дабы явить гнев Божий.
Через одни сутки
Новенькая электричка, мелькающие изумрудные поля, в основном (если меня не вводила в заблуждение работающая ТВ-панель с видами южного Китая) кукурузные, разбавленные слабенькой, плешивой пшеницей и удалой, хлебосольной люцерной. Паслись разномастные бурёнки, под мостом, в болотных сапогах, утоляли рыбацкий зуд владельцы японских спиннингов белоголовые пенсионеры (опора государственности и подрастающего поколения), для которых 24 часа равны вечности.
Разговорился с одной остроглазой дачницей, вёзшей саженцы ремонтантной малины, барбариса, боярышника и черёмухи. Последнюю она везла для соседей, приехавших в здешние приморские земли из Калининградской области. "Я им сразу сказала: зачем вам черёмуха, рассадник всякой гадости?", а они мне чуть-ли не в унисон: "Черёмуха нам дарит воспоминания о родине великого поэта Земли Россейской Сергея Есенина. Бывали там, любовались и всю жизнь мечтали провести оставшиеся годы среди этой метафизической красоты". Может, они черёмуху с берёзой спутали?
- У каждого свой метафизический идеал, - ответил я.
Женщина глазами Лилит уткнулась в моё межбровье, так, что я ощутил некоторый дискомфорт. На соседнем сидении мальчик-одуванчик пестовал свой пищащий гаджет. Я закрыл глаза и провёл в нирване беспамятные мгновения.
- А кем вы работали, если не секрет? - поинтересовался я у любительницы покопаться в земле.
- Я художница. Училась в Подмосковье, в Сергиевом Посаде, у иконописца Лаврентия Жукова. Всю свою жизнь отдала прекрасному.
- Куда-то выезжали заграницу?
- Увы и ах, была только в Финляндии. А как я мечтала о Флоренции, Падуи, Ренне, виноградниках в мареве корсиканского солнца, о ночных походах по Лувру; стать призраком, пропасть, затеряться в тех культурно-исторических роскошествах, что даются русскому один раз в жизни. Ай-ай, вру, Спиридонов предлагал участвовать в выставке, запамятовала где точно, кажется, в Цюрихе....
- Спиридонов, говорите? Это который из них?
- Иннокентий Иосифович. Известный масон, коллекционер старинной посуды, мебели, оружия. Он и лингвистикой болен, знает почти все европейские языки. Как-то прочитала в журнале, что будто бы он египетскую мумию себе купил. Она у него в кабинете под стеклянным колпаком лежит.
- И почему вы отказались?
- У меня мама умерла, тяжёлые обстоятельства.
- Если он масон, значит человек обширных связей.
- Вас это интересует?
Мы приближались к станции Боневурово. Свинцовые тучи занавесили небо.
- Я выполнял один заказ Иннокентия Иосифовича...
- Он худо с вами расплатился? - перебила меня собеседница.
- Этические трудности, а если быть точным - он с помощью моей команды завладел чужим имуществом.
- И вы не знали что это самое имущество - чужое? Вы не похожи на наивного пастушка. Кстати, я добралась до места, так что удачи вам и...мудрости.
Дачница-художница махнула рукой и исчезла, словно её не было и вовсе.
...Самое несправедливое наказание для путешествующего - геморрой. Пфу, пфу, до сих пор эта беда обходила меня стороной, но ближе к финишу, когда своей прямой кишкой я ощущал все складки и прочие выпуклости своей демисезонной куртки, расстеленной вдвое на зелёном вагонном сидении, я едва не пустился в отчаянную панику, как крыса из разорившегося церковного прихода. Паника - свойство одноглазое, а я давно отдал разум рациональной философии, главный постулат которой - первоначальное преимущество твоего собственного эго над декорациями и актерами окружающей иллюзии.
13 мая т.г., ночь
На землю "женского" посёлка я ступил сразу на обе ноги. Перрон был шероховатым, мощные фонари угнетали усталые глаза. Я закинул свою спортивную сумку на плечо и отправился искать такси.
На ухабистой площадке, по периферии которой расположились стенды и билборды нашей новейшей прогрессивной демократии, я наткнулся на одиночку-бомбилу, и мы поняли друг друга без слов и обсуждения цены вопроса.
- Какими судьбами в наше захолустье? - Водитель "Тойоты Марк 2" выглядел на железные 60+, хотя с азартом и талантом сверх убедительности урбанистического азербайджанца уверял меня, что его драгоценная мать осчастливила роддом номер 8 города Ширвана ровно 50 лет назад. Я выставил на фасаде своего безумно уставшего лица флаг-маску полной солидарности.
- Наука позвала, ибо у государства нашего наконец-то появились интересы к изучению земли, на котором оно зиждиться, - с напускным пафосом объяснился я.
- Мой дядя был известным археологом, может слышали такое имя - Фаик Гулиев. Наш тюркоязычный род славится остротой ума, но на мне учёность сделала
полный штиль. Вся надежда на сыновей.
Я вспомнил свои слова: "у каждого свой метафизический идеал“. А что вообще такое - идеал?
- Счастье человечества - в его разнообразии. - Я вынудил из шкафов памяти чужую мудрость.
- Всевышний требует только постоянства.
- "Если кликнет рать святая: кинь ты Русь, живи в раю..."
Бомбила улыбнулся, уменьшил звук радио до полной неразборчивости слов и рифм.
- Один из любимых поэтов моего отца.
- Советское мессианство, - я попробовал изречь истину истин.
- Может быть.
В Ольге горел продуктовый магазин. Тьма-тьмущая ротозеев собралась на новеньком виадуке. Юный недоделанный блогер вёл трансляцию в прямой эфир, снабжая свои шизофренические наблюдения почти что китайским матом, вперемешку с жаргоном газоэлектросварщиков.
Я раскрыл свой отцовский "не ломаемый" зонт с толстенными спицами, протёр очки тканью для этой необходимости и...провалился в пропасть небытия. Как будто я для этой экзекуции и прибыл сюда, с двухдневной порослью на щеках и подбородке, с усталостью раздражённых отсутствием элементарного чистого воздуха носовых полостей... А так хотелось сидеть в душистой пельменной в компании двух элитных красоток, загадочно улыбаться и намекать, но не развивать тему своих накоплений денежной массы где-нибудь на Кипре, отвергать своё "просёлочное" родство с Максимом Горьким, но педалировать фантазией-мечтой о принадлежности к эксклюзивной памяти о лично-чувственной жизни Иосифа Бродского, да простят меня сыны и дочери Авраамовы...
Глава 4
14 мая 2012
- Accidit in puncto, quod non speratur in anno.
В один миг случается то, на что не надеешься и годами.
Глас доктора был подобен грому иерихонских труб. Возвращаясь к бытию, к приобщению наших жизненных "конспектов", больше ощущаешь себя беспомощным моллюском, нежели существом, которое по существу стоит превыше ангелов Господних. Тем более странно звучит выше сказанное, когда ты подсоединён к катетеру и веки твои тяжелее лика египетского Сфинкса.
Я видел перед собой собрание белых силуэтов, безумно кристальный солнечный свет. Я понял, что слова доктора, шершавые как подмороженный войлок, были напутствием в новую жизнь. После обращения к тебе на тарабарском языке, чувствуешь по отношению к себе полную амнезию - полною, потому как я не понял не первой, не второй фразы.
Внезапно в моих серых клеточках что-то взорвалось и первым словосочетанием на русском (я вздрогнул при осознании своей причастности к такому широчайшему государству, как РФ), было тёмное "адронный коллайдер", которое я и выговорил вслух.
- Коллайдер? Забавно. Обычно, наши пациенты кроме ругательств и слова "пенсия" ничего другого не произносят. - Доктор хитро по-щучьи усмехнулся и я готов был заключить пари на миллион, что его нелепые своей мужиковатостью усы были аксессуаром, а не плодом природы.
- Я не имею понятия о том, что вылетело из моего смутного сознания, - как на духу признался я, уставившись в флюоресцентную лампу.
Женщина лет 45-50 лет, вся какая-то посеребрённая, с мощной грудью правильной формы, подойдя ко мне, приподняла мои веки, посветила "инопланетным" прибором и сказала болезненно сухим голосом:
- Лена, сделаешь электроэнцефалографию и МРТ, срочно и без промедления. Да, не забудь противоотёчное. И хватит сосать карандаш, не красиво. - И вновь повернувшись ко мне, она выдала служебную информацию:
- Я - Ирина Сергеевна Савчук, врач-реаниматолог, а этот любитель римских словесных выпячиваний собственного превосходства - Эдуард Валерьевич Мамин. Если вдруг назовёте нашего коллегу императором Калигулой, а тем паче Нероном, вы не извратите действительность. - Дама ещё выше приподняла грудь, взбила копну металлических волос, и постукивая как эльзасская лошадь звучными каблуками, по-девичьи выпорхнула из тесной и душной палаты, где кроме вашего покорного слуги обитало ещё четверо пациентов, россыпь вездесущих тараканов высшей упитанности, парочки буйных мух самого противного человеческой памяти окраса и много-много-много белого-белого-белого.
- Вы осознаёте кто вы и где находитесь? - дежурным тоном спросил у меня доктор Мамин.
- Вполне. У вас нет хвоста и рогов.
- Быстро о юморе вспомнили. Я заметил, при первых минутах нашего появления вы выглядели как при анамнезе полной амнезии. Однако, быстро пришли в себя. Что ж, при тренированном научной работой мозге такое очень даже логично.
Я улыбнулся как китайский болванчик.
- Мы вас приняли как Ивана Иванова. Ни документов, ни карт, ни телефона. Вы не с неба свалились?
В уголках моего рта лопнула сухая кожа. Инстинктивно облизнув обветренные губы, я почувствовал присутствие крови, и едкая тошнота пронеслась от горла и до пупа. Как снежинки закружились мушки перед глазами, а над доктором возник овальный нимб.
- Леночка, покормите больного. Да, и ещё: проветрите палату, ужасно воняет мочой.
Эдуард Валерьевич удалился походкой премьер-министра.
15 мая т.г.
Я спал пол-ночи, разодрав до крови уши и подбородок. Ольгинская районная больница была отнюдь не из самых тихих и безмятежных: одна вездесущая как демон Алекса чего стоила! Рыхлый, голодный, охочий до сплетен и пустопорожних разговоров, этот уродливый карлик жил какой-то неведомой нам, землянам, особенной "жизнью", оставляя после себя отходы жизнедеятельности своей кармы.
У Алексы были позднелиственно-зелёные глаза, с юродивой хитринкой, с жаждой жить за счёт чужой энергетики, когда своей было 1,58. Но я полюбил это несчастное существо любовью лепидоптеролога к объекту своей коллекции. А ведь докторша И.С. Савчук, как бывшая заведующая Владивостокской противочумной станции, отвергающая на корню всякую жалость к наследникам ущербных генов, говорила после того, как я чистосердечно поделился с Алексой половинкой яблока без кожуры: имей только одно сострадание - сострадание без страдания (sic!). Я попросил развёрнутое объяснение. И тут Ирину Сергеевну прорвало: что такое "доброе сердце"? Райсобес, Красный Крест, Орден Милосердия Матери Терезы Калькуттской? Сострадание - снять с нищего и опустившегося его последнее рваное рубище, чтобы увидев свою наготу, он вспомнил что он человек. Я мог мысленно аплодировать философу Савчук, предоставляя ей все заслуженные лавры и почести, но Алекса нуждалась в человеческой терпимости и добросердечии. И в этот день я отдал этому всеми презираемому существу всё своё свободное от лечебных процедур время. Алекса свистящими звуками своего огромного рта произнесла "сон", и я понял что она назвала меня своим сыном.
На следующий день, ближе к
