находится отрок, прозваньем Сигфрёд, старший сын кузнеца Хардвина Умелого, который должен сегодня предстать пред ликом Всеотца, бога Одина?
- Он здесь и ждёт этой возможности, досточтимый старейшина Фридхольд! - так же приподнято-торжественно ответил старый Ормульф.
- Веди же нас на Божью скалу, служитель Одина, ведун Ормульф! Мы все ждём встречи с Всеотцом, высоким наставником отважных мужей. Наши сердца открыты и жаждут единения с ним.
Не сговариваясь, люди слились в нестройную колонну и двинулись через лес в сторону капища Одина. Дошли на удивление быстро - помогли лёгкие лыжи, висевшие за спиной у каждого участника торжества. Достигнув вершины скалы, мужчины заполнили священную поляну и обступили деревянное изваяние Одина. Узкая полоска зари угасла, и одноглазый Один, освещенный колеблющимся пламенем светочей, казался ещё более мрачным и грозным.
Выхваченные огнем из темноты, стволы и сучья сосен похожи на обнаженные человеческие тела, скрюченные судорогой страданий. Глядя на них, собравшиеся невольно вспоминали о человеческих жертвах, приносимых на огромном камне-жертвеннике у подножия идола. Ведун Ормульф запалил священный огонь и указал Сигфрёду его место перед лицом Одина - близ камня - жертвенника. Парень единственный, кто стоял с непокрытой головой, сжимая шапку в руке. Теперь сына кузнеца обступили четыре отрока с именами, напоминающими названия сторон света, их специально выбрали из жителей деревни перед торжеством - Нордбьёрн, Остлунд, Сёдргельд, Вестгард. Они совсем юные, едва переступившие возраст десяти зим, у каждого в правой руке яркий, только что зажженный факел. Через несколько мгновений отроки молча встали с четырех сторон от Сигфрёда - с полночи, восхода, полудня и заката — и замерли в неподвижности. Воцарилась тишина, которую нарушали лишь потрескивание горящих факелов да квохтанье жертвенного петуха. Собравшиеся терпеливо ожидали дальнейших действий ведуна, его непосредственного участия в ритуале.
И вот Ормульф медленно приблизился к Сигфрёду, а в руках у старика блеснули большие ножницы. Затем он поднял с затылка юноши прядь волос и отстриг её. Отрезанные волосы ведун отдал отцу Сигфрёда, кузнецу Хардвину Умелому. Эти волосы каждый отец хранит до смерти своего сына. После этого кузнец передал ведуну Ормульфу меч собственной работы на широком узорном поясе. Старик отдал ножницы Хомраду - ему вскоре тоже придётся пройти обряд посвящения в мужи, затем торжественно принял меч и собственноручно опоясал Сигфрёда символом взрослости и мужества. Взволнованный юноша почувствовал, как широкий пояс сдавил нижние ребра, заставив выдохнуть почти весь воздух и вытянуться в струнку, отчего фигура его стала прямее, выше и стройнее.
У служителя Одина не сразу получилось застегнуть большую поясную пряжку. Сигфрёд очень хотел помочь старику, но не смог даже пошевелиться - большой и тяжёлый меч упёрся в ледяную корку снега и не давал согнуться. Наконец упрямая пряжка оказалась застегнута. Теперь к Сигфрёду приблизился старейшина и вручил новый, отливающий серым инеем плащ из волчьих шкур, а сверху положил серебряную застёжку для него. Вслед за старейшиной выступил его сын, Готхольд Охотник и опустил к ногам Сигфрёда боевой лук, а так же тул со стрелами, второй же сын старейшины - Гантрам Быстрый надел на обнаженную голову парня старый, но надёжный и начищенный до серебристого блеска, шлем.
Сейчас старшему сыну кузнеца надлежало произнести слова благодарности и обета защиты родовичей, те слова, что он сочинил и выучил с помощью старого Ормульфа еще накануне. К тому времени в горле Сигфрёда пересохло от волнения, и отрок чужим и неузнаваемым голосом произнёс:
Я битве за дом наш не струшу, поверьте.
Родных и друзей я не выдам врагу.
Тот, кто родовичам жизнью обязан,
Будет всегда начеку.
Вами теперь я мечом опоясан,
На радость роду всему и на слёзы врагу.
Но и кормильцев своих не забуду -
Сеть рыболовную, охотничий лук и соху.
В Хеле туманном
Не место мужчине.
Стану я сильным, отважным и смелым
В тяжёлом труде и смертельном бою.
В том я Одину, мудрому и справедливому
Самую верную клятву даю.
(В.Паутов)
Тут Сигфрёду подали петуха и большой тяжелый нож. По обычаю отрок должен отсечь птице голову и вылить из неё кровь на жертвенник у подножия Одина, а тушку передать старому ведуну для предсказания судьбы вновьпосвящённого. И Сигфрёд исполнил этот ритуал, сопровождавшийся высоким, но мелодичным пением Ормульфа. Старик молитвой подтвердил клятву Сигфрёда роду и Всеотцу. Люди же, стоявшие в почтительно замерших позах, не чувствали холода - никто не надевает рукавиц. Закончив первую молитву, Ормульф бережно подхватил тушку петуха и расположил на жертвеннике, а затем разрезал вдоль ритуальным ножом. Стекающая кровь дымилась на морозе, но печень птицы выделялась чистым, незамерзающим розовым комочком. Ормульф Тощий взял печень петуха левой рукой, а пальцем правой начал водить по гладкой поверхности, что-то сосредоточенно бормоча себе под нос.
- Тебя, муж Сигфрёд, в грядущей жизни ждёт суровая судьба, но и особое предназначение - живым и с честью выйти из тяжёлых испытаний для блага многих... Так поведал мне Один! - подвёл итог своих изысканий старый ведун. Затем Ормульф стремительно подошёл к священному огню, который истово пылал, освещая всю замершую в зимней ночи округу и бросил щепоть жёлтого порошка. Мгновенно ожившее пламя скакнуло выше головы старика, обдав лицо жаром и мелкими искрами. Какое-то время усердный служитель Одина стоял с закрытыми глазами, нашёптывая благодарственную молитву, а затем уверенно и громко произнёс:
- Один, господин наш верховный, готов говорить с тобою, муж Сигфрёд! Он желает передать тебе своё откровение. Прими же дар бога, смертный, избранный им для беседы!
Тут ведун Ормульф властно махнул рукой и четверо мужчин: кузнец Хардвин Умелый, братья Готхольд Охотник и Гантрам Быстрый, а так же рыбак Альтман Крепкая Сеть, обступили вновьпосвящённого со всех сторон, ожидая дальнейших повелений ведуна. Ормульф Тощий, сняв с пояса заветную фляжку полную чудодейственного грибного настоя, выпоил Сигфрёду половину содержимого. Немного времени прошло, а глаза избранного богом, начали слезиться и сонно закрываться.
- Пора! - во второй раз махнул рукой старый ведун. И мужчины, подхватив Сигфрёда, положили на длинную плоскую каменную плиту рядом со священным огнём.
- Теперь, смертный, внемли воле Всеотца! - крикнул служитель означенного бога и красивым звонким голосом затянул старый гимн, посвящённый Асам. Улавливая знакомую мелодию, Сигфрёд покорно закрыл глаза и постарался отрешиться от всего окружающего. Сын кузнеца ждал гласа Одина. И, наконец, услышал.
- Внимай, смотри и запоминай, муж Сигфрёд! Тебе решать как поступить, увидев это! Но ты не сможешь миновать своего предназначения, даже, если заткнёшь уши и крепко зажмуришь глаза. Это - твоё грядущее и твой рок! Я так решил! - как громом прозвучало в ушах засыпающего Сигфрёда.
И юноша увидел и услышал всё, что до него старался донести мудрый и воинственный бог... Большой иссиня-чёрный Ворон с распростёртыми крыльями и Бескрылый Змей, Линнорм... Они трепещутся на стягах, двигаясь как живые, готовые вот-вот сорваться с них и кинуться в гущу сражающихся людей. Массивный, прямо исполинский, зелёный холм... У подножья которого грудятся высокие горы мёртвых тел - люди в блестящей броне и бездыханные лошади. Земля кругом утыкана бесчисленными стрелами... На вершине холма видится человек на лошади: властный, в красном боевом плаще, оттеняющем его чёрную с проседью бороду и такие же чёрные волосы, его сияющие доспехи слепят глаза. Вот он вынимает меч... И страшный кабаний рык наполняет всё пространство, от земли и до самого неба. Величавый всадник, окружённый блистательной конной дружиной стремительно несётся вниз, сметая на своём пути ряды врагов... В уши врывается и надолго застывает там бесконечный гул военных рогов, лязг железа о железо, крики и стоны неисчислимого количества раненных и умирающих воинов... Вот неистово рубится с врагами видный витязь с ямочкой на подбородке, в посечённых во многих местах доспехах, оставшийся один на один с огромной сворой рвущихся к нему недругов...
Удивительно, но меч в его руке говорит, поёт и смеётся... Рыжеволосый воин, утыканный стрелами, в последнем порыве кидается с копьём на врага... Пронизывает им наглого свейского наёмника и падает замертво рядом с телами мёртвых друзей... Израненный богатырь, лицом похожий на властного исполина, ведущего конную дружину с вершины холма, вооружённый секирой бросается на полсотни осмелевших и выбравшихся из плена врагов, на многих из них ещё болтаются обрывки верёвок... Вот и он сам, Сигфрёд. Его руки, одежда, ноги в потёках красной пахучей влаги... И горячая, чужая кровь брызгами стынет на лице... Вот Хомрад с коротким копьём в руках обороняет палатки с раненными...
Кругом царит смерть, ужас, неразбериха и адская бойня... А вот родные края, знакомый взгорок в окружении леса... На земле, поросшей сочной травой, головой на щите лежит тело величавого воина в старых, но добротных доспехах... Широко раскрытые, но неживые глаза неотрывно смотрят в небо... Как же чист и безмятежен их взгляд... До боли знакомыми кажутся черты лица павшего... И огромные, во всю округу, глаза волка, на которых, как утренняя роса, блестят слёзы утраты... Заунывный и протяжный в своей безысходности, страшный и отчаянный в своей обречённости, волчий вой... Потом солнце яркое, горячее и слепящее, падает и осколками бьётся о подтаявший лёд, подёрнутый белыми облаками пара... Конское ржание и человеческий прощальный крик... Крик-послание... А дальше, только холод и тьма...
Сигфрёд проснулся так же внезапно как и уснул. Юноша поспешно открыл глаза, всё ещё находясь под угнетающим впечатлением увиденного, от тяжёлых ощущений которого, хотелось быстрее избавиться. Сигфрёда споро подняли и поставили на ноги.
- Что ты видел? - заинтересованно, но напряжённым голосом, спросил старый ведун
- Смертельную бойню, гибель и кровь многих. Крики умирающих до сих пор стоят у меня в ушах. Ещё я видел себя и брата. И мы оба были там, в этом кровавом аду. На поле сечи мне встретилось много незнакомых людей, мёртвых и живых... В толк не возьму для чего... И ещё я заметил солнце, утонувшее в зимнем озере...
О том, что он видел на Заячьем холме, и про странные волчьи глаза, Сигфрёд умолчал, как-будто одноглазый бог попросил его об этом. И может быть в будущем, он даже пожалеет о своей недосказанности, ведь узнал же погибшего воина. Но лучше ныне живым ничего не знать о своей смерти, чтобы принять её достойно, так решил посвящённый в мужи отрок Сигфрёд, старший сын кузнеца Хардвина Умелого.
- Да... Похоже летом опять будет война. Тяжёлая и страшная. Многие сгинут в ней. Многие вернутся калеками. Выжившие не возрадуются, а павшие уйдут в Вальхаллу. Опустеет земля наша. О том и предупреждает нас Всеотец. Таково его напутственное слово - «мужайтесь и боритесь, ибо судьба ваша в ваших же руках!»
Услышав слова старого ведуна, жители
Спасибо!