Морг

ногам... Последние, страшные чудовища! Но час Божий уже грянул, святая Америка всех вас покарает! Смерть ваша будет страшна как говорила мне моя мать...
 
  Стас подбежал к женщине, ударил её в скулу. Удар был ужасно мощен и Люсю откинуло к стене. Стол, за которым она сидела, перевернулся, все канцелярские принадлежности спали на пол.
 
  Люся рухнула на тот же самый паркет уже мёртвой.
 
  В дверь прошёл Вайцман, ухмыльнулся.
 
  - Ну, вот, нельзя вам такое дело доверять. Мастерски вы её, Стасик. Видать, рука у вас тренированная. Главврач вынул из-под шкафа ружьё и выстрелил Стасу в ногу. Олеся закричала как резанная. Стас побледнел, попытался встать с пола, но потерял сознание.
 
  Фрагмент девятый
 
  - Помоги ему, чего стоишь как в столбняке, перевяжи ему ногу, - возбуждённым голосом командовал Вайцман.
 
  Олеся в полушоковом состояние принялась приводить Стаса в чувства. Молодой человек от запаха нашатыря заохал, стон его был тягуч как козье меканье. Рана была небольшая, но чересчур болезненная. Такие раны отнимают больше сил, калечат злораднее.
 
  - Он-то копыта не бросит? - засомневался в стасовом здоровье главврач. Он закурил, отсморкался, сел на стул с кривыми ножками. Всё меньше понимая, что он здесь делает, главврач пожалел что не поспал подольше, не посмотрел важный волейбольный матч.
 
  Прошло полчаса. Стас открыл глаза, поражаясь как бледно всё вокруг. Сейчас он бы поверил в самые нереальные версии бытия, в самые причудливые искривления сознания.
 
  Иосиф Семёнович помог Стасу сесть на диван.
 
  - Зачем женщину убил, гадёныш? Я тебе её как яичко пасхальное передавал, а ты надругался над моими чаяниями. - И уже совсем про другое сказал: Значит, на ФСБ работал? Ну, ну. Много они мне крыльев пообломали. Всё секретное - от Сатаны, как и всё тайное. Ты это понимаешь?
 
  Стас скривил рот, кашлянул как туберкулёзный больной.
 
  - А теперь устроим ёмкое и очень интересное интервью. Как попал ты в секретный институт?
 
  - По направлению института. Хорошо учился.
 
  - Кто заказывал все эти опыты?
 
  - Ты спроси ещё: кто самый честный в верхних эшелонах власти? Да я откуда знаю, есть приказ через расписку о неразглашении, есть воля продвинутся по службе, много чего есть... Ты странный какой-то.
 
  Иосиф Вайцман положил ружьё на стол, которые он перед эти поставил на место.
 
  - В Бога веруешь? - спросил он вкрадчиво, с придыханием.
 
  - В Бога? Я не верую в русский народ, хоть сам и русский; я не верую в силу философской мысли, однако не могу прожить и часа, 15-ти минут не размышляя. В Бога веруют боящиеся смерти, а я смерти не боюсь.
 
  - Верующему и пташки жалко, а ты, Стасик, мразь подлейшая, женщин плода лишал. Как же ты дальше существовать думаешь? Ты подумай, ведь сегодня ты есть, завтра тебя нет, жизнь оторвёт последний календарный листок, дневник судьбы закончиться, а в итоге? Смерти ты не боишься, а что ты о ней знаешь? Думаешь, умру, похоронят и нитки в карман. Держи рот шире: есть ещё что-то. что есть продолжение нашего настоящего.
 
  Олеся открыла окно, и в кабинет хлынул вечерний поток прохладного воздуха. Девушка засмотрелась на луну, звёзды, её качнуло, ноги подогнулись и она едва не упала. Кошмар действительности всегда очень больно разит хрупкий мир женщины, его совершенную красоту. Но каким бы мир не был душещипательным, но есть люди, которые принимают всё происходящее с открытым сердцем, с надеждой, верой и любовью.
 
  - Убил кого? - опять спросил Вайцман.
 
  - Двоих, мальца и его деда.
 
  - Как это произошло?
 
  - Нам нужны были "кролики" для опыта парапсихологии. Поступил новый препарат, с ног валит, душу выворачивает. Дед с мальчиком шли с леса, как раз рощу берёзовую только прошли, а мы тут как тут. Привезли их в "лагерь", раздели донага, накачали препаратом. Малец кричал как подбитая собака, дед кончился через два часа.
 
  - Мальчика зачем накачали? - Вайцман смахнул слезу.
 
  - Опыт тем богаче, что разные возрастные рамки задействованы. Мальчик начал с ангелами говорить, мы обалдели: голос сорванца лепетал что-то неведомое. Нас едва инфаркт общий не поразил. Деда вынесли, а Петю подключили к датчикам, запустили компьютеры, посадили специалистов. Мальчик такое говорил, что дух захватывало. Это тянуло на сенсацию.
 
  Иосифу Семёновичу жутко захотелось пить. Ветер колыхал занавески, луна пялилась как наглая баба. Весь этот драматический разговор увлёк его до самого каления. Бедный, жестокий мир! Если Бог так всемогущ, зачем на спину человечка ложатся такие грозные испытания?! Есть ли смысл жить свободно и естественно, встретить старость с внуками и сладостями. А что стало с мальчиком, мелькнуло в его сознании яркой вспышкой.
 
  - Что с мальчиком стало?
 
  - Ну так умер. Я ж говорил, что две жизни я загубил. Не люблю слово "загубил"...
 
  - Ты самого человека не любишь.
 
  - Тебе почём знать?
 
  - Опыты и над мышами грех совершать: всё должно идти самым естественным путём, а вы природу насилуете. У нас, у казаков, так говорят: баба не хочет, козёл поумерь свой пыл. Вот я бы вам рога пообломал...
 
  Главврач разрядил ружьё, патроны положил в сейф. Хотелось жутко пить. Он вышел в коридор, прошёл в ординаторскую, которая была открыта в связи с экстренной эвакуации медперсонала, подставил лицо под поток льющейся влаги и смачно проглотил три затяжных глотка. Пропади оно всё пропадом!
 
  Фрагмент десятый
 
  Главврач чувствовал себя не в своей тарелке: мало того, он ранил человека, причинил сознательно ему боль, но ещё и эта девушка Олеся очень ему приглянулась. Иосиф Семёнович имел тяжёлые отношения со слабым полом: он был мнителен, ревнив и богопочитаем; но ещё более женщины не любили в нём полную консервативность в сексе. Да, женщинам нужна откровенность, которая идеально ложиться на удовольствия.
 
  - Перевяжи ему клешню, - потребовал Вайцман. Олеся достала бинт и спирт, сделала качественную повязку, ведь не даром проработала санитаркой в санатории. Стас пришёл в себя, поохал для приличия, исступлённо глядя на главврача, курившего с задумчивостью нашкодившего школьника.
 
  - Что ж ты, Семёныч, людей калечишь?! - голос Стаса жжужал как улий пчёл. Одежда парня была липкой от пота, на полу растеклась лужица тёмной крови.
 
  - Аз Бога ведаю, Стасик, - деловито отреагировал Вайцман.
 
  Олеся повозилась с убитой Любой: закрыла ей глаза, поправила одежду.
 
  - Надо бы её в морг отвести, - Иосиф Семёнович говорил приглушённо, толкая слова в атмосферу. - Сестра она моя двоюродная, последняя родственница на Божьем свете. Эх, жизнь, зачем ты наносишь такие чувствительные раны, зачем мечом огненным терзаешь сердце человеческое?! Железом по нервам, жуть.
 
  Вместе с Олесей главврач погрузил тело убитой на тележку, дали Стасу снотворное, и двинулись в путь. В коридоре пустой больницы воняло жжёной бумагой. Где-то на верху раздавались детские голоса, смех, кукуреканье человеческой глотки, ржание двуногих лошадей.
 
  - Сеструху убил, змеёныш, - стонал и плакал Вайцман. - Единая кровиночка, душа в душу жили. Я ведь для неё был как Алёша Карамазов. Я её почитал за святую, пальчики ей целовал, баньку топил, кваску наливал. Убийца! Людей мучил и до меня добрался. Ирод!
 
  Олесе от чего-то сделалось смешно. Такое бывает при сильном волнении, когда ЦНС возбуждена и спускает пар. И она засмеялась с каким-то надрывом, задыхаясь, мня платье и волосы. Жалкий вид мокрого цыплёнка.
 
  - Подруга, да у тебя истерика! - главврач вытер слёзы, пощупал у девушки лоб. Вот, жар.
 
  Добрались до двери на двор, кое-как перенесли тележку через порог. Вайцман вспотел как медведь, сердце рвалось на волю. Олеся едва не падала с ног.
 
  - Настоящее фэнтези с мертвецом и тремя голодными и злыми неудачниками, - зло сказала девушка и сплюнула на гравий.
 
  Стоял тихий вечер. Тумана не было, но запах серы стоял всё тот же. Гладиолусы и хризантемы обдало первым неожиданным заморозком, по-видимому, от всё тех же бомбёжек террористов. Вдруг заорало радио, тягучий голос властного человека заголосил:
 
  "ГРАЖДАНЕ, СОХРАНЯЙТЕ СПОКОЙСТВИЕ И БЛАГОРАЗУМИЕ! ЗНАЙТЕ: ПРЕЗИДЕНТ ПОЛНОСТЬЮ ВЛАДЕЕТ СИТУАЦИЕЙ, УЩЕРБ УТОЧНЯЕТСЯ, СИЛЫ РЕАГИРОВАНИЯ УЖЕ ЗАНИМАЮТСЯ ПОСТРАДАВШИМИ! НАМ ОЧЕНЬ ВАЖНО ЗНАТЬ, ЧТО ВЫ ПОЛНОСТЬЮ ДОВЕРЯЕТЕ НАМ!"
 
  - Суки, разве раньше нельзя было направить это самое реагирование в нужное русло?! Пока гром не грянул... Ох, святой Никола Угодник, спаси нашу отчизну, выправи нашу лодку!
 
  По бетонированной дорожке добрались наконец до морга. Двери его были раскрыты нараспашку. Горел свет в замусоленном окне, будто кто был внутри.
 
  - Забыли выключить и закрыть, - объяснила Олеся.
 
  Затащили мёртвую. Один из холодильников урчал голосом тракторного двигателя.
 
  - Куда положим? - спросил Иосиф Семёнович, чеша руку об колено.
 
  - Хозяина нет, будем справляться сами. Ключи в тумбочке, доставайте, будем открывать и смотреть где есть место, - произнесла Олеся.
 
  В 5-ом холодильнике было свободно. Любочку уложили со всей осторожностью. Вайцман перекрестился, про себя прошептал молитву заупокойную, весь как то обмяк. Кости его ломило, голова гудела как колокол. Бытие, злое и душедробительное, выворачивало душу и словно снег ложился на лицо.
 
  - Я ведь наказывать его не хочу, - стал объяснять Вайцман об отношении к Стасу, - Мне раскаяние его необходимо, покаяние пред Всевышним. Буду тогда знать, что в ещё одной душе человеческой свет зажёгся.
 
  - Стас - тяжёлый человек, - громко произнесла Олеся.
 
  - Но он способен раскаяться?
 
  - Если только буде умирать. Скорпионы - люди железные, их воля неподвластна разуму. Я давно это поняла, когда ещё не жила с ним. Мы ведь в детский сад, вместе ходили, в школу, на вечеринках встречались. Он очень добрый человек, но самоуверенный. Он не верит в высшую справедливость...
 
  - Это очень печально, - замотал головой Иосиф Семёнович. - Нужен он мне как свидетель Правды на земле. Через него в Боге желаю утвердиться. Не выйдет, значит.
 
  Олеся села на диванчик, откинулась на спинку.
 
  - Вам это так важно? - улыбнулась она.
 
  - Как смысл жизни. Я ведь пил безбожно, ругался матом, дебоширил. Однажды, зимней ночью, приснился мне мёртвый человек, одни кости, с моим лицом. Страшно стало, аж жуть. И голос, спокойный и властный, говорит, значит: покайся, сыне. Я по-утру побежал в церковь, что через реку, исповедовался, причастился. Но полной уверенности нет. Хочу чуда.
 
  - Будет вам чудо, - опять улыбнулась Олеся. Ей нравился этот человек.
 
  Фрагмент одиннадцатый
 
  Вечер вступал в ночь. Вам не кажется, что все ночи одинаковы как птицы, летящие на юг? В ночь мы уходим, в ночь возвращаемся, и значит - жизнь питается ночами, питается её холодом, её непроглядным мраком, звериным молчанием.
 
  - Вы создаёте чудеса, дорогая Олеся? - удивился Иосиф Семёнович, высоко приподняв брови.
 
  - Пойдёмте со мной, - и она взяла главврача за руку, и подошли к холодильникам. Девушка стала по очерёдности открывать дверцы рефрижератора, но тела девочки-утопленницы нигде не оказалось. Лежали обнажённые сморщенные тела старух и молодых людей, у одного тела не хватало головы и багровая шея, с