(Протягивает Коробову письмо.) Наши бунтари филармонические накатали в Москву жалобку.
КОРОБОВ. Да?.. (Осторожно берёт бумагу, словно она чем-то инфицирована.) То-то я хребтом чую, целится кто-то прямо в спину… Я ознакомлюсь?.. (Читает письмо.)
ШУМЯКИН. Эти дебилы не понимают, что себе яму копают. Они же этим письмом, можно сказать, помогли мне! Евстахий Палыч сказал: «Если б не эта кляуза, я бы с тобой уже договор расторгнул, как с директором филармонии». Прямо так и сказал. «Но ты, – говорит, – доказал, что можешь отстаивать свою позицию перед всем коллективом. Что ты не слабак, и не сбежишь в кусты от всяких там горлопанов. Нам, – говорит, – такие люди позарез нужны! Чтобы бороться с теми, кто хочет в стране посеять хаос! Вот ты и будешь бороться с людьми хаоса».
КОРОБОВ (читая и одновременно комментируя письмо). Вот суки… Не скупятся на эпитеты… (Цитирует с издевательским пафосом.) «Этот авантюрист заставляет нас покупать билеты на свои же собственные концерты. Нас, создателей культурных ценностей!» Да потому что вас слушать никто не хочет – бандуристы клубные! (Читает дальше.) «Хотя концерты стали редкостью, в основном мы ездим по детским садам со сказками». А вам что, по борделям хочется? Ей-богу, я бы сегодня всех уволил.
ШУМЯКИН. Я бы тоже уволил, если б это была моя личная филармония. А так – терпи и кряхти. (Разливает коньяк по рюмкам.) Любань, давай за компанию…
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Азап Калиныч, домой сами повезёте. На четвёртый этаж.
ШУМЯКИН. Да хоть на пятый. Давай за любовь и дружбу!
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Тогда на брудершафт.
Любовь Васильевна и Шумякин пытаются выпить на брудершафт, хотя это и довольно сложно с его небольшим ростом и её пышной грудью. Это целый цирковой номер, на который директор пока не готов.
ШУМЯКИН. Ладно, давай без выкрутасов… по-простецки.
Просто чокаются и пьют. Коробов уткнулся в письмо и никак на них не реагирует.
КОРОБОВ (продолжая читать). «Мы так понимаем, что деньги на приобретение аппаратуры и инструментов украдены, и мы вынуждены работать без микрофонов со своими личными колонками от компьютеров, включать музыку со своих планшетов и телефонов»… Слушай, Азап, да за такое упрятать надо в тюрягу!
ШУМЯКИН. Виталик, не баламуть воздух. Выпей.
КОРОБОВ. Да нет, я говорю, их можно упрятать за ложные обвинения. Они что за руку тебя схватили? У них что доказательства есть? Микрофоны с аппаратурой у нас числятся в наличии, а если у вас их на концерте нет – уж извините, значит, вы сломали. Значит, вы ещё и порчу имущества будете оплачивать. (Со справедливым негодованием.) Что за моральные уроды! Крысы, блин!.. (Внезапно его осенило.) Азап, это уголовная статья! Ну да, за ложь и надругательство над государственным лицом. Давай щас нашего юриста вызовем и телегу на этих тараканов накатаем – пусть в говне побарахтаются. Павлюку, нашему судье, отдадим, пусть им впаяет по самое не балуй, штраф тысяч на триста или пусть годик в тюряге на баланде посидят. Враз поумнеют!
ШУМЯКИН. Не кипятись. Мстить на холодную голову надо. Люба, сама себя обслуживай – без этих давай, без церемоний.
Шумякин явно подобрел от выпитого коньяка и сел на стол.
С этими насекомыми потом разберёмся. Ты лучше скажи, что мне с худруком, с Подгузло, делать?
КОРОБОВ. А что с ним делать – пусть золотые яички несёт, пока задница не лопнула.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Да и жена в управлении культуры сидит как никак. Вдруг пригодится.
ШУМЯКИН. Господи – в отделе кадров! Ты дальше, дальше читай. (Тычет пальцем в письмо.) Там и про худрука написано, и про нас с тобой.
КОРОБОВ (читая дальше). «Художественный руководитель филармонии Николай Васильевич Подгузло является депутатом, почётным гражданином, профессором университета, руководителем ансамбля…» – До хрена ещё перечислений – «…Он просто подставное лицо, на которое директор филармонии и его заместитель Коробов выписывают себе гранты, под его фамилию создают фальшивые проекты, как например, “Вечер джазовой музыки с лучшими саксофонистами России”, о котором мы случайно узнали. Хотя в действительности такого концерта не было…» Люба, у тебя новая бухгалтерша не слишком часто курит в общей курилке, а?
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Витал Талыч, об этом проекте никто не знает кроме меня. И нас с вами.
ШУМЯКИН. И Евстахия Палыча.
КОРОБОВ. И нашего яйценосного Подгузло.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Азап Калиныч, зачем вам этот якорь на шее? Он нас всех на дно утянет.
КОРОБОВ. Лучше часть денег потерять, чем свободу. Избавляйся от него, Азап, – я хребтом чую, когда трындец подбирается.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Евстахий Палыч вам первый спасибо скажет. И жена тут не спасёт.
ШУМЯКИН (распаляя себя). Виталик, я в этой библиотеке заживо гнию зачем? Я, заслуженный работник культуры, зачем как бомж ючусь по чужим кабинетам? Вот мне это надо?
КОРОБОВ. Ради искусства.
ШУМЯКИН. Ради вас, идиоты! Чтоб вы подправили своё материальное положение. Люба, скажи сколько мы лишимся в денежном эквиваленте, если уйдёт наш худрук.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Много. И возможностей много упустим. Но с другой стороны…
КОРОБОВ. С другой стороны, надо взять нового человека – и всё начать с чистого листа.
ШУМЯКИН (вспыхивая и негодуя). Виталик, ты себя слышишь? Да новый человек здесь таких дел наворочает – будем в колонии разгребать!.. Да, Подгузло мерзавец и слизняк, но уже прирученный, свой.
КОРОБОВ. Тогда пусть делает всё, что мы скажем – от и до!
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Согласна с Витал Талычем. Пусть пожёстче будет, понапористей.
ШУМЯКИН. Уговорили… (Набирает номер на сотовом телефоне.) Николай Василич, я вижу вы совсем закружились… Говорю, в делах всё, в хлопотах… Не забыли обо мне?.. Ну, конечно. Мы уже, понимаете, на всю катушку отмечаем восшествие Николай Второго на престол… Ну да. Поэтому с нетерпением и благоговением ждём дражайшего нашего худрука… Ах, вы рядом? Ну и отлично. (Кладёт трубку.) Сейчас подойдёт. Говорит, в туалете сидел, живот прихватило.
КОРОБОВ. Врёт как дышит.
ШУМЯКИН. Пусть врёт, лишь бы польза была.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Азап Калиныч, может быть, я уйду?
ШУМЯКИН. Нет, Люба, ты у нас в качестве этого будешь… специалиста по финансовым вопросам. Ах, чуть не забыл!.. (Достаёт из дипломата папку с бумагами и протягивает их Коробову.) Эти твои проекты по новой филармонии и близлежащей территории… Очень пригодились. Евстахий Палыч сказал, что в подвале под филармонией можно и ночной ресторан открыть. Каждый квадратный метр должен копеечку приносить… Смекаешь?
КОРОБОВ. А в фойе что, пивнушку откроем?
ШУМЯКИН. Фойе наше с тобой будет. Потом рядом гостиницу отстроят для гастролёров. Пятизвёздочную! С торгово-развлекательным комплексом. Там и аквапарк, и чёрта лысого там тока нет! Дай срок! Так развернёмся, соседи от зависти подавятся.
КОРОБОВ (недовольно). У повара понос от обжорства не случится?
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Не к столу такие разговоры.
Слышен стук в дверь.
ШУМЯКИН. Не занято. Входите.
В узкий проём двери сначала просовывается лысина худрука Подгузло, затем плечи, грудь, а потом уже и остальное туловище, словно дверь шире не открывается.
ПОДГУЗЛО. Не помешал?.. Азап Калиныч, мои вам самые искренние поздравления!.. (Жмёт руку директору.) Как говорится, чтобы ваш талант руководителя принёс ещё много пользы нашей замечательной филармонии. Ура!
Любовь Васильевна подаёт худруку рюмку и бутерброд.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Здесь балык и сыр, Николай Василич, как вы любите.
ШУМЯКИН (шутливо грозя пальцем). Ох, Любовь Васильна, ухаживаете за Николай Василичем как эта… Прямо шуры-муры у вас, смотрю.
ПОДГУЗЛО. Что вы, что вы, Азап Калиныч, у нас всё пристойно… Только я немножечко. Пригублю чуть-чуть.
КОРОБОВ. Мы все щас чуть-чуть пригубим…
Все берут рюмки и бутерброды.
Предлагаю выпить за бескрампра… (Запинается и замолкает.) Сейчас со второй попытки… За бескрампрам… Блин, что это у меня с языком!
ПОДГУЗЛО (ехидно улыбаясь). Вы сегодня явно перетрудились. Давайте просто выпьем за мир во всём мире.
ШУМЯКИН. Нет, давайте за летальный исход для наших врагов.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Азап Калиныч, не хулиганьте.
КОРОБОВ. Да погодите вы! Я пока не выговорю, я не успокоюсь.
ШУМЯКИН. Тогда не торопись.
КОРОБОВ. Давайте выпьем за принципиальность и…
ПОДГУЗЛО. И!.. (Помогает ему, отбивая такт ладонями.)
КОРОБОВ (говоря в такт по слогам). Бес-ком-про-мисс-ность! – в творчестве. Вот!
Все чокаются и пьют.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА (томно, Коробову). Вы сегодня в ударе. (Подгузло.) Это было гениально.
ШУМЯКИН. Люба, не совращай моих подчинённых.
ПОДГУЗЛО (смакуя коньяк). М-м, какой изыск!.. Французский?
КОРОБОВ. Гипермаркетовский.
ШУМЯКИН. Николай Василич, ты кушай как следует и пей. А то как неродной, понимаешь, цедишь коньяк сквозь зубы. Выпил хорошо – закуси борщом, говорил мой дед.
ПОДГУЗЛО. Вам уже отдали мой подарок? Самая брендовая фирма, как говорит молодёжь.
ШУМЯКИН. Ты погоди про подарки. Ты мне скажи, Николай Василич, кто из наших работников про «Вечер джазовой музыки» знает?
ПОДГУЗЛО. Ну что вы, Азап Калиныч, я ведь понимаю – информация конфиденциальная, как говорится, для служебного пользования.
КОРОБОВ. Сейчас не до шуток.
Коробов берёт письмо и суёт его под нос худрука.
Вот это вот гниды написали в Москву. Про «Вечер джазовой музыки» написали, что вы в филармонии только в день зарплаты появляетесь… Писатели хреновы. В нашем управлении письмецо оказалось.
ПОДГУЗЛО. Вы позволите?
Подгузло берёт письмо и садится в уголок, чтобы его прочитать.
ШУМЯКИН. Я, Николай Василич, честно скажу, если я с кем-то в команде работаю, я на него полагаюсь как на самого себя. Без взаимного доверия нам никак нельзя.
ПОДГУЗЛО. Азап Калиныч, клянусь, жена ничего не знала. Видимо, это было в большом секрете…
КОРОБОВ. Это, конечно, не моё собачье дело, но я бы предложил Николаю Василичу разбить бригаду Карины Дуговой на две части.
ПОДГУЗЛО. Да-да, я согласен.
ШУМЯКИН. Это ерунда всё. Дугову надо увольнять.
Сразу же возникает пауза. Все переглядываются друг с другом кроме директора.
И увольнять за непрофессионализм, за то, что она разваливает работу своей бригады.
ПОДГУЗЛО. Ну, она как бы мастер сцены. По категории.
ШУМЯКИН. Певица она опытная, никто не спорит, но кроме опыта есть ещё руководительские способности.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА (подсказывая). Руководящие.
ШУМЯКИН. Тем более. А работу бригады своей она полностью провалила.
ПОДГУЗЛО. Азап Калиныч, у них как бы грамоты есть от нашего Управления культуры. Как же мы их… это…
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. И вы её денежными премиями поощряли.
КОРОБОВ. Азап Калиныч, дохлый номер. Мы Дугову даже с места не сдвинем.
ШУМЯКИН. А то как же – не просто сдвинем, а сковырнём! Чтоб никому не повадно было. А Управление культуры нам ещё спасибо за это скажет. И вы, Николай Василич, нам в этом должны помочь.
ПОДГУЗЛО. Я всегда рад помочь прекрасным людям. Как говорится, не имей сто рублей…
КОРОБОВ. А имей сто богатых друзей – с каждого друга по пять тыщ, уже машина.
ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Я согласна, профессиональные качества у плохого человека становятся оружием массового поражения. По мне – доброго музыканта гораздо приятнее слушать, чем злого.
ШУМЯКИН. Золотые слова. И мы как культурное учреждение вопросам человечности и морали должны уделять
