С тех пор, как Ахита вернулся из ада, не произошло ничего примечательного. То ли Зло решило, что сопротивление Добру бесполезно, то ли выжидало, но весь следующий месяц человек в чёрном ничего не предпринимал.
Пользуясь затишьем, Хита и Канти продолжали любить и холить друг друга под недоброжелательным взглядом Антаки, ревновавшей воплощение света к маленькой сопернице. Ахита, напротив, относился к чувством пары с трепетом, как к непонятному и недоступному ему явлению, и нередко деликатно оставлял влюблённых наедине, за что те мысленно его благодарили.
Но тьма не была бы тьмой, если бы бездействовала, не пытаясь подмять мир под себя, и её представитель, несомненно, вынашивал преступные замыслы, но так, что этого никто не замечал. Он подолгу отсутствовал, и сама Смерть не знала, где пропадает её партнёр. А тот готовил материал.
Римма возвращалась с работы. Сегодняшний день оказался тяжёлым даже для привычной к физическому труду женщины. Широкие рулоны искусственного меха, которые работники цеха раскатывали в поисках брака, оттянули руки, а спина и ноги ныли от тяжести переносимого с места на место груза.
«Ничего, – вспомнив о муже, подумала Римма, – Витя поможет мне расслабиться: сделает массаж, нальёт ванну, вкусно накормит, и все проблемы останутся позади. А в следующем месяце, даст бог, машины починят, и проколов в работе станет намного меньше».
Улыбаясь своим мыслям, женщина вошла в подъезд, отперла дверь квартиры на первом этаже и удивилась непривычной тишине. Дети не встречали её, как обычно, восторженными взвизгами, мужа она тоже не наблюдала.
«Наверное, уснули», – несколько разочарованно подумала хозяйка и прошла в спальню.
Увиденное там заставило её замереть. Покрытые синяками и ссадинами, напуганные, но молчавшие мальчики сидели, привязанные к батарее, а Виктор, развалившись в кресле, читал газету. Он посмотрел на застывшую жену, и глаза его потемнели.
– Где ты шлялась? – ровно и зло спросил он.
– Я работала, – растерянно ответила та.
– Работала, значит?
Мужчина поднялся и шагнул вперёд.
– А то, что я тоже пашу и устаю, как пёс, для тебя не имеет значения? Почему я прихожу к пустому холодильнику, а? Почему не выстирано и не поглажено бельё, и вокруг кавардак? Почему эти зверёныши…
Он кивнул на сжавшихся детей.
– … почему они мешают мне отдыхать? Разве мы не говорили об этом? Или тебе показалось мало?
– Витя, да ты что, – слабо возмутилась Римма, не понимающая, что происходит, – белены объелся? Мы же делаем всё вместе в выходные и…
Она не закончила. Тяжёлый мужской кулак врезался женщине в лицо, рассекши губы, слёзы брызнули из её глаз, и она закричала. А Виктор не останавливался. Каждый взмах руки уничтожал прежнюю боль, рождая другую, более сильную и пронзительную. И вскоре Римму накрыла темнота.
Хита подскочил на кровати. Он услышал, как щёлкнул турнирный счётчик, и отклонение было явно не в пользу Добра. Ухо Канти не улавливало звуки движения космических шестерёнок, но, увидев, в каком состоянии находится возлюбленный, гений встревожился.
– Милый, что случилось? – стряхнув остатки сна, поинтересовалась она.
– Ахита что-то придумал, – угрюмо ответствовал мужчина. – На его чашу весов один за другим сыплются очки, а значит, пришло и наше время.
Тяжело вздохнув, Канти посетовала:
– Ну, что ж, пора прощаться с этой оболочкой, а жаль…
– Зачем? – удивился Хита. – Пока ты на Земле, можешь оставаться в ней.
– Но как тогда я смогу тебе помочь?
– Только любовью и пониманием, – нежно целуя женщину, ответило Добро. – Я не возьму тебя с собой.
Канти недоумевающее захлопала ресницами.
– Почему?
– Это опасно.
Гений расхохотался и, мгновенно усыпив свой сосуд, выскользнул наружу.
– Но я бессмертна, как и ты. Так что мне может угрожать?
Улыбнулся и Хита, с лица которого не сходило выражение озабоченности.
– Совсем забыл, – промолвил он, осторожно гладя золотые волосы любимой, обрамляющие маленькое личико. – Тогда идём. Возможно, ты заметишь вещи, на которые я не обращу внимания.
На сборы не потребовалось много времени, и вскоре светловолосый мужчина в белом, держа сидящую на плече спутницу за руку, вышел в ночь, полную зловещих тайн.
В мрачном, тесном подвале плакал ребёнок. Мальчик лет восьми, потирая ушибленную ногу и не переставая лить слёзы, периодически принимался взывать о помощи. Но крики звучали всё реже, ведь он уже понял, что никто его не услышит.
Парнишка не мог поверить, что беда случилась именно с ним. И Коля… Коля – его вернейший друг, с которым они пришли играть к полуразрушенному дому, не только не помог ему, но и забил камнями спасительный лаз. Жертва пыталась расшатать преграду, но с внутренней стороны зацепиться было не за что, поэтому Лёша, так звали мальчика, лишь расцарапал руки в кровь, и к боли в разбитой коленке прибавилась другая – в изъязвлённых ладонях.
Алёша снова закричал, зовя маму. Захлёбываясь рыданиями при мысли, что умрёт здесь от голода и жажды и никогда больше её не увидит, он, вопреки всему, всё же надеялся, что самый любимый человек обязательно отыщет сына.
Он ошибся, нашли его другие. Внезапно у подвального окна послышалось:
– Хита, похоже там плачет дитя. Только как оно туда попало?
Женский голос, прозвенев, как колокольчик, стих, и зазвучал низкий, но благозвучный мужской:
– Эй, кто тут?
Мальчик набрал полную грудь воздуха.
– Дяденька, тётя, спасите меня, – во всю силу лёгких позвал он.
Кирпичная кладка затряслась, камни, один за другим, вылетели из отверстия, и в проёме показалась светлая голова.
– Тебе помочь или ты сам?
– Сам, сам, – обрадовано ответил Лёша и, постанывая, выбрался наружу.
– Как это получилось? – кивая на зияющую дыру, поинтересовался спаситель.
И мальчик всё ему рассказал.
Брезжило утро. Хита и Канти, подлечив ребёнка и отведя того к матери, направились к дому, где застали Ахиту. Расположившись в неудобном, шатком кресле, он дремал, а Антака сидела за столом и, подперев голову рукой, рассматривала спящего.
– Устал, да? – войдя, рявкнул Хита, заставив людей подскочить от неожиданности. – Гадостей натворил, можно и расслабиться?
– Вы и так долго отдыхали, – потягиваясь и ухмыляясь, ответствовал тёмный, – пора за дело.
– И что ты затеял на сей раз? – нежным голосом поинтересовалась Канти.
Ахита изумился:
– Фу ты, а я думал, что Хита ушёл без тебя, – показав на занятую сосудом гения постель, произнёс он.
Пожав плечами, тот проскользнул в оболочку и поднялся с одра в любимом Хитой облике.
– Терпеть не могу втискиваться обратно, – посетовал он. – Тесно, мокро, скользко, и к этому не сразу привыкаешь.
Ахита хихикнул, но тотчас посерьёзнел, поймав взгляд Добра.
– Никому ничего не скажу, – заявил он, – додумывайтесь сами.
– Даже мне? – поинтересовалась Антака.
– И тебе. Ты слишком часто стала вставать на сторону света, – объяснило Зло.
– Я?! – возмутилась Смерть.
Но взяла себя в руки.
– Хорошо, – кривя губы, согласилась она, – раз ты меня в этом обвиняешь, я так и поступлю.
Она повернулась к Хите.
– Отдыхайте, ребятки, а я пойду и разведаю, что происходит.
И, бросив Ахите: «Съел?», покинула квартиру.
Ошеломлённое Зло ещё глядело ей вслед, когда опомнившаяся Канти залилась торжествующим смехом.
А в городе, где обосновались сверхъестественные силы, творилось страшное. Люди менялись на глазах; участились случаи домашнего насилия, стрелка на шкале убийств скакнула к знаку плюс, стало больше ограблений и эпизодов вандализма, и порой жителям большого областного центра казалось, что к ним нагрянул сам ад.
Никто не понимал, что творится, не могли уловить суть происходящего и участники турнира. Только Ахита мрачно усмехался, наблюдая, как увеличивается его счёт. Антаки он побаивался, предчувствуя, что именно она положит конец его везению, но, поскольку ничего нельзя было изменить, наслаждался моментом и наблюдал за растерявшимися соперниками.
А те не знали, что делать, и однажды Смерть не выдержала:
– Думаю, нам стоит вмешаться в людское правосудие, – сказала она, – убийц убивать, насильников насиловать, грабителей… пороть до потери сознания.
Хита покачал головой.
– Если мы станем злом бороться со Злом, оно получит дополнительное преимущество. Кроме того, я не смогу поднять руку на человека…
– Убийцу, насильника, вора, – поправила Антака.
– Неважно, – пригорюнилась Канти. – Не в наших правилах уничтожать хомосапиенсов.
– Тогда я возьму этот грех на себя, – взорвалась тёмная. – Я жнец и имею право…
– Не имеешь, – возразил возникший на пороге Ахита. – В книге жизни отмечен срок каждого и…
– Книга жи-изни, – перебив собеседника, протянула Смерть. – Почему я сразу о ней не подумала?
И, исчезая за дверью, кинула партнёрам:
– Пойду, полистаю странички. Ждите.
Лицо Ахиты перекосилось и, хлопнув себя по лбу, мужчина вылетел вслед.
А светлые задумчиво посмотрели друг на друга.
– Кажется, она что-то нащупала, – пробормотала Канти и, сев рядом с озадаченным Хитой, спрятала лицо у того на груди.
Антака устало брела по городу, всматриваясь в лица встречных. Только что она прогнала Ахиту, предложившего ей информацию в обмен на отступничество; он хотел, чтобы напарница бросила светлых и вновь встала на его сторону. Но обиженная недоверчивым сообщником Смерть не пожелала больше тому помогать.
[justify]Анализируя получаемые ею на улицах энергетические данные, она думала, что Ахита прав, и мистические существа очеловечиваются. Хотя жнецы, в отличие от высших, с момента рождения владели двумя сосудами – мистическим и человеческим, долгое пребывание в последнем рождали в душе Смерти чувства, чуждые
Тяжелая глава. И опять миры... Интересно...
