Не корысти ради. Часть 3. Морской бинокль

«Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены» - бормотал Пашка привязавшуюся фразу, выруливая со двора на Ленинградский проспект. На этот раз жена послала его на Курский вокзал. Три дня назад позвонила Инка и обрадовала Алену, что в пятницу утром будет в Москве и остановится у них. Инка была лучшей Аленкиной подругой и лет пятнадцать назад переехала в Севастополь. Аленка на радостях даже перестала пилить Пашку за покупку морского бинокля.
Бинокль этот Пашка приобрел в магазине «Зенит» в Сокольниках за совершенно безумные деньги. Когда он приперся с ним домой, Алена глубоко вдохнула, и воздуху ей хватило ровно на два дня беспрерывной пилёжки, пока не позвонила Инка. Честно говоря, нужен он был Пашке чуть больше, чем зайцу стоп-сигнал. В море Пашка не ходил ни разу за все свои тридцать семь лет жизни, на футболе был один раз двадцать пять лет назад, когда отец взял его с собой отдыхать в Ессентуки. Как раз в тот момент в Кисловодске был матч двух каких-то женских команд, и отец решил сводить сына на футбол.

Нет, Пашка, конечно, в те годы уже слышал, как общаются взрослые дядьки у пивного ларька, и даже сам иногда поругивался матом, когда рядом не было взрослых. Но такого матерного щита, повисшего над стадионом, где двадцать две тетки гонялись за одним мячом, Пашка даже представить себе не мог. Звуковые волны ревущих болельщиков достигали апогея, когда на поле начиналась драка. Набитый битком стадион (даже на осветительных мачтах торчали какие-то люди) оглашало одно сплошное «тваааааю маааать», сравнимое по мощности разве что со звуком сирены «Титаника», покидающего английский порт.
Болельщики вскакивали со своих мест и, не стесняясь в выражениях, громогласно советовали теткам, куда лучше вмазать противнице, чтобы та сама взлетела над стадионом. Слышать Пашка все это слышал отлично. Не мог не слышать. А вот видно было плохо. Сидели-то они с отцом почти на самом последнем ряду.  Вот тогда-то в детской душе и зародилась мечта о большом морском бинокле.
Конечно, не попади Пашка в «Зенит» в поисках запчастей для велосипеда, он бы еще лет сто мечтал о таком бинокле совершенно абстрактно. А тут прямо носом уперся. Отдел оптики сверкал линзами рядом с велосипедами. И 20-кратный морской бинокль Pentax стоял на самом видном месте. Пашка уже и сам плохо помнил, как, отодвинувшись от прилавка с велозапчастями, он оказался возле стойки с биноклями. Еще хуже он помнил, как побежал платить девять тысяч в кассу. Зато момент первого взгляда через настоящий морской бинокль запомнился навсегда. И глаза Алены, когда она увидела чек, тоже запомнились ему навсегда. Хорошо, что морские бинокли делают очень прочными, а Пашка успел увернуться за полсекунды до броска…


Развернувшись под мостом на набережной, Пашка въехал на площадь перед вокзалом, нашел место на парковке и пошел на перрон. Инка ему всегда нравилась. Она приезжала в Москву два-три раза в год и всегда останавливалась у них. Миниатюрная и очень стройная брюнетка, она год назад развелась с третьим мужем, и иногда стреляла глазами так, что Пашка начинал задумываться…
Инка выскочила из вагона и бросилась ему на шею:
- Пашка! Ты не представляешь, как я рада вас видеть! – Она чмокнула его в щеку и только тут заметила, что Пашка был один.
- А где Алена?
- Дома, готовит нам праздничный ужин. Так что пошли быстрее, пока пробки не начались.
- Паш, а можно тебя кое о чем попросить?

Пашка напрягся. Никакие приключения в его программу на сегодня не входили. Что еще пришло в голову взбалмошной Инке?
- Паш, я никогда в жизни не была в Большом театре. Давай заедем и купим билеты на завтра?

Легко сказать! «Купим билеты в Большой на завтра» - Пашка покрутил пальцем у виска.
- Да ты знаешь, что там билеты уже на весь сезон вперед проданы?
- Ну давай попробуем, а? – Инка смотрела на него так жалобно, что даже осознавая полную безнадежность попытки, Пашка отказать ей не смог.

Через полчаса они подходили к кассам Большого театра. По отсутствию людей возле входа в кассы, Пашка понял, что дело тухлое. На кассе висела табличка «Все билеты проданы. На два месяца вперед» . На Инку было жалко смотреть. Сам вид Большого делал её лицо мечтательно-одухотворенным. И вдруг – облом.
- Ладно, расслабься, Инн, есть у меня одна идея, пошли.

Выйдя из касс, они направились в знаменитый сквер перед Большим театром. Остановившись у фонтана, Пашка сделал очень умное лицо. К ним тут же подошел какой-то тип в спортивной куртке и заговорщицки спросил:
- Желаете билеты в Большой?
- Желаем – подтвердил Пашка – но только на завтра.
- Нет проблем, – ответил тип – если вас устраивает опера «Царская невеста». Где желаете сидеть?

Пашка оторопел.
- А что, можно и места выбрать???
- Разумеется, - тип улыбнулся, полез во внутренний карман куртки и достал оттуда какую-то книжку.

Ловким движением он раскрыл книжку, держа её так, чтобы Пашка видел её изнутри. Это оказался макет зала Большого театра. Со сценой, партером, ложами, амфитеатром, балконом – все как настоящее. В цвете и с номерами кресел.
- Покажите, где желаете сидеть?

Инка в Большом не была ни разу, поэтому ей было абсолютно все равно. Пашка был пару раз в молодости, но сказать с уверенностью, где хочет сидеть, он тоже не мог. И тогда Пашка включил логику. Сидеть нужно максимально близко к сцене, но при этом повыше, чтобы ничья башка не мешала смотреть на сцену. Приняв такое мудрое решение, Пашка ткнул пальцем в ближайшую к сцене ложу третьего яруса.
- Вот сюда. Три билета.

Когда тип с книжкой назвал цену билетов, Пашку только чудом не хватил удар. Наверное, слетать туда и обратно в космос было бы не намного дороже… Но отступать было некуда. Счастливая Инка смотрела на него как на воина, победившего дракона. Подавив острый приступ жабы, Пашка тяжело вздохнул и расчехлил свой бумажник.

По пути домой он молчал. Инка щебетала без умолку, предвкушая радость от завтрашнего похода в Большой. Оказывается, она даже прихватила специальное вечернее платье, чтобы выглядеть достойно в этом храме культуры. Пашке было не до восторгов. Он представлял себе лицо Алены, когда она узнает, во сколько обошлись билеты. Плюс ещё этот чертов бинокль…  «И почему я не умер под камазом?» - думал Пашка. Семейный бюджет месяца был безнадежно подорван…
Ночь прошла весело. Такого бурного секса у Пашки не было за всю семейную жизнь. Его имели в мозг до шести часов утра. И только поняв, что деньги за бинокль еще можно как-то вернуть, а вот за билеты никак, Алена затихла и уснула.

***
Сборы в оперу проходили торжественно. Пашка надел свой самый приличный пиджак (темно-синий блейзер с золотыми пуговицами), белую рубашку и давно не ношенный галстук. И торжественно молчал. Ночной вынос мозга лишил его всяческой способности к общению. Наблюдая за приготовлениями женщин, он мечтал только об одном: чтобы этот вечер поскорее закончился, и он бы доспал то, что ему не дали доспать вчера.

Алена с Инкой, одетые в вечерние платья, наконец-то заявили, что они готовы. С облегчением вздохнув, Пашка направился к двери. Вдруг он остановился, посмотрел на Аленку и решительно вернулся в гостиную. Вытащив из  коробки бинокль, он повесил его на шею и гордо посмотрел на жену:
- Вот! А ты говорила, что в жизни не пригодится!

Алена посмотрела на него как на пришельца из космоса…
- Паш, ты вообще соображаешь? Да с этой штукой ты будешь гвозди в полу на сцене разглядывать. А человек с такого расстояния к тебе в окуляр не влезет!
- Ну и что? – сопротивлялся Пашка – Зато всю сцену разглядим, и в гардероб без очереди пустят!

Насчет гардероба Пашка не врал. Вспомнил, как один мужик в гараже рассказывал, что пришел в театр с таким биноклем. А там тех, кто перед спектаклем напрокат театральный бинокль взял, в гардеробе без очереди обслуживали. И табличка висела «Зрители с биноклями обслуживаются вне очереди». Ну он и полез. А когда его кто-то за рукав схватил и стал к совести взывать, он свой морской бинокль к носу «правозащитника» поднес, на табличку ему пальцем показал и заявил:
- Видите, что написано? Вот я с биноклем и иду!

Так и поехал Пашка в оперу с биноклем на шее. Тяжеловато, правда, было. На флоте-то Павел наш никогда не служил, а таскать на шее такую тяжесть, - привычку иметь надо. Килограмма полтора бинокль точно весил.
Всю глубину своей роковой ошибки Пашка осознал, когда удобно расположился в кресле ложи третьего яруса. Все было по-честному. Билеты оказались не фальшивыми, сидел он в ближайшей к сцене ложе, в самом первом её ряду. Проблема была в другом. Вот представьте, что вы сидите в кресле, откинувшись на спинку. Куда смотрят ваши глаза? Правильно! Слегка вверх. В крайнем случае, прямо перед собой. А сцена у нас где? Правильно! Внизу. И если смотришь прямо перед собой, то видишь только край барьера, отделяющего ложу от пространства над партером.

Некоторые говорят, что оперу не нужно смотреть. Её нужно слушать. Но так говорят те, кто её уже сто раз смотрели. Вот и Пашка с Инкой, и даже Аленка хотели смотреть. Особенно Инка. Потому что, при её миниатюрном росте, барьер ложи возвышался строго на уровне её макушки. Поерзав в кресле и так, и этак, Пашка понял, что билеты купил стоячие. Хорошо, что во втором ряду ложи никого не было. Они дружно встали и склонились над барьером, разглядывая, как музыканты в оркестровой яме строго под ними прилаживали свои инструменты.
Наконец, занавес поднялся, оркестр сыграл увертюру и Григорий Грязной баритоном начал свою арию:

«С ума нейдет красавица!
И рад бы забыть ее, забыть-то силы нет.
Напрасно думал честью кончить дело, напрасно засылал к отцу я сватов.
Велел сказать купец мне наотрез: благодарим боярина за ласку, а дочь свою я обещал другому, Ивану Лыкову, что возвратился недавно из краев сюда заморских.»

Надо сказать, что если бы не либретто, Пашка бы не понял ни слова. С музыкальным слухом у него тоже было не очень, поэтому, быстро устав вдумываться и вслушиваться, он стал искать более комфортный объект для наблюдений. И тут он вспомнил про бинокль. Аленка, как всегда была права. Первое, что он увидел, наведя бинокль на сцену, была шляпка гвоздя, забитого в пол. Для того, чтобы разглядеть артистов, Пашке пришлось повозиться. Наконец он приноровился и, держа бинокль на некотором расстоянии от глаз, принялся разглядывать исполнителей. Лучше бы он этого не делал.
У Пашки на глазах рушилась легенда. Легенда о Большом театре. Сначала он с изумлением обнаружил, что большинство артистов приближались к возрасту пенсионному. Если бы Пашке кто-нибудь сказал, что исполнительница партии главной героини - Марфы – изумительное сопрано, он бы спорить не стал. Но если бы ему сказали, что героине от силы двадцать лет, и она еще никогда не была замужем, Пашка проверил на голове такого вруна прочность своего бинокля. Сопрано весило центнера полтора и передвигалось по сцене очень осторожно, чтобы случайно не снести в оркестровую яму кого-нибудь из коллег.

Пашка с трудом дожил до антракта. Вернувшись после прогулки по буфету в ложу, он уже был менее напряжен и приготовился тщательно разглядеть все, что ускользнуло от его внимания в первом действии.
Когда заиграла музыка, он уже стоял с биноклем на