выглянул наружу через разбитое выстрелами стекло. Через несколько мгновений он спрыгнул на пол и возвратился к сотоварищам.
– Ну вот и все!, – сказал он. – Там полно народу, машины, байкеры, артисты какие-то, оркестр, флаги всех партий, транспаранты. А персонал – неизвестно где. Закончилась наша трегедия. А может только начинается. Однако можно выходить. Только нужно, чтобы кто-то остался с нашими. – Он кивнул в сторону зимнего сада, где находились их павшие и беспомощные товарищи.
– Я останусь! – неожиданно вызвался Сократ Фригодный.
– Давай, Сократ, – согласился Вольдемар. – Только мы здесь и автоматы оставим возле тебя, чтобы народ приехавший не испугать.
Петро Кондратович собрал автоматы и положил их под деревьями зимнего сада.
– Токо не трогай их руками, Сократик, а то пальчик можешь поранить! – посоветовал он Фригодному. После этого они с Вольдема-ром, Светланой и Феней пошли на выход. У дверей задержались, рассматривая сраженных Охранопитеков. Да, теперь уже стало совер-шенно ясно, что после наступления смерти в них сработала какая-то программа, возвратившая их из состояния фаунантропов, каковыми они были в Зоне, назад – в их первобытное состояние обезьян-шим¬пан-зе. Но Реципиенты уже ничему не удивлялись. Проведенная в Зоне Эксперимента Декада раскрыла им глаза на многие вещи, и то, что до сих пор казалось невероятным и невозможным, теперь для них стало совершенно очевидным. А трагедия последних часов – гибель одних и безумие других их сотоварищей, с которыми им довелось делить по-след¬нее время – время, опыт которого, возможно, стоил всей их пред-шествующей жизни, – опалило огнем их души и ранила сердца. Они совершенно ясно почувствовали и поняли, что в этой жизни действуют могучие, таинственные силы, бесстрастно, безжалостно и безразлично играющие их судьбами, и это новоосознанное чувство заставило их крепче взяться за руки. И вот так вот они прошли длинными, совершенно пустыми и гулкими коридорами и вышли из помещения на белый свет – на широкий двор Зоны.
Первое, что бросилось им в глаза во дворе – так это витийствующий пред толпою корреспондентов Сократ Панасович, пан-товарищ Фригодный, на груди которого подчеркнуто небрежно висел автомат. Другой автомат так же небрежно был заброшен за спину. Сократ уверенно и напористо что-то втолковывал многочис-ленным представителям четвертой власти, сопровождая свою речь энергичными и в то же время исполненными достоинства жестами.
– Не, ну ты токо послушай его, Вольдемарчик, – прислушав-шись к Сократовым речам и показывая на него пальцем, произнесла изумленная такой разительной метаморфозой Феня, – так, оказуется, мы теперь вже, таки да, точно знаем, кто это, в натуре, всех нас спас! Это, в натуре, вон тот вон штымп, шо токо-токо з Гинекологической Ниши вылез и опять у нее залезть мечтает. И как только он здесь очутился раньше нас? А? Ведь он имел там, у гостиной, дежурить коло наших. Ой, боюся, Вольдемарчик, шо будем мы еще с этого Занимательного Проктолога иметь геморрой на всю голову! Он еще покажет нам картину Репина «Пожар в борделе во время наводнения»!
Ораторствующий Сократ в этот момент увидел остановив-шихся в сторонке своих сотоварищей и, ни капли не смутившись, а наоборот, с демонстративно радостным движением и даже восторгом обратился к ним:
- Сюда! Сюда! Скорее сюда, друзья и соратники мои!
И, обернувшись к прессе, еще более воодушевленно провоз-гла¬сил, помавая указательным перстом в сторону «соратников»:
– Не меня! Нет!, не меня, а вот кого вам нужно приветствовать как истинных героев! Это они выдержали и выстояли в последнюю, самую опасную годину Эксперимента! Именно им должна быть вечно благодарна любимая Родина! А я – что я! Я плачу и скорблю по погибшим, которых, к несчастью, я не успел прикрыть своим телом. И потому скромно оцениваю свою выдающуюся роль как весьма и весьма скромную. И вовсе не почести мне нужны в эту трагическую годину. Ведь что для нас, друзья, самое главное на данный, поистине исторический, момент? Самое на данный исторический, друзья, момент для нас главное – это победа над Феноменом! Она свершилась благодаря наших невероятных усилий и жертв. Но увы! далеко не всё вы еще знаете. Скоро, ой скоро для всех вас откроются страшные тайны, которые были сокрыты в Зоне Эксперимента. И многие содрогнутся от ужаса! А кое-кому, уверен, придется понести и заслуженное наказание за все, что тут произошло. И никто – я предупреждаю! – никто не уйдет от справедливого возмездия.
Корреспонденты без устали строчили в своих блокнотах, под-ставляли диктофоны, сверкали вспышками фотоаппаратов в сторону Сократа, стараясь, чтобы в объективы обязательно попала кровавая полоса на Сократовой щеке. На «соратников» же никто из них даже особого внимания не обратил. Всем им было совершенно понятно, что герой-Сократ просто проявляет великодушие и скромность, присущие великому человеку. Вокруг него уже собралась довольно большая толпа, с интересом внимавшая Сократовым декламациям. Но тут взору Реципиентов предстало новое зрелище. С двух противоположных сторон к окруженному корреспондентами Сократу приближались две группы людей, каждая из которых была предводительствуема дамою: это были делегации НАРПОППЫ и КАФЮЛИ во главе лично с Хака¬ма¬дою Ультимативною Измаильчук и Каолициею Фюреровною Ляд¬ской соответственно. НАРПОППовские «войска» все, как один, были одеты в черное, а КАФЮЛины – в белое. Рядом с Хакамадой шество¬вал двухметровый красавец-атлет, в котором наши герои, помня Со¬кра¬тово описание, без труда узнали охранника Хакамадина тела Василия Мыколаевича Штуцера, ныне Генерального секретаря всея НАРПОППЫ. За Каолицией же семенил маленький плюгавенький человечек с розоватой лысиной и острыми крысиными глазками, которыми он постреливал в разные стороны. Чувствовалось, что он играет при Каолиции какую-то важную роль. Наши герои, не сгова¬ри¬ваясь, понимающе переглянулись друг с другом. Они сразу догада¬лись, что это был фаун. Толпа по ходу движения этих групп раздви¬галась и, глядя сверху, казалось, что в ней с двух сторон синхронно образуются два разлома, тут же заполняемые черным и белым клинь¬ями. Хакамада и Каолиция приблизились к Сократу одновременно, так что он неожиданно оказался в окружении сразу двух Гинекологи¬ческих Ниш – черной и белой. На его лице одновременно проступили два противоположных чувства: торжество и растерянность.
Первой к Сократу обратилась Каолиция:
– Дорогой, нет, любимый наш Сократ Панасович! Позвольте заключить вас – истинного народного рыцаря и спасителя нации – в нежные наши объятья! Поверьте, именно в КАФЮЛЕ вы найдете ту лю¬бовь и то уважение, которые соразмерны вашим выдающимся заслугам перед многострадальной Родиной и которыми до сих пор вас так нагло, подло и по-предательски обделяли другие политические силы!
Сократ не успел отреагировать на эти слова, потому что в это мгновение пред маленькой Каолицией вырос огромный Василий Штуцер и легко оттер ее от Сократа в сторону своим колоссальным телом. Не успел он закончить эту свою тактическую операцию, имев-шую целью освободить оперативный простор для Хакамады, как раз-дался истошный визг и мелкий, плюгавенький компаньон Каолиции вынырнул из-за ее спины и, подпрыгнув на полтора метра в воздухе и визжа, как циркулярная пила в форсированном режиме, вцепился свои-ми зубами в нос гиганта-Василия. Раздался ужасный рев укушенного за чувствительный орган Василия, который, схватившись обеими рука¬ми за пораженное место, пал на землю и стал кататься по ней. Хакамада, издав еще более истошный вой, отшвырнула как котенка на нес¬ко¬лько шагов в сторону обидчика своего любимого Генерального сек¬ре¬таря и вцепилась в волосы Каолиции, а та, невзирая на свой малый рост, стала вполне квалифицированно отбиваться ногами. Обе при этом извергали потоки площадной брани. В драку тут же вступили и остальные члены обоих Политбюро – и НАРПОППЫ и КАФЮЛИ. Откуда ни возьмись в руках у них появились бейсбольные биты, цепи, нунчаки и кастеты.
Разразилось ужасное побоище, которое, невероят¬но радуясь такой удаче, лихорадочно фиксировали на свою аппаратуру папарацци различных мастей и аккредитаций. Но эту безобразную сцену вдруг прервал чей-то истерический крик: «Глядите! Глядите на поле! Скорее! Вон туда! Что это там движется?!»
Все обернулись на крик и увидели, что кто-то из прибывших в Зону людей рукою показывает на расстилавшееся за стеной Зоны поле, по которому быстрым маршем двигалась по направлению к лесу до¬во¬льно большая колонна каких-то существ, на ходу сбрасывающих с се¬бя одежду. Наши герои сразу же узнали в них Кураторозавров, Экс¬периментаторексов, Персоналодонтов и Охранопитеков, убегаю-щих из Зоны Эксперимента. С ужасом все увидели, как прямо на ходу те превращаются в фавнов и далее – просто в разных зверей, как бы спаса¬ю¬щихся бегством от пожара и потому не нападающих друг на друга. Но колонна эта успела уже довольно далеко удалиться от Зоны и поэтому деталей их метаморфозы было уже не разглядеть. (Правда, кое-кто из корреспондентов успел все-таки заснять это зрелище на фото и видеоаппаратуру, однако позже, в стационарных условиях при попытке воспроизведения этих снимков они с изумлением обнару-жили, что все заснятое ими в Зоне Эксперимента куда-то исчезло). Прибывшее общество в напряженной от поразившего всех страха тишине наблюдало, как колонна странных существ-трансформеров с большой скоростью удаляется от Зоны и вот – наконец они скрылись в лесу.
– Тікають!..., – тихо, про себя прошептал Петро Кондратович, – Мабуть, ще не прийшов їхній час!...*
* – Убегают!..., – тихо, про себя прошептал Петро Кондратович, – Наверно, еще не пришел их час!... (Укр.)
В это самое время все вдруг услышали какой-то глубокий и низкий гул, исходящий откуда-то с небес – сначала тихий и неясный, а после все усиливающийся и обволакивающий сознание. А затем сквозь нависшие над Зоной облака сверкнул яркий белый луч и в образо¬вав-шейся в них голубой поляне явственно проступил скорбный и прекрасный лик женщины, в которой многие узнали Деву Марию – матерь Господа Христа.* Потрясенный Вольдемар замер, глядя на небо, а Светлана глаз не могла отвести от его побледневшего лица. Сердце ее разрывалось от жалости и любви. И в этот момент все пространство неба прорезала чудовищная молния, ударил сильнейший гром и разразилась такая ужасная гроза, какой никто и не помнил для этой поры года. Она смыла всю кровь, грязь и все следы.
*Впрочем, свидетельства очевидцев явления вышеуказанных ликов весьма противоречивы...и ряд экспертов относят это описания небесного явления к более позднему периоду - постфеноменальному... когда в обществе возникла потребность в поиске Скрепов...
Вот так вот, милые мои читатели, закончилась Декада и начался Конец Феноменальной Эпохи. Было два часа пополудни.
