Эх, судьбы-дороги рыбацкие!

Окошко водителя в машине было открыто, и из него опасливо высовывал нос мужичок в заляпанной грязью фуражке. Он пытался смотреть вперед, на дорогу. Смотреть на Виктора ему было некогда. Внутри, возле водителя, Виктор успел разглядеть еще и пассажира, вопли которого были слышны через открытое окно: Я же говорил тебе! Гриня -  он такой! Да! Он все может! Для него это -  раз плюнуть! Еще чуть- чуть, братан, и асфальт будет! Крики из машины не умолкали: А как иначе, братан?! Ведь завтра  еще только воскресенье! Мы мигом обернемся! Всего и делов! До райцентра и обратно! Сам понимаешь, братан! Завтра воскресенье! Без Агдам Иваныча никак нельзя! Все будет путем! – бубнил голос из машины, утихая вдали. «Копейка» протащилась мимо, когда Виктор выбрался наверх. Стоя на дороге, он уловил не запах солярки. Над грейдером висел знакомый запах дедова перегара. Похоже, запах этот тянулся за «копейкой» от самой деревни. Виктор от неожиданности почесал затылок: Да уж. Трезвому вряд ли придет в голову ехать в такую пору. А этим любая грязь  ниже колес будет.
Трактор скрылся из глаз за поворотом. Глубокие колеи от его колес начали наполняться водой. Грейдер был обезображен колеями. Зато брюхо «копейки» так отполировало грейдер, словно утюгом прогладили – идеальная поверхность. Когда только можно будет снова проехать по этой дороге? – засомневался Виктор и сполз обратно, к деду, который встретил его словами: Ну, чего ты испугался, голова? Видишь? Ездят люди. Народ не спит. Подождем. Обратно поедет – он нас вытащит. Перегар его речей напомнил Виктору атмосферу грейдера, оставленную »копейкой». Он с облегчением понял, что его попытка одолеть дедову гать откладывается.
Они безуспешно прождали полчаса. Трактора не было, и Виктор не выдержал: Слушай, дед, они там орали, что за Агдам Иванычем поехали. Трактор их ждет, наверное, у асфальта, пока вернутся из лавки. Виктор знал, что дед всегда брал на рыбалку только портвейн, не опускаясь до Агдама, который из-за его цены называли  плодово- выгодным, потому  что это было  еще более низкобюджетное пойло, чем портвейн. Но в деревнях денег на водку не было, и Агдам лился рекой.
Морось сыпала и сыпала. Они с дедом давно не обращали на нее внимания, сами превратившись в часть всей этой слякоти и не имея на себе сухого места. Дед отдал Виктору топор: Ты, давай, еще подруби березок, гать выстилай, а я пойду к асфальту, за трактором. Он кряхтя вылез на дорогу и  потопал вперед. Виктор рубил березки и таскал их к грейдеру просто, чтобы чем-то занять себя, двигаться.
Это было невероятно, но вскоре он услышал знакомый шум трактора. Это был Беларусь, в кабине которого  мелькали светлыми пятнами два лица. Не успел Виктор ничего  подумать, как Беларусь лихо повернул и сиганул с грейдера по гати, которую они с дедом старательно выстилали несколько часов. Трактор слетел с грейдера, проскочил мимо ошалевшего Виктора и уже стоял возле Запорожца. Ни о какой гати больше не могло идти речи. На ее месте было сплошное месиво из грязи и торчащих во все стороны веток. Картина была разрушительная, словно шутник-великан взял и большой ложкой перемешал грязь с ветками. Невозможно было представить, что по этой каше  кто-то когда-нибудь сможет подняться наверх. Все труды насмарку. Но дед вылез из трактора, не  обращая внимания на  причиненные разрушения: Слушай, это Гриня, хороший мужик. Сейчас он нас дотащит до асфальта. Цепляй трос. Многочасовая слякоть не смогла  промочить порох его оптимизма, которого Виктор совсем не понимал. Какой трос?   Вы что с гатью  сделали? – заорал он, чувствуя свою беспомощность перед всем, что творилось вокруг:  Ее надо снова выстилать! Но тут Виктор глянул на трактор и обомлел. Из открытой кабины на него смотрело какое-то нечеловеческое лицо, это была гримаса, страшная рожа, что вполне подходило к ситуации, где, казалось, люди бессильны и только чертово вмешательство могло им помочь. Нет, конечно, из кабины  высовывался не черт, рожек у него не было, но глядя на него, Виктору вспомнилась  жуткая рожа Квазимодо, того урода из французского фильма, увиденного в детстве. Лицо у Грини было страшно изуродовано шрамом от уха до уха, от чего оно казалось перекошенным, криво сшитым из двух половинок – верхней и нижней. Они с дедом так и называли его в  своих воспоминаниях – Гриня косоротый. Зрелище было жуткое. Только его и не хватало для  полного завершения  всех рыбацких удовольствий в тот день.
Тем временем Гриня деловито развернул трактор и Виктор, как заторможенный, прицепил конец троса к Запорожцу, в котором уже сидел дед на своем заднем диване без малейших признаков сомнений и беспокойства. Виктор подумал было, что сейчас Гриня пойдет к грейдеру и будет высматривать и прикидывать, как ему сподручней выскочить наверх по тому месту, которое он несколько минут назад превратил в грязную кашу с  березовыми ветками,  а оглядевшись, заставит их с дедом  стелить новую гать. Но ничего этого не было. Садись за руль! – громко просепелявил Гриня и захлопнул дверь кабины. Трактор нетерпеливо и громко плюнул вверх черным облачком. Как?! Куда?! – продолжал недоумевать Виктор, но вопросы он задавал самому себе. Что-то  бормоча под нос, он сел за руль, машинально вставил ключ  в замок  зажигания, разблокировал руль. Больше он ничего не мог, и от него ничего не зависело во всем том, что их ждало впереди. В машине было сухо, но мокрая одежда, прилипшая к телу, создавала ощущение, что он залез в тесную ванну с холодной водой, наполовину заполнившей его сапоги, но ему  было уже все безразлично.
Тело его вздрогнуло, откликаясь на неожиданный грозный рык трактора, которому Гриня нещадно дал газу. Виктор вцепился в руль и весь съежился, чувствуя, как трос натянулся и Запорожец дернулся вслед за трактором. Дед за спиной молчал, и это было единственное, что позволяло Виктору сдерживать свои нервы. Трактор оглушительно затарахтел и начал разгоняться, словно не чувствуя за собой Запорожца. Вот он достиг грейдера и стремительно вскарабкался по крутому, искореженному откосу  наверх, резко свернув влево по грейдеру и остановившись. Все случилось так стремительно, что Виктор ничего не успел понять. Он только увидел, что они стоят наверху, на грейдере, и с облегчением выдохнул, как будто вынырнул с большой глубины. Пока разгонялись, он даже не дышал.  В мгновение ока трактор оказался на грейдере, и Запорожец, как пушинка или какая-то букашка, влетел туда вслед за ним!  Для Виктора это было какое-то чудо. Но это было не чудо, а техника под названием « трактор Беларусь».  
Главное, что Запорожец не перелетел с грейдера на другую сторону, остался наверху. Гриня  высунул свою физиономию из кабины в сторону машины, одобрительно кивнул, обдав спину Виктора холодком. Они тронулись вперед. Беларусь опять завилял по грейдеру, разбрасывая вверх ошметки грязи, забрасывая ими машину.  Зато Запорожец шел прямо, по колее, не надо было держать руль. Виктор приоткрыл окно и выглянул вниз. Колеса не крутились. Уже с первых метров  ниши колес были  забиты грязью. Машину просто волокли по дороге, как комок грязи, на брюхе. Но все это были мелочи. Они ехали! Ехали к асфальту. Виктор даже не хотел смотреть назад, на колею, остававшуюся после них. Гриня без особых усилий  дотащил их до асфальта, туда, где жизнь, где можно передвигаться. У них с дедом была по карманам какая-то мелочь. Они собрали ее, чтоб хоть как-то отблагодарить за спасение Гриню, который и не настаивал на определенной сумме. Он всем был доволен,  катаясь на своем тракторе.
Гриня остался ждать возвращения мужиков, а Виктору с дедом пришлось с полчаса выковыривать грязь, чтобы освободить колеса от напрессованной грязи, отмывать из лужи окна, по которым морось размазывала черную жижу. Когда ехали по асфальту, по пути было несколько свертков на деревни, до которых вели грунтовые дороги. У каждого такого свертка дежурил трактор. Смотри-ка! – оживился дед: Народ не спит! – дед всегда любил так приговаривать, когда слышал новости о каком-нибудь очередном ограблении. А что? – продолжал он: Дежурят мужики.  Туда -  трешка, обратно -  трешка.  Чем не деньги? Глядишь - набежит на молочишко. Он явно одобрял  предприимчивость местных жителей, не привыкших мириться с бездорожьем и всякими непогодами, мешавшими их повседневным планам. Но Виктор не спешил разделять его восторги: Да, дед, теперь я понял, глядя на эти трактора, что с такой техникой нам не нужны никакие хорошие дороги и долго еще их у нас не будет. Зачем?  Многих это даже расстроит. Только вот сами дороги жалко, - добавил он: Никто их не жалеет, всем плевать – лишь бы проехать. А зачем?  Ты подумал своей башкой  колхозной, куда ты прешься?!  Как потом по этим дорогам, растерзанным тракторами, ездить? Не понимаю, - пожал он плечами.
. Мы вот  весь грейдер с Гриней перепахали. Как теперь по нему можно будет ездить? Ведь это кошмар! -  не унимался Виктор. Дед не хотел его понимать: Жизнь такая, что тут поделаешь. Народ не спит, шевелится народ, и тут уж нашему народу никакая погода не помеха. Так вот. Дед смолоду работал в колхозе и знал, что говорит. С Виктором они говорили на разных языках восприятия жизни. Виктор, уставший, промокший, весь день голодный, не собирался с ним спорить. Просто, он теперь понимал, что дороги будут такими, как это заслуживают люди своим отношением к ним. Не дороги надо менять, а свое отношение к ним. Не мешало бы иногда народу и поспать, вопреки поговорке деда, вместо того, чтобы превращать свои дороги в черное месиво колесами тракторов. Однажды Виктор в этом убедился.
Запорожец  весело катил  к городу, шлепая по лужам. Сверху все так же сыпала водяная морось, снижая видимость до нескольких метров. Запорожец, омытый моросью, уже не напоминал комок грязи с  непролазной дороги.

Ольков Сергей                            Курган          О1.  2019