Предисловие: Чего только не бывает на рыбалке. Иногда меняется отношение к жизни. Эх, судьбы-дороги рыбацкие!
«Рыбак не ищет приключений. Они сами находят его.»
Наскальная надпись со стоянки
древнего человека.
ПРОЛОГ
Испокон веков, со времен Древней Руси, так уж повелось, что дороги российские не сходили с языка тех, кто по ним ездил или ходил пешком, запинаясь о колдобины и оступаясь в ямах. Как знать? Может быть, это единственная историческая традиция, на которую очередная власть на Руси, придя к власти, не смеет замахнуться, и оставляет ее для почитания людьми, жителями государственного пространства? Должно ведь быть в государстве хоть что-то незыблемым, неприкосновенным. Власти меняются, памятники сносят, так пусть хотя бы дороги остаются исторической традицией, объединяющей людей, по ним ездящих, ходящих, спотыкающихся и костерящих эти самые дороги. Это то, что объединяет жителей страны с властью, которая солидарна с народом. Она тоже ругает дороги, по которым ездит и на которые старательно собирает налоги.
Да и нужны ли на Руси хорошие дороги? Дороги соединяют города, но разобщают людей, забившихся в свои автомобили, снижают показатели коммуникабельности нации.
Ну, о чем бы могли тогда, при хороших дорогах, говорить двое россиян в купе вагона? Это вопрос. А сейчас? Никаких проблем. После первой рюмки – разговор о погоде. После второй - облегчение души перечислением дорожных ям на жизненном пути, независимо от региона проживания. После третьей рюмки идет братание на почве общих бед и единых взглядов на эти беды. Если подумать, то, может, и не стоит замахиваться на плохие дороги Руси? С их исчезновением рискует измениться весь жизненный уклад жителей страны, перед которыми образовавшийся в общении вакуум может вызвать вопрос: А кого же теперь ругать? Вдруг на фоне безупречных дорог взор граждан обратится вокруг и взору этому в их жизни предстанет такое, что было недоступным в былые годы, когда все внимание было занято выживанием на дорогах. Как знать?.........
Виктор Петрович смолоду столкнулся с родными дорогами, купив Запорожец в восьмидесятые годы прошлого века. Они с дедом частенько ездили на озера, на рыбалку, и Запорожец нередко их выручал, проскакивая через непролазные лужи. А иногда они с дедом выручали его. Виктор в те годы , втайне, признавался себе, что в большинстве случаев причиной их увязания в грязи было его шоферское неумение, неопытность, а не характеристики Запорожца, вся конструкция которого была предназначена для покорения грязей, топей и бездорожной жижи. В таких случаях они с дедом выходили, чавкая сапогами по грязи, брались за ниши задних колес и, поднатужившись, поднимали задок машины из грязи, чтобы переставить на твердое место. Весил Запорожец около восьмисот килограммов, поэтому охотно позволял выделывать над собой такие «вещи».
При этом дед не отказывал себе в удовольствии с назидательным видом старого водилы «пропесочить» горе – водителя, загнавшего их в грязь. Виктору было досадно все это слышать. Он, вместо того, чтобы промолчать, в свою очередь начинал ворчать на деда за то, что тот, вместо того, чтобы молча позволять себя везти, ехал совсем не молча, а постоянно норовил всю дорогу дать указания водителю о том, куда ехать и где повернуть, бубня из-за спины, с заднего дивана. В таких случаях Витюха, обычно, рулил совсем в другую, от дедовых слов, сторону и обязательно застревал. Доходило до смешного. Бывало, в жаркую сухую погоду, где-нибудь на полевой дороге, он умудрялся застрять в единственной во всем поле луже. Кругом сушь. Жара, солнце палит нещадно, а два дурня тянут из грязи Запорожца. Тут уж было обидно, и Виктор «выдавал» деду за все его бухтенье из-за спины. После этого дед некоторое время сидел молча, но вскоре опять принимался за старое. Бухтенье деда было ложкой дегтя в бочке рыбацких удовольствий. Витюха неделю отходил от нее, но к очередной пятнице все забывалось, и он снова подъезжал к дедовым воротам, из-за которых дед выносил всю свою рыбацкую амуницию в виде мешков с сетями, рюкзака с припасами, резиновой лодки. Были там и топор, и котелок, и фонарь, Таскали и таскали, загружая все в Запорожец.
В те годы Витюха наравне со всеми считал себя жертвой российских дорог, негодуя по их поводу. Но один случай заставил его задуматься и прикусить свой язык, после чего Виктор по-иному взглянул на проблему дорог, хотя лучше они от этого не стали. Виктор сделал для себя неожиданные выводы. Случай тот произошел, конечно, на рыбалке и имел место на озере Обменово. Про это озеро Виктор узнал впервые от своего друга, который одно время работал водителем в Рыбнадзоре и возил инспекторов по всей области. Найти озеро было нетрудно, надо было только знать, где оно находится. Сначала от города тридцать километров по федеральной трассе Иртыш, потом поворот на север и еще тридцать километров по асфальтовой районной дороге, комфортной и пустынной, без многочисленных фур и верениц машин. Озеро находилось буквально у дороги – только съедешь с трассы и окажешься на берегу. Озеро не могло не покорить воображение, как с берега, так и на своих водных просторах, среди зарослей камышей, запах которых Виктор всегда с удовольствием вдыхал, вырвавшись в очередной раз на природу. Запах этот будоражил, непроизвольно наполнял его радостными эмоциями, искавшими выхода. Его охватывало желание неумолчной болтовни, как в школьные годы, когда он мог часами смешить девчонок этой своей болтовней, вместе со всеми смеясь над своими шутками. С годами желание «потрепаться», «помолоть» языком стало появляться редко, в минуты рыбацких удовольствий. Ему в этом отношении повезло с дедом, потому что, окажись другой на месте деда, он давно обломал бы об Виктора весла за его рыбацкие зубоскальства, но дед только пыхтел на все его слова, словно юмор отскакивал от него или пролетал мимо.
Там, на озере, невозможно было глазом охватить его размеры и увидеть берега, о которых можно было только судить по чернеющей вдали полоске леса. С берегов озеро обступал плотной стеной камыш, пробраться через который было немыслимо, тем более, на резиновой лодке. Единственный проход был прорублен в камыше там, где они останавливались, у дома бабы Моти и ее мужа, бывшего егеря. Баба Мотя ходила от дома, через дорогу, за водой. Она проходила с ведрами через камыши по длинным деревянным мосткам, которые, похоже, помнили ее молодые годы. Однажды она разрешила им с дедом ночевать на берегу, у костра. С тех пор так и повелось. По утрам они снимали сети и уезжали домой.
Озеро заросло камышом не только по берегам. На всем его водном пространстве буйствовал камыш, хотя местами оно было глубиной до пяти метров. Им приходилось долго плутать среди зарослей, чтобы найти удобное место для сетей. Несмотря на огромные размеры озера, его красоты оказались более впечатляющими, чем уловы. Рыбы попадалось совсем мало, некоторые сети оставались, вообще, пустыми. Приходилось только недоумевать по поводу рыбацких неудач и выслушивать рассуждения деда о том, что опять не там, где надо, поставили сети, что, мол, в следующий раз, точно, угадаем. После таких слов Виктор сразу начинал ждать приближения следующей пятницы в надежде на дедову стратегию.
Однажды утром, когда они собирались в обратный путь, с мешками, полными сетей и с пустыми мешками, предназначенными для рыбы, к ним на мотоцикле с коляской подкатил мужичок. Коляска мотоцикла была с верхом набита огромными, как Виктор их назвал – океанскими – мордушками из прутьев. Он сложил их горой в лодку, уселся в нее и выплыл на озеро. Дед с Виктором переглянулись. Они затрачивают такие усилия, ставят уйму сетей с применением всяких дедовых теорий и рассуждений для обмана карасей, а тут таким примитивным способом ездят не на рыбалку, а за рыбой? Мужик казался им безответным вопросом, скрывшимся в камышах. Они остались ждать его возвращения. Мужик оказался пастухом с соседней летней фермы. Выбравшись на берег, он поведал им дивные факты.
Озеро оказалось с двойным дном. Весной карась отмечет икру и уходит под озеро, не достать его. Летом ловят только гольянов мордушками, да и тех на корм песцам, кто их разводит. С тех пор дед охладел к этому экзотическому озеру, пока однажды ранней весной Виктор не пристал к нему с разговорами. Он убедил деда, что по весне надо ехать в Обменово, когда весь карась дурниной прет на икромет. Надо ловить момент, тогда наловим карася, - убеждал он деда. Дед охотно согласился. Так, в начале мая, они поехали в Обменово.
Березки только-только начали распускать зелень первых листочков, леса стояли голые, непрогретые весенним солнцем. Местами, в низинах, серыми пятнами лежал снег, приметный с дороги. Яркие лучи весеннего солнца радовали больше, чем могла испугать мысль о холодной ночи у костра. Никакие мысли неспособны были помешать празднику открытия рыбацкого сезона. Больше всего в таких поездках Виктор боялся ухудшения погоды в виде дождя, превращавшего дороги в непролазные топи, перед которыми жиденькая мощь Запорожца и его шоферские навыки были бессильны. В ту роковую поездку Виктор непростительно забыл о своих метеорологических страхах. Роковой она оказалась потому, что он уговорил деда сменить место стоянки у спасительного асфальта.
Перед самым озером, когда дорога выныривала из леса, и показывался вдали домик бабы Моти, налево с асфальта был сверток на деревню Носково. Дорожный указатель молча говорил о том, что до деревни восемь километров. Там была грунтовая дорога, предназначенная для езды только сухими колесами. Виктор уже ездили с дедом на тамошние озера. Высокий грейдер шел до самой деревни. По всей его длине с обеих сторон тянулась бесконечная канава с водой, потому что землю из нее когда-то выгребли на устройство дороги. Никаких съездов с дороги не было, кроме одного крутого спуска в сторону озера, накатанного рыбаками и охотниками – этими прародителями всех диких дорог. Едва приметная в траве колея вела к березовой роще, к которой примыкали заросли камыша. Красота там была неописуемая. Однажды Виктор с дедом ночевали там и им понравилось. Выход на озеро в том месте был проще.
Вот туда и повез Виктор деда, полный уверенности, что до летних дождей еще далеко и ничто не угрожает со стороны небес. Да и ночевать там было романтичней, не то, что на придорожной обочине. И дров для костра вокруг уйма. Не надо по дороге загружать сверху багажник.
Лихо скатившись с высокого грейдера по крутому спуску, они остановились у знакомого места ночевки, возле березовой рощи. Лодку накачали быстро, успели засветло поставить сети, выплыть с озера. Когда стемнело, у них уже горел костер, и в котелке варился кулеш, как дед называл свою густющую похлебеньку с кусками сала. Баба Валя, наслушавшись рассказов деда, частенько одолевала Виктора расспросами: Что вы там за кулеш варите?
Как обычно, Виктор выпил с дедом полстакана его портевешка с изображением трех семерок на этикетке. Эх, ядреные три топора, - крякнул дед, морщась от выпитого и занюхивая свой стакан. Про себя Виктор знал, что больше его организм не сможет принять в себя этой жидкости, сколько бы его дед ни уговаривал. Как обычно,
|