Нисан – месяц страшный, свирепый. С ним приходят в Йерушалайм бури. Тучи песка несёт ветер пустыни и обрушивает их на улицы, черепицу домов, сады и площади. В такие минуты кажется, что и укрыться негде от вездесущего песка. Так было в день шестой.
Перед шаббатом торговля на рынке обычно идёт бойко, потому гончар Медад привёз на своей старой повозке все вазы и кувшины, что вылепил за целый месяц. Но в этот день удалось продать только одну амфору для масла да пару горшков. Народу на рынке было мало.
– Много ли продал ты, Миха? – с тоской спросил Медад своего соседа, торговца фруктами и вином.
– Очень мало, – вздохнул торговец, раскинув руки над пропадающим товаром. – Всё из-за этих проклятых преступников.
– О ком говоришь?
– Разве ты не слышал, что делается в городе?
– Я почти не выходил из мастерской, друг мой, – тихо ответил Медад. – Сделал побольше кувшинов, чтобы продать. Надо кормить дочерей.
– Эх! Да тут такое творится! – оживился Миха, схватив несколько виноградин с прилавка и горстью засунув их в рот. – Явился в город человек, называющий себя пророком. Имя ему Йешу. То ли назарянин, то ли галилеянин. Учил народ на горе. Говорят, и в Храме учил.
– Ты слышал его?
– Нет. Но болтают, что он также великий лекарь.
– Что же плохого в том? – спросил Медад.
– А то, что из-за него и нескольких иных у меня пропадают эти прекрасные плоды, а у тебя – твои горшки! – со злостью ответил Миха. – Ведь где народ? Не на рынке! Кто на площадь пошёл смуту творить, а кто – на Голый холм, на казнь поглазеть.
– На казнь? Что же, казнят пророка?
– И его, и пару убийц иже с ним на крестах. Римляне схватили его, когда молился в саду…
Внезапно словно гром наполнил всё вокруг, заставив торговцев замолчать. Но гром был не с неба: как будто земля содрогнулась.
– Всевышний, спаси нас… – в страхе пробормотал гончар, глядя на небо, которое вмиг почернело.
Буря налетела внезапно, как дикий лев настигает беззащитную овцу. Свирепый ураган валил высокие пальмы, сбивал с ног бедолаг, не успевших найти убежище. Медад не успел спасти ничего из своего товара. Ветер и пыль пустыни превратили всё в груду черепков и разметали по улицам города. Сердце бедного горшечника разбилось вместе со всеми его трудами…
То было вчера. А сегодня, в шаббат, стояла на удивление тихая погода. Обычно в ранний утренний час во двор прилетал соловей, садился на ветку сухого куста и выводил трели, радуясь солнцу и началу нового дня. Но сегодня в тесном дворике у дома бедного гончара стояла мёртвая тишина. Медад выглянул в окно. Несколько лет назад его супруга Лея посадила во дворике лилии, но выросший куст так и не принёс ни одного цветка. Лея старательно ухаживала за лиловым кустом, поливала его, убирала пожухшие листья, но её старания были тщетны. Однажды Медад заметил, что его любимая супруга плачет. «Что случилось?» – «Милый мой, я не увижу этих цветов. А ты увидишь». Через год Господь забрал её.
Вспомнив о жене, старик хотел вздохнуть, но этот вздох остановился где-то в груди и застыл камнем у сердца. Медад медленно поднялся с лежанки. В доме стояла тишина. Было раннее утро, дочери ещё спали.
Медад вышел из дома и направился по пустой пыльной улице в городской сад. Здесь тоже было тоскливо и тихо. Гончар слышал, что тот пророк, Йешу, бывал в этом саду. Медад сел на траву около камня. Он представил, как тот человек стоял здесь. О чём думал он? Что чувствовал? Возможно, он молился? «Как же я глуп, – сокрушённо подумал гончар. – Зачем пророку молиться? Господь и так открыл ему волю Свою. Это мне, дураку, надо бы помолиться…»
Горькая, как полынь, тоска наполнила душу старика. «Всевышний послал в Йерушалайм Своего пророка. Он учил людей. А я что делал? Лепил мои горшки. Не успел услышать его. Эх, если бы я мог поговорить с ним! Быть может, он бы сказал, отчего так тяжко мне. Почему забрал молодой любимую мою Лею, жену и мать дочерей моих? Как же горько мне…»
Из-за густых кустов раздался шорох.
– Кто здесь? – испуганно спросил старик, подслеповато вглядываясь в тёмную листву.
Показалась крупная фигура в тёмной, чем-то испачканной накидке. Чёрные, наполненные безумным блеском глаза, растрёпанная жидкая борода.
– Я знал, я знал! Он послал тебя? – спросил незнакомец.
– Никто не присылал меня, – растерялся от внезапного появления странного человека Медад.
– Но ты пришёл, – возбуждённо прошептал бородач. – Кто же ты?
– Я Медад, гончар.
– А я Йехуда, ученик его.
– Чей?
– Йешу! Пророка великого и праведника, – с жаром почти прокричал человек в накидке. – Я поначалу решил, что ты это он. Но вспомнил слова его. Я знаю, кто ты! Он мне говорил о тебе.
– Ты ошибаешься, господин, – развёл руками Медад. – Не мог пророк говорить тебе обо мне. Я и не знал его, и он меня не знал. Я просто гончар.
– Он знает каждого человека, каждого, да-да, – возбуждённо закивал Йехуда. – Каждого!
Старик нахмурился:
– Ты сказал: показалось тебе, что я это он. Разве не знаешь ты? Римляне казнили его на Голом холме. Умер он. Если ученик его, то должен знать о том.
– Знаю, знаю, – нервно теребя бороду, ответил Йехуда. – И схватили солдаты его здесь, ибо я привёл их к нему.
Медад опешил. Страх сковал гончара. «Безумен этот человек, безумен. Бежать отсюда прочь!» Едва удержал
себя старик от того, чтобы не броситься со всех ног из сада.
– Зачем же ты сделал это? – тихо спросил Медад. – Разве не знал ты, что к судье римскому отведут его? И не помилуют его, ибо иудей он, а римляне казнят каждый раз по нескольку иудеев перед праздником Песаха во устрашение нам?
– Глупый старик! – Йехуда резким шагом подошёл к большому камню, достал, едва не порвав коричневую накидку, из-за пазухи маленький, но тяжёлый мешочек и широким взмахом бросил его на камень. – Деньги дали мне за это.
В груди у гончара похолодело:
– Как же? Ты предал учителя твоего в руки римлян и взял за то деньги?
– Серебро это дали, но не нужно оно мне. То моя миссия, моё служение Йешу!
– Как называешь ты служением предательство? Предал его в руки судье римскому! Ведь казнили его…
– Нет! Нет! Не понимаешь ты, гончар! Жив он! Жив!
– Отойди от меня. Господь лишил тебя разума за злодеяние твоё. Убит пророк римскими солдатами, умер смертью страшной на кресте, как убийца или разбойник, хотя и не творил зла. И виной тому ты.
– Нет! Живой он! Ибо мне сказал: «Умру, но жив буду»! Мне сказал, любимому ученику!
– Помилуй Всевышний душу твою, – прошептал в ужасе Медад.
– И не ждал, что поймёшь ты, глупец. Но деньги эти возьмёшь.
– Почему мне отдаёшь? – растерялся Медад.
– Сказано было мне: «У человека цветут лилии в саду, тому и отдашь».
– Ты ошибся. Не цветут в саду моём никакие цветы. Да и сада нет никакого, лачуга жалкая да двор.
– Нет мне сил с тобой говорить более, – высокомерно ответил Йехуда. – Прощай.
Безумец развернулся и стремительно нырнул в кусты. Старый гончар облегчённо вздохнул.
– Помилуй Всевышний…
Взгляд Медада упал на серый мешочек, оставленный Йехудой на камне. Старик подошёл и нерешительно взял мошну в руки. Оглядевшись, гончар медленно развязал верёвочку и заглянул внутрь. Действительно, серебряные монеты.
– Безумец… Деньги бросил.
Дрожащими руками бедняк вытряхнул монеты на камень и пересчитал. Тридцать один шекель. Такие деньги гончару не заработать и за год. Медад торопливо сложил серебро обратно в мешочек и побежал прочь из сада.
В душе старика царило смятение. «Зачем я взял? Ведь не мои то деньги! Украл я! Но как же? Ведь безумец сказал, что мне это серебро дано пророком. Как можно слушать слова сумасшедшего? Зачем взял я?..»
В страхе Медад добежал до своей лачуги. Его встретила встревоженная старшая дочь.
– Отец, наконец-то! Ты ушёл, а мы даже не знали куда. Заходи.
– Здравствуй, Ирит.
– Хотела вчера сварить похлёбку, но в доме нет ничего. Только хлеб. Поешь.
– Поешь ты, родная моя, – растерянно ответил старик. «У меня за пазухой такое богатство, а я дочери предлагаю хлеба пресного. За что мне наказание это?..»
– Ты бледен, отец. Тебе не здоровится? – с грустью спросила Ирит.
– Всё хорошо, цветок мой. Ступай, мне нужно побыть одному.
– Хорошо.
Дочь вышла в кухню. Медад тяжело опустился на лежанку. Никогда ещё так сильно не терзали его сомнения. Что делать с серебром, так внезапно полученным? Надо бы вернуть его этому безумному Йехуде, но где искать его? Или просто оставить мошну на дороге? Или вернуть на камень в городском саду и забыть о том?.. Субботний день прошёл, а старик так и не смог придумать верного решения. К вечеру измученный Медад в отчаянии побрёл к Храму. «Только Всевышний поможет мне…»
Солнце уже скрылось за горизонтом, когда старик с деньгами за пазухой дошёл до Храма. Подойдя к западной стене, Медад прислонился к холодному камню. «Всемилостивый, помоги мне. Дай совет, как поступить. Что делать мне с серебром?» Проходили долгие минуты, но смятение не покидало сердце бедного гончара.
На небе показались первые звёзды. Шаббат закончился. Медад без надежды взглянул на темнеющее небо.
Внезапно кто-то положил руку на плечо гончара. Старик обернулся. Перед ним стоял худой храмовый слуга.
– Здравствуй, добрый человек, – поклонился ему Медад.
– Мир тебе, старец, – ответил слуга. – Что ты тут делаешь в такой час? К левиту у тебя дело?
«Что же теперь, – подумал измученный бедняк. – Пойду к левиту, расскажу ему всё. И серебро ему отдам. А если обвинят в краже? Ну что ж, на всё воля Всевышнего».
– Да, добрый человек. Отведи меня к служителю, сделай милость.
– Пойдём. Негоже тебе тут у стены стоять.
– Почему?
– Вдруг легионеры увидят, – прошептал слуга. – Ударят, ограбят, а то и убьют. Постоянно у Храма Божьего ошиваются. Изверги, нечестивцы, бич народа нашего! Но Господь видит, всё видит! Избавил Всевышний племя Израиля от проклятых вавилонян и плена
египетского, так и от римлян оградит нас, спасёт. Не будет римлян и их кесаря, а мы будем…
Двое прошли через огромные золочёные ворота в притвор, освещённый свечами и несколькими факелами на богато
украшенных стенах. Слуга постучал в одну из дверей. Вскоре оттуда вышел храмовый служитель.
– Мир тебе, господин, – поклонился Медад.
– Мир и благословение, – устало ответил левит. – Какое у тебя дело ко мне?
– Господин, моё имя Медад, я гончар. Пришёл в Храм Божий я за советом, ибо в отчаянии. Римляне казнили человека по имени Йешу…
– Ты пришёл говорить о казнённом? – раздражённо перебил левит. – Что тебе о нём? Ты знал его?
Гончар достал мошну с серебром и протянул её служителю. Тот нахмурился и скрестил руки.
– Не видел я казнённого, господин, – произнёс Медад. – Но встретил в городском саду днём ближнего его. Назвал он себя Йехуда, отдал мне деньги эти. Не знаю, что делать мне с ними. Забери серебро это, служитель.
– За что же тот человек дал тебе деньги?
– Не ведаю,
