Не дающие покоя моим «заклятым друзьям» штаны уходят корнями в далекие 80-е.
Я работал переводчиком в одной фирме, которая проектировала, строила и продавала электростанции «под ключ» почти по всему миру. Наверное, не было такой страны, где мы бы не строили «power plants» или не покупали бы к ним недостающее оборудование и комплектующие. Отдел переводов считался, как сейчас бы сказали, «элитным подразделением», в котором практически все члены команды часто выезжали за рубеж. А в советские годы уже одно это было пределом мечтаний среднего советского человека.
Но кроме этого переводчики всегда имели возможность «подхалтурить». «Халтурой» называлась любая работа на стороне, за которую, по образному выражению Жванецкого, платили «очень дополнительные деньги».
Я пришел в отдел молодым парнем с хорошим образованием, но абсолютно без знания «темы». В моем профессиональном багаже была пара научно-популярных книг, переведенных на английский и изданных в издательстве «Мир». А тема конторы – электростанции. Атомные и тепловые. Пришел я туда незадолго до Чернобыльской трагедии.
Крупная электростанция – это город в городе. Стоимость контракта «под ключ» достигала полутора миллиардов долларов. Наверное, нет такой отрасли инженерных знаний, которая не была бы задействована в проектировании и строительстве АЭС и ТЭС. Тут тебе и ядерная физика, и автоматика, и сопротивление материалов, общестроительные работы и инженерные сети, транспорт и связь, геология и геодезия, электрика и электроника, теплотехника, машиностроение и металлообработка. И все это нужно было запроектировать, а потом перевести на английский, защитить проект у заказчика и построить.
А я если и знал что-то, то весьма поверхностно. И учиться приходилось, что называется, «без отрыва от производства». Помогали коллеги. Юлий (да-да, вот такое мужское имя), Володя и Сергей. Ну и, разумеется, Лев. Точнее, Лев Анатольевич. Лев Анатольевич был начальником нашего отдела, грамотнейшим и добрейшим человеком. Не было такого термина, который бы он не выстрелил без словаря, не было запутаннейшего текста, который он не смог бы перевести «с листа».
Он был намного старше нас и относился к нам, пожалуй, лучше, чем мы того заслуживали. А мы любили над ним по-доброму подшутить. Его начальственный стол стоял у стены возле входа. Я сидел к нему спиной, а рядом с его столом стоял огромный шкаф, создававший иллюзию кабинета. Чего только мы не клеили на этот шкаф со стороны, обращенной к нам! То картинку из привезенного из Америки журнала «Плэйбой», то фотографию пушки с девизом «Наша цель – коммунизм!» (это в 80-е годы-то!), то напечатанный огромными буквами «вердикт»: «При любой дележке Льву достается львиная доля!». Когда он это обнаруживал, он рычал и срывал со шкафа компромат. Но не обижался.
А когда нам поставили компьютеры вместо пишущих машинок, он загрустил. Молодежь осваивала новую технику легко и быстро. Льву это давалось сложнее. Компьютеры первого поколения с операционной системой DOS, купленные нашей конторой на валютную выручку, имели ряд особенностей, которые сейчас кажутся смешными.
Например, цвет фона на мониторе можно было поменять с синего на желтый или на черный, нажав на одну из трех кнопок на его тыльной стороне. Мгновенно. А Лев этого не знал. И стоило ему выйти из кабинета, как Сережка, сидевший передо мной, поворачивался, заговорщицки подмигивал и шептал: «Давай!».
Я нажимал на одну из кнопок на мониторе Льва и, как ни в чем не бывало, продолжал работать.
Вернувшийся на свое место Лев сначала тупо смотрел в монитор, потом срывающимся голосом звал Сережку и Юлю (они у нас считались корифеями во всем) на помощь:
- Сережа, Юля, у меня, кажется, комп накрылся!
Сережка с важным видом подходил к компьютеру Льва, смотрел в монитор и без тени иронии говорил:
- Лев Анатольич, да у вас все в порядке. Все работает штатно.
- А цвет? – вопрошал встревоженный Лев.
- Да и с цветом все о’кей – продолжал коварный Сережка, - синий, как обычно.
- Синий??? Ты че, дальтоник? Был синий, когда выходил. А теперь желтый!
- Да нет же, Лев Анатольич, самый обычный синий. Вы, часом, сами не дальтоник?
После этого Лев выбегал из-за своего шкафа и мчался смотреть на цвет монитора на компьютере Сережки и моем. Пока он описывал дугу, я снова щелкал кнопкой на его компе, восстанавливая исходный фон.
- Вот видишь! – горячился Лев, - У вас синий, а у меня вдруг желтый стал!
- Да нет же, Лев Анатольич, - подключался Юля, - и у вас синий тоже.
- И ты туда же? – кипел Лев, отказывавшийся верить в свой дальтонизм.
После чего он возвращался за свой стол и с изумлением наблюдал синий фон на своем мониторе. Немая сцена.
На третий раз до него дошло. Точнее, он полез в инструкцию по эксплуатации и нашел раздел про эти самые кнопки. Досталось всем. Но больше всех мне, потому что совершенно очевидно было, что на кнопки нажимал я. Впрочем, Лев был человеком незлопамятным. Не прошло и недели, как мы уже все вместе ехали в ВЦП за очередной «халтурой». ВЦП – это Всесоюзный Центр Переводов. Там огромное количество организаций, не имевших своих переводчиков, размещало заказы на перевод научно-технических текстов.
Надо сказать, что в ВЦП мы «халтуру» брали редко из-за грабительски низких расценок. Два рубля за страницу для нашего уровня (точнее, для уровня Юли, Сережки, Володи и Льва) считалось позорно низкой расценкой. Их уровень был от 5 до 10. Ну а я, только осваивавший премудрости ремесла, проходил за компанию.
Незадолго до этого, например, мы впятером перевели обоснование безопасности АЭС для одной из восточных стран. Огромный том сложнейших описаний и расчетов. И только мы сдали его заказчику, как грянул Чернобыль. Не успели мы со своей работой…
Контракт «накрылся», но гонорар нам заплатили. На мою долю пришлось полторы тысячи полноценных советских рублей. Что это было такое в то время? Попробуйте представить. Моя зарплата была тогда 140 рублей в месяц. Безопасность АЭС мы переводили полтора месяца. Разницу ощущаете? Когда мы пошли обмывать гонорар в ресторан тогда еще не снесенной гостиницы «Россия», мы гуляли впятером, заказывая все, что хотели, не глядя на цены. Нам принесли счет на сто десять рублей с копейками.
Но в этот раз знакомая редакторша ВЦП позвонила и очень взволнованно попросила:
- Ребята, срочно приезжайте все. И кого можете – берите с собой. У нас завал.
Мы дружно кинулись по машинам, и через полчаса кавалькада из наших пяти «жигулей» во главе с «шестеркой» Льва стояла у подъезда ВЦП.
Когда мы вошли в кабинет редактора, Марина сидела, обхватив голову руками с выражением тоски и отчаяния на лице, обрамленном гривой густых черных волос.
- Это пи… трындец – поприветствовала она нас.
Маринка редко ругалась. Мы с ней учились на одном курсе, и за пять лет я ни разу не слышал от неё матерного слова. Мы понимали, что что-то неладно, но ждали объяснений.
- Пошли, ребята, работу покажу – Маринка встала из-за стола и направилась к выходу из кабинета.
Мы двинулись за ней гуськом. Раньше все было просто. Пришел к редактору, взял работу и поехал делать. А тут еще куда-то идти?
Маринка уверенно вела нас в конец коридора. Открыла ключом какую-то дверь и кивнула, приглашая зайти. В этом углу ВЦП никто из нас еще не был. Мы прошли через открытую ей дверь и офигели.
Большой зал площадью метров сто или сто пятьдесят был завален папками с документацией от пола до потолка. По самым скромным подсчетам, работы здесь было на пятилетку. Мы дружно повернулись к Маринке и нарисовали на лицах немой вопрос.
- В общем, так – начала Маринка – Оборонэкспорт продал …
Тут я прервусь. Грифа секретности ни на одном из документов того проекта не было. Не было даже грифа «для служебного пользования». Открытая информация для поставок на экспорт. Но, на всякий случай, я не буду говорить, документацию на что именно тогда Советский Союз продал, и какому продал государству. Назовем этот предмет «Article 75» – «Изделие 75». А продали технологию производства. Всю. От плавки металла до сборки конечного высокотехнологичного продукта. И именно эти чертежи и технологические журналы занимали весь объем помещения «Х» в ВЦП.
Первым от шока очнулся Юля:
- Марин, в Москве столько переводчиков нету, чтобы это перевести.
- Я знаю. Пытаемся раздать всем, кому можем, и распихать по регионам. Вы берите, сколько сможете взять.
Мы взяли пять багажников. Когда я вечером дома раскладывал чертежи, меня не покидало смутное ощущение, что на этой работе можно потерять здоровье. Да и тоскливее текста я в жизни не видел никогда. На каждом листе чертежа были примерно одни и те же слова, разбросанные по разным его углам. Примитивно опишем это так: «Болт, гайка, шпилька, кольцо…» ну и так далее. Примерно по 40-50 терминов на лист, повторявшихся до бесконечности.
С технологическими журналами было не намного веселей. Там хоть и был какой-то текст, но такой же однообразный. Технология перевода проста как грабли. Размечаешь лист сносками с порядковыми номерами, начиная с левого верхнего угла, а потом на машинке печатаешь: «1-болт; 2-гайка; 3- шпилька…» Первой мыслью было напечатать один раз, отксерить и отдать. Но этот номер не прокатывал. Во-первых, на разных листах эти болты и гайки были нарисованы в разных местах, следовательно, порядковая нумерация сбивалась. А во-вторых, ВЦП не принимал тексты, размноженные под копирку и на ксероксе. Только оригиналы.
И тут мне на голову упало яблоко. Я позвонил Маринке и задал сакраментальный вопрос:
- Марин, а обязательно нужно размечать чертежи с левого верхнего угла, или можно в произвольном порядке?
- Да как хотите делайте, только сделайте как можно больше! – Маринка даже не подозревала, как она озолотила нас своим ответом.
Я привлек к работе жену и тестя – военного пенсионера. Весь вечер мы размечали чертежи и журналы так, чтобы на любом листе болт был под номером 1, гайка под номером 2, шпилька под номером 3 и так далее.
Утром я с увесистой папкой подмышкой появился на работе. Коллеги сидели с озабоченным видом и красными глазами. Наверное, всю ночь стучали дома на машинках эти идиотские болты и гайки.
Когда я объяснил им, что сейчас будет происходить, Лев поперхнулся чаем, Сережка застыл с занесенной над клавиатурой компьютера рукой, а Юля с Володей выдохнули в голос:
- Ну ты даешь!!!
Не торопясь, я сунул кипятильник в чашку с водой, приготовил растворимый кофе и сахар и, пока в чашке закипала вода, набрал на компьютере один лист со сносками. После чего вытащил кипятильник, насыпал в стакан кофе и сахар, аккуратно размешал напиток, послал текст на печать в пятидесяти экземплярах (больше листов не влезало в принтер) и пошел пить кофе в курилку, находившуюся рядом с нашим кабинетом.
Когда я вернулся с перекура, на принтере лежали отпечатанные листы. В оригинале. Я потряс пачкой перед носом Льва и сказал:
- Сто рублей.
Конвейер заработал. На семейном подряде. Пока я был на работе, жена с отцом-полковником размечали чертежи. На следующий день, в обеденный перерыв, я распечатывал 100-150 листов. Пять дней в неделю.
Коллеги не отставали, освоив моё «ноу-хау». Когда мы раз в неделю появлялись в ВЦП, выгружали из
А не написать ли мне мемуары? На одном сайте, пожалуй, только ленивый не вспоминал мои белые штаны. Фото висело с месяц, но покоя многим долго не давало. Мой ноутбук и то не поленился настучать, что я их продал, собирая деньги на анонсы и приглашения…
Как их только не называли! Одна «сказочница», считающая себя особо одаренной и очень известной, даже вывела их в образе белых подштанников.
Ну а как же было на самом деле? Когда в сердце Юрия Тара зародилась любовь к белым штанам?
Начинаю писать мемуары.