он может догадаться, что прошел еще один день. Мышцы ног сначала разрываются от боли, затем теряют чувствительность. Не ко всем возвращается способность ходить, — он усмехнулся. — Здесь, по крайней мере, просторно и есть свет.
Де Эспиноса передернул плечами.
— Как военнопленный? — переспросил он после паузы.
— Да, я воевал в рядах французской армии. Однако, сейчас Испания и Англия - союзницы... Как вы угодили в плен? - Блад пристально взглянул на де Эспиносу: - Неужто вы продолжали топить английские корабли? Или пошли на то, чтобы атаковать какое-то английское поселение? Тогда вам еще повезло, что вас не казнили немедленно.
При последних словах Блада лицо испанца исказилось от ярости.
— Я не нападал ни на какие поселения! Что же касается кораблей - о да, я был вынужден вступить в бой. С тремя кораблями, по виду — пиратскими, а на поверку оказавшимися английскими каперами. Англия щедро раздает каперские грамоты пиратам и даже принимает их на государственную службу! — он саркастически скривил губы. — А уж затем меня передали в руки губернатора Бишопа — меня, гранда Испании! Как... какого-то пирата.
— А ваши люди?
— Мне неизвестно, что с ними стало, — пробормотал дон Мигель. — Скорее всего, с ними расправились на месте.
— Скорее всего, — кивнул Блад, хорошо понимая, что судьба простых испанских моряков была печальна. В который раз он подумал о тех корсарах, которые, подобно ему, поверили в амнистию и остались на Ямайке: их тоже могли арестовать и отправить на виселицу. Помолчав, он добавил с ноткой иронии в голосе: — Вы адмирал и из влиятельной семьи. Вряд ли ваше заключение продлится долго. Возможно, губернатору Бишопу еще придется принести вам извинения за причиненные неудобства.
— Если только губернатор Бишоп не поспешит казнить меня, ни во что не вникая, — де Эспиноса отвернулся к стене. — И не могу сказать, чтобы я был в милости у его величества Карлоса в последний год.
— Не думаю, что Бишоп настолько глуп, чтобы сделать это, иначе ему самому не сносить головы. И спокойнее — волнение вредно для вас, дон Мигель, я говорю это как врач.
— Питер!
Оба вздрогнули, услышав нежный голос. Мисс Бишоп, в светло-лиловом платье, стояла по ту сторону решетки, словно видение из другой жизни. Рядом переминался с ноги на ногу давешний караульный.
— У вас четверть часа, мисс Бишоп, — пробормотал он. — Я обожду там, за дверью.
— Арабелла, дорогая... — Блад быстро подошел к решетке. — Как тебе удалось?
— Я добилась от дяди разрешения на свидание с тобой, — девушка протянула руку сквозь прутья, и Блад припал к ней