День седьмой

господин. Но вид его был нездоровый. Боюсь, Господь лишил его ума.
       – Знаешь ли, сколько там? – левит был мрачнее тучи, буравя взглядом серый мешочек в руке старика.
       – Каюсь перед тобой и Всевышним, открыл и пересчитал. Тридцать один шекель.
       Теперь служитель побледнел.
       – Жди здесь меня, – буркнул он и быстро скрылся за большой позолоченной дверью.
       Служителя не было долго.
       Наконец он вынырнул из-за двери и спросил:
       – Что есть у тебя, что Храм мог бы купить у тебя?
       – Только старая лачуга, гончарный круг да повозка без осла.
       – Разве нет у тебя скота или земли?
       – Земли… Отцу моему принадлежал маленький клочок за Илионской горой. Но он заброшен сейчас. Не растёт там ни травинки, ни колоска. Суха почва и бесплодна.
       – Храм покупает у тебя эту землю за тридцать один шекель серебром, – произнёс со снисхождением левит.
       Медад обрадовался. Много лет до того он пытался продать эту бесполезную землю, но отчаялся и даже забыл об имуществе отца.
       – Уважаемый! Участок мал, негоден, а сумма очень велика. Достойно ли мне перед лицом Всевышнего взять такие деньги с Храма?
       – Не думай об этом, ибо мы тебе предлагаем. Деньги твои. За купчей явишься завтра.
       – Спасибо тебе, служитель. Благослови тебя Всемилостивый Господь!
       – Но помни, горшечник: не смей оставить эти деньги в Храме. Ты понял меня?
       – Я понял тебя.
       Радостный гончар вышел из притвора.
       Большая дверь отворилась. К левиту медленно подошёл священник.
       – Он взял серебро?
       – Взял.
       – Сказал ему?
       – Сказал. Но что делать с землёй этой? – спросил левит. – Мёртвая земля.
       – Мёртвое мёртвым будет отдано. Пусть на земле той хоронят бродяг и нищих. Всё о том.
       Священник быстро ушёл. Левит проводил его тяжёлым взглядом.
       – Кровь, – прошептал служитель. – Кровь на руках наших…

       Когда Медад вышел из Храма, уже светало. Старик сначала хотел пройтись до своего дома через сад, где накануне странная встреча изменила его жизнь – ведь теперь у него были деньги, и он мог не думать более о нужде и голоде – но решил идти дорогой вне города. Рассвет был чудесным: небо озарилось такими прекрасными цветами, каких Медад не видел за свою долгую жизнь. Облака на востоке окрасились в невероятные оттенки розового, лилового и голубого. На деревьях вдоль дороги пели птицы. На душе у старика было радостно, хотя он и не понимал почему именно. Видя прекрасный рассвет нового дня, слушая трели соловьёв, Медад почувствовал, что даже и не огромное богатство радовало его. Пожалуй, он даже мог бы оставить свои шекели на дороге
– и всё равно был бы счастлив. Медаду казалось, что случилось что-то важное и радостное для всех…
       – Что ж, – улыбнулся сам себе старик. – Я жив, и дочери мои здоровы. Остальное и неважно. Как и серебро. 
       Медад вытащил драгоценную мошну и бросил её в дорожную пыль. Собираясь уйти, гончар внезапно увидел прямо перед собой высокого светловолосого человека. Кожа его была изумительно белой. Белее были только его длинные одежды. Медад хотел произнести приветствие прекрасному незнакомцу, но потерял дар речи.
       – Зачем бросил это? – спросил у бедняка человек в белом. – Разве не твоё?
       – Моё… То есть не… – пролепетал старик. – Не знаю, моё ли. Странная история случилась со мной, господин… Йешу велел через ученика отдать мне… и в Храме отдали…
       Лицо незнакомца было спокойно. Медад хотел было поведать обо всём с самого начала, но почувствовал, что этого не нужно.
       – Неужто ты и есть пророк? – с сомнением спросил гончар. «Что же я говорю? Ведь умер Йешу. Не может быть он…»
       – Нет, – спокойно ответил человек. – Я не Йешу. Подними серебро. Почему не веришь? Он сказал тебе отдать. Так возьми.
       Внезапно сомнения вновь обуяли многострадального старика.
       – Но что делать мне с серебром этим? – сокрушённо прошептал Медад. – Ученик его продал его за шекели эти, стало быть кровь праведника на них…
       – То, что даёт он, не может быть в крови. Благословен его подарок. Посему пойди и накорми себя и дочерей твоих.
       Вновь обрадованный бедняк поднял с земли мошну и поклонился.
       – Скажи, господин, Йешу – пророк Господень?
       Голубоглазый незнакомец улыбнулся:
       – Се человек. Ступай.
       – Мир тебе!
       Медад продолжил свой путь. Спустя минуту он обернулся, но на дороге уже не было никого. «Кто же это был? Сказал, что Йешу – просто человек. Ошибся, наверно. Йешу – истинный пророк, ибо даже после смерти творит добрые дела».
       С лёгким сердцем гончар дошёл до рынка, купил вина, мяса, разных фруктов и не спеша вернулся домой.

       Навстречу ему выбежала девочка и радостно вскрикнула:
       – Папа! Папа! Посмотри! Я первая увидела!
       – Что такое, Шошана? - Медад опустил куль с едой на землю. – Что случилось?
       – Пойдём! К маминому кусту пойдём!
       Войдя в свой тесный дворик, старик был поражён. Лиловый куст, ещё вчера чахлый и пустой, был усеян огромными снежно-белыми цветами. Вздох изумления вырвался из груди гончара. На ослабших ногах он медленно подошёл к кусту и опустился на колени.
       Среди белоснежных цветов одна лилия была особенной. Её лепестки были покрыты ярко-красными крапинами, как будто сбрызнуты кровью.
       – Отец, ты здесь? – раздался за спиной Медада взволнованный голос старшей дочери. – Представляешь, пророк, в пятницу казнённый, жив! Ближние его видели: во гробе, куда погребли его, нет его… Живой он!
       Слёзы радости заблестели на усталых глазах горшечника.

       – Живой.


                                                                                                               25 апреля 2017 – 11 января, 2 марта 2019