Морг

Фрагмент первый
 
  - Заходи, заходи! - крикнул из подсобки районного морга Стас К, вытерая руки об уже влажное полотенце.
 
  - Чё, опять нажрался с утра? - встала в позу Олеся. Её голос был махровым.
 
  - Работы с утра полно. - Он вышел, скривил морду, будто глянул на кислый арбуз. - Четырнадцатилетнюю привезли, раздроблен череп, не подлежит ремонту.
 
  - К тебе иные и не поступают. Это не музей, где как-то дышит жизнь. Это склеп. - Олеся сплюнула на дощатый пол.
 
  Они обнялись. Грудь девушки напряглась, она отдёрнула футболку, достала косметичку, поправила макияж.
 
  Стас сел в кресло у самой двери, закинул ногу на ногу, закурил. Захотелось чего-то особенного, а не запаха человеческих внутренностей.
 
  - Слушай, давай выпьем, - предложил он, встал зачем-то, хотя об этом не думал и секунды назад - питьё стояла в дистанции вытянутой руки.
 
  - А чё у тебя есть?
 
  - Ликёр. Дядя Вася принёс в обмен на пинцет.
 
  - Зачем старику пинцет?
 
  - Может, он хочет себе яйца отрезать, я почём знаю?
 
  Олеся улыбнулась, тоже закурила.
 
  - А свои ты ещё не отрезал?
 
  - Иди проверь.
 
  Девушка подошла, запустила руку в его штаны. Яйца были тугими, словно их накачали воздухом.
 
  - Ты сегодня бодрый.
 
  - Встал в 5 утра, вызвали сюда. Пойдём выпьем, достали эти трупы.
 
  Выпили. Полдень разил духотой. Марево будоражило мозг.
 
  - Заболела я, - сказала Олеся.
 
  - Чем?
 
  - Тобой. Во сне видела как ты вспарываешь меня, а затем идёшь на базар и торгуешь моими внутренностями, а затем трахаешь Зинку-переводчицу. В зад, без гандона.
 
  Стас свистнул, облизнул губы.
 
  Они сидели на лавке, обнявшись как два суслика.
 
  - Сними трусы, - попросил парень, закуривая новую сигарету.
 
  - Увидят.
 
  - Здесь человек посторонний был год назад, и это была шлюха Зинка.
 
  - А главврач не приходил?
 
  - Пошёл он - волк безхвостый.
 
  Олеся спустила юбку, стянула трусы.
 
  - Тугая ты сегодня, - мацая, вякнул Стас. Он пожирал глазами вид влагалища, к которому тянуло невероятно мощно.
 
  - Был пальчик, и нет его, - он запустил указательный палец в вагину девушки, подавился сигаретой, едва её не проглотив.
 
  Захотелось большего.
 
  - Ох, Олеся, можешь ведь довести до греха...
 
  - Какие грехи у потрошителя?! - улыбнулась сирена голубых океанов.
 
  Стас поставил её раком, вошёл со знанием дела. Его чресла возбудились, будто были облиты чем-то огненным.
 
  - Ге-ге, как хорошо!!! - закричал он и испугался своего боевого голоса.
 
  Олеся зарделась.
 
  - Ты чё так медленно?
 
  - Тихо, паровоз разгоняется.
 
  И пошло дело. Секс - дело штучное, не факт что будешь впереди планеты всей. Мастерство нужно, а не декламация Шекспира.
 
  - Сношаемся как кролики, а детей нет.
 
  - Заткнись уже, работай! - психанула Олеся.
 
  - Жарко, - протянул патологоанатом и кончил мощным взрывом.
 
  По ляжкам Олеси пошли пятна. Её выражало степень опохмелёности. Или удовлетворения от свершившегося факта.
 
  - Хорошо ты трахаешься, - она похлопала Стаса по ягодице, пока он вытирал член её платком.
 
  - Ну, могу. И дед мог, и прадед. Это наследственность.
 
  - А бабы как?
 
  - Бабы молчали и всё терпели.
 
  - А, а... Я тоже терплю.
 
  Фрагмент второй
 
  После беспорядочного соития с Олесей, у Стаса разразилась изжога. В детстве он переболел язвой двенадцатипёрстной кишки, лечился альмагелем, кое-как затянул пробоину. Изжога как нелепая очевидность непорядков в организме скорее делала Стаса сильнее, чем принижала физически.
 
  Он вернулся в морг. Тусклая лампочка клонила ко сну. Стас развернул газету, отыскал астрологический прогноз. Звёзды сулили осторожность. "Чего мне, по углам прятаться, что ли",- подумал патологоанатом. Бросил газету в мусорное ведро.
 
  ...Шорох, всё больше и больше. И голоса: тихий шёпот мужских и женских оттенков. Плакал ребёнок, словно просил грудь. Лампочка замигала, Стас подошёл к холодильникам и выключил холод. Восстановилась тишина.
 
  От чего происходило движение и где оно зародилось, Стас не знал. Часто случалось подобное, где то он слышал, что в каждой покойницкой подобное - злая закономерность. Мол, "духи бродят".
 
  Стас открыл холодильник. Девочка с тощей талией лежала с собранными на груди руками. Парень выдвинул на себя стеллаж, подкатил тележку, загрузил труп и поехал в комнату для вскрытия.
 
  От девочки пахло тиной. Маленькие груди торчали смешно и озорно, хотя чего здесь смешного. Только начинавшиеся расти волосы на лобке темнели как овражьи поросли. Утопленница, разбившая череп, излучала некоторую раздражительность.
 
  В комнатушке с дневным светом Стас разделся, облился водой для бодрости и одевшись в резиновый комбинезон, принялся за дело.
 
  Едва он взял скальпель, начались невероятно ясные голоса в голове. Раз, другой его черепную коробку взламывали с мастерством искусного медвежатника. Стас положил скальпель, обхватил голову руками.
 
  - Ху, ху, - неслось в мозгу свирелью. - Ху, ху.
 
  Стас открыл девочке глаза. Они были чем-то привлекательны: зрачки отливали тусклым светом как от луны.
 
  - Ста-нис-ла-в, хва-ти-т, - голоса в голове продолжали рушить мозг.
 
  Парень подошёл к полке с химическими банками, где лежал мобильник, взглянул: никто не звонил. Часы на стене показывали 11.57. Пора за работу! Он снова вернулся к девочке, разрезал брюшину и стал ковыряться с дотошностью полицейского ищейки.
 
  И вот от стены словно отвалилась дверца, в комнату посыпались человеческие головы - зелёные, оранжевые, синие. Одна из детских голов скатилась к стасовым ногам, опалила драконьим огнём. В воздухе запахло карбитом.
 
  После этого в большой комнате открылись два холодильника, голые трупы повыкатывались, стали приподнимать головы, но на них была такая тяжесть, что вой и визг заполнил комнатку.
 
  Стас обалдевал от всего происходящего. Штанины - жёсткие ткани бронебойной толщины - обагрились кровью. И девочка принялась открывать и закрывать глаза, приподнимать голову, и волосы её шевелились как лапы лангуста. Она кричала: уа, уа, давилась звуками, давилась своей смертью. Стас отошёл в сторону, но ему желалось закрыть этот маленький рот, он матерился, стучал об стену, сходил с ума.
 
  - Да что вы тут устроили, черти?! - громом грянул Стас.
 
  Пришла Олеся в сиреневом топике и черной изящной юбке. Они обменялись красноречивыми взглядами.
 
  - Тебя вампир укусил? - засмеялась Олеся.
 
  Стас откровенно боялся свихнуться. Катящиеся головы, словно началась Французская революция, покойники в вальсе на лежаках, а тут ещё и подруга нарисовалась в ненужный момент. Он боялся всего в этот самый момент.
 
  - Поработай денёк, по-другому запоёшь.
 
  Олеся взяла его за руку. Пульсация крови у парня была запредельной.
 
  - Пошли от сюда, - сказала она.
 
  Стас покачал головой в знак неповиновения. Странный он какой-то стал.
 
  - Видишь что-нибудь?
 
  - А что именно?
 
  - Ну тени какие, необычности всякие...
 
  Девушка зажала нос.
 
  - Воняет только.
 
  Стас подошёл к трупу утопленницы. Все внутренности без патологий и негативного влияния. Но запах! Запах удушал: воняло тухлятиной столь нестерпимой, что тянуло рвать во всё горло.
 
  - Ты тоже слышишь? - спросил проникновенно Стас.
 
  Девушка отрицательно покачала головой.
 
  - Призраки вроде, - ещё проникновеннее сказал патологоанатом.
 
  И вдруг они услышали, как дверь комнаты для вскрытия закрылась снаружи. Ужас начинался.
 
  Фрагмент третий
 
  В мае 1999 года Стас едва не попал в вечность. Как-то бродя по пустырям ночного Владивостока, он набрёл на целую антикварную свалку: здесь были старая мебель, посуда и книги. Он потерял чувство реальности, погрузившись в мир раритета, считающегося у людей дерьмом. Лазая с палкой по чащобам древностей, Стас раза два прикусывал язык до крови. У него была эйфория.
 
  Набравшись забавных вещичек, собранных в обильный рюкзак, Стас было двинулся восвояси, домой, но тут его окружила стая собак с оскаленными пастями, истекающими зловонной слюной. У псов были глаза цвета кровавой луны. Стас вернулся в реальность.
 
  Псы, отвратительные шакалы пустырей, пружинисто двигались, сокращая расстояние. Их жертва была прекрасно сложена, значит пир выйдет на славу. Их так манил затравленный взгляд человека, попавшего в смертельную опасность. Эти бешеные собаки были столько раз унижены человеком, столько раз покалечены дворниками и бомжами, что месть стала смыслом их существования.
 
  Они двинулись вперёд, разрывая землю задними лапами. Стас за свои двадцать лет впервые находился в безвыходной ситуации. Где-то поблизости говорили люди, и он слегка успокоился. Голоса исчезли, и вернулась снова истребляющая сердце опасность.
 
  Штук семь псов кинулись на него. Мясо человека было столь вкусным, что животные обалдели от подарка улицы. Сухожилия рвались как лески, натянутые чересчур ретивым рыболовом. Опьяняющая кровь обагрила пасть. ЖУТКАЯ НЕЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ БОЛЬ. Если бы не выстрел, Стас был бы растерзан насмерть.
 
  Кто был его спасителем, он так и не узнал. С тех пор страх плотно вошёл в его жизнь студента физмата невероятно живущим табу. Он боялся помочь старушке перейти дорогу, ведь его могла сбить машина, опасался свернуть не на ту улицу, ибо там мог оказаться псих с ножом и кастетом.
 
  И вспоминая об этом инциденте сидя в наглухо запертой комнате для вскрытий, Стас едва со злости не разбил лампы дневного света. Он лишь разбил руку в шрамах в кровь.
 
  Олеся плакала, уткнувшись в колени. Произошедшая с ней резкая смена настроения от мажорного к минорному ничуть не удивила Стаса: все женщины - дуры. Стас любил с женским полом кувыркаться в постели, но вести диалог - боже упаси. Даже свою мать он не ставил высоко: однажды, в одиннадцать лет она отправила его в пионерский лагерь, там он подхватил вшей и чесотку, и он миллион раз твердил Антониде Петровне, что это была главная её ошибка в жизни.
 
  - Я забыла телефон, - протянула Олеся.
 
  Стас подошёл к полке, дотянулся до мобильника и с остервенением бросил его обратно: телефон был наглухо разряжен.
 
  - БУДЬ ПРОКЛЯТ ЭТОТ ДЕНЬ! - с ненавистной злостью прокричал он.
 
  Труп девочки снова задвигался. Мухи облепили её лоно, словно оно было облито помоями. Зелёные отвратительно жужжащие создания Божьи ползали по розовой борозде, тыкаясь хоботками с величайшим удовлетворением.
 
  Олеся встала и подошла ближе.
 
  - Они откладывают яйца, - бросила она Стасу через плечо.
 
  Девушка невольно махнула рукой. Свора мух бросилась ей в лицо, и отбиваясь от неожиданного вторжения, Олеся бросилась к Стасу. Мухи облепили её прелестное личико, превратив его в уродливую маску.
 
  Стас скинул молниеносно свой комбинезон, оставшись раздетым донага и принялся лупить по голове Олеси с суматошной нервозностью. Девочка приподнялась со стола и закричала блудливым голосом:
 
  - ПОРА, СУКА.
 
  Стаса вырвало. Мухи оставили в покое Олесю, направились к рвотной луже.
 
  Лицо Олеси было багровым. Ужасная боль - напоминание незащищённости человеческого тела - сковала её тело, выбивающее дрожь.
 
  - Боже, как это больно, - теперь уже притихая,