— А это что? – спрашивает дочь, доставая очередную открытку. Я высвобождаю руку из под ее головы, ноги и руки (удивительным талантом обладает мое дитя: улечься так, чтобы одновременно разместить у меня на коленях почти все части своего тела) и вглядываюсь.
— Рогир ван дер Вейден «Портрет дамы» Нравится?
— Какая серьезная. И без косметики, и лицо прикрыто.
— Так было принято. Порядочные замужние дамы и девицы одевались скромно, глаза держали долу.
Дочери нравится последнее слово. Она хихикает и убегает, на ходу придумывая под него рифмы. Долу – полу,- не пойду в школу, -отдыхать впору. Я продолжаю смотреть на складки тяжелой средневековой одежды, на скрещенные тонкие пальцы, на бледное открытое лицо, с гладко забранными назад волосами.
Вглядываюсь… Всколыхнитесь, волны памяти, я иду к вам!
Коричневая лакированная тумбочка в родительской спальне. Предмет моих вожделенных мечтаний. Ее темное нутро таит в себе сокровища Голконды. Так, во всяком случае, мне кажется. Но — увы и ах!- мне строго запрещено открывать ее без спросу, потому что там ред-ки-е реп-ро-дук-ции и-зо-бра-зи-тель-ного ис-кус-ства! Фу! Выговорила! Но нельзя - так нельзя. Надо дождаться вечера.
Зимний день короток. И вот уже по полу тянутся сумеречные сиреневые лучи. Скоро придут родители и скажут, что я у них умница, красавица и молодец. Конечно — молодец: весь день не шалила, никуда без спросу не лазила, поела, вымыла за собой посуду, и читала сказки, смирно сидя в кресле. Мечта, а не пятилетний ребенок.
А награда вечером. Мама сядет рядом, укроет клетчатым пледом, включит маленький электрический камин и откроет сокровища Голконды – аккуратную большую стопку больших и маленьких открыток и альбомов. От них тянется аромат- старинный, изысканный, потому что хранятся открытки в больших бархатных коробках от бабушкиных духов.
— Вот это «Последний день Помпеи» Карла Брюллова. Посмотри, какое грандиозное полотно, какие краски.
Электрический камин с бутафорскими угольками бросает красные тени на открытку, и зарево помпейского пожара полыхает еще сильней.
— А это его брат Александр Брюллов. Портрет Натальи Николаевны Пушкиной.
О том, что это жена любимого поэта я уже знаю. И вздыхаю ревниво:
— Красивая.
— Еще бы, — улыбается мама. – Первая красавица при дворе. А посмотри, какое платье, какие серьги.
Но, черт побери, я – женщина или нет?! Чтобы при мне, да красоту другой нахваливали?! Пусть она трижды мадонна! Ну, уж нет!
— А это? – нетерпеливо вынимаю я из стопки следующую открытку.
— «Шоколадница» Лиотара.
Ничего не пойму. Где шоколад? На картине какая-то пухленькая девица с чашкой на подносе.
— Раньше шоколадом называлось какао, — терпеливо объясняет мама. — И его не ели, а пили, и подавали в тонких фарфоровых чашечках.
Ничего себе! Глупые люди! Разве шоколад можно пить? Его надо есть: медленно, отламывая по кусочку, ощущая маслянистую хрупкость, и, смакуя, смакуя, смакуя! Или, мгновенно запихав в рот всю плитку, упиваться тягучим горьковатым вкусом.
— А это?
— «Портрет дамы» Рогира ван дер Вейдена.
— Какая некрасивая и злая!
-Почему? Посмотри, какая четкость линий, какое изящество и тонкие цвета. Бледная, потому что так считалось красивым, большой открытый лоб – тоже красиво и по моде того времени. А какие нежные губы, как полуопущены глаза, как сложены руки. Она спокойна и думает о чем-то.
-О чем?
-Наверно, о своих детках, о доме. Думает, вот художник нарисует мой портрет, и я пойду домой, накрою на стол, детки мои обрадуются, потому что будет пирог с румяной корочкой.
— А сколько у нее детей? Ну, сколько?
— Четверо, — мгновенно выпаливает мама. И я так же мгновенно верю в это: именно четверо, не меньше, и все они ждут маму и горячего сладкого пирога.
— А шоколад они будут пить? – мне нужны детали для полной картины семейной идиллии. – А над столом будет лампа с абажуром? А папа тоже будет? А какого цвета у них чашки, а скатерть?
— Будет, все будет! И синяя скатерть и белые чашки. Да угомонись ты немного!
Но я уже пришпорила Пегаса своей фантазии! Мне необходимо знать, какого цвета стены в доме женщины, какие полки и мебель, во что одевается ее служанка (у всех богатых есть служанки!) и с какой корзиной она ходит на рынок. И вообще красивый ли у них город?!
Мама терпеливо рассказывает мне это. Игра увлекает ее, и вот уже два Пегаса - мой и мамин - скачут по бескрайним дорогам фантазии. Из маленькой открытки «Портрет дамы» нидерландского средневекового художника за считанные минуты родилась целая история.
Камин бросает красные задумчивые блики на мамино лицо. Я сворачиваюсь у нее на коленях и засыпаю. Она осторожно высвобождает одну руку и гладит меня по голове...
Расступитесь волны памяти: в стране воспоминаний нельзя гостить долго...
Белые ангелы детства, хранящие мою душу, не покидайте меня: мама, камин с красными угольками, коричневая тумбочка с сокровищами Голконды – вы так далеко от меня, и так близко. Вы - мое богатство, которое я передам своей дочери, вместе с затертой репродукцией «Портрета дамы». Сохраните ей воспоминания, сотките память, сберегите душу, чтобы не прервалась ниточка уюта и добра в нашей жизни.
Посвящается автору нашего сайта Полине Стремной.
Именно ее прекрасному, поразившему меня до глубины души, произведению "Из глубины души, из памяти моей" я обязана этой миниатюрой.
С благодарностью к Вам, Полина.
и принесут чашку какао и стакан воды. С детства обожают эту картину. Помню соседка отдала большую кипу старых журналов "Огонёк". Я из них вырвала все страницы с копиями картин классиков и постоянно ими любовалась! Жаль, в Дрезденской галерее не довелось побывать... 
Кому бы ни посвящалась миниатюра (Полли мне тоже импонирует), но написано замечательно, Ляман.
Да, верно. Ностальгия замучает.
Номинирую на главную.