Коммуна на Мясницкой

обстановка должна быть светлой и чистой во всех отношениях.
– Многие гении отличались беспорядочностью и даже неряшливостью, но создавали великие произведения, – возразили ей. – Микеланджело, например.
– Во-первых, слово «многие» не подходит к гениям: гениев как раз немного, – ответила она. – Во-вторых, неряшливость Микеланджело не делает ему чести; будь он среди нас, я бы и Микеланджело призвала к порядку. В-третьих, не надо сравнивать себя с Микеланджело: это, по меньшей мере, нескромно. В-четвёртых, ваши возражения прикрывают обыкновенную лень – так что будьте любезны заняться уборкой.
– Но уже поздно, и мы устали после субботника, – может быть, завтра? – жалобно попросили её.
– Завтра будут другие заботы, а насчёт усталости не надо меня обманывать: я знаю, что вы всё равно до трёх-четырёх утра не ляжете спать. Поэтому хватит пререкаться и начинайте наводить порядок, я вам помогу, – она взялась за швабру. – А чтобы работа шла веселее, я расскажу о том, как будет выглядеть дом будущего при коммунизме – мы недавно обсуждали это на архитектурной секции.
Это дом взметнётся ввысь, чтобы вместить как можно больше жильцов – зачем загромождать землю постройками, когда на ней можно разбить чудесные сады? Все помещения этого дома будут залиты светом – мы развернём всю конструкцию навстречу Солнцу. Здесь также будет много воздуха – за счёт просторных галерей, которые мы проведём по всему дому.
Нижние этажи займут функциональные помещения: прачечные, мастерские по ремонту домашней утвари и одежды – и, конечно же, столовая. В квартирах никаких кухонь не будет, домашний обед – это пережиток прошлого! В коммунистическом обществе заботу о вкусном и здоровом питании граждан полностью возьмёт на себя служба быта. С домашним рабством женщин будет покончено – хватит тратить драгоценные часы жизни на унылую и однообразную домашнюю работу!..
Разумеется, на этих нижних этажах будут устроены и залы для занятий спортом, и различные творческие студии, – продолжала Варвара. – Они будут служить не только гармоничному развитию каждой личности, но и укреплению коллективистского духа.  Он, безо всяких сомнений, будет господствующим в коммунистическом обществе, не подавляя, а помогая развивать индивидуальные творческие задатки.
Большую часть своего времени люди станут проводить среди своих товарищей, объединённые общими интересами, а потому нет никакого смысла делать квартиры чересчур большими, никому не захочется сидеть в четырёх стенах, – в сущности, квартиры будут просто спальнями для того чтобы переночевать.
– А как же уединение для творчества, или, к примеру, для всякого рода общения с любимым человеком? – спросили её.
– Сколько нужно места для этого? Неужели не хватит одной комнаты? – отставив швабру, в сердцах возразила Варвара. – Вы тут ссылались на Микеланджело, так он предпочитал маленькие помещения для творческих раздумий, потому что и в маленьких помещениях рождаются великие замыслы… А что касается «уединения с любимым человеком», – вы, наверное, имеете в виду интимную близость, – то сколько вам для этого надо кроватей: две, три, четыре, пять?.. Вот видите, вам самим смешно!
– А дети? Детские комнаты ведь должны быть? – продолжали с ней спорить.
– Никаких детских комнат! – отрезала Варвара. – Как говорил ещё Жан-Жак Руссо, а потом научно обосновали Август Бебель и Клара Цеткин, воспитание детей должно полностью перейти к обществу. По всей стране будут созданы детские учреждения, в которых дети будут постоянно жить и учиться по новейшим методикам. Исторический опыт доказывает, что такая система даёт превосходные результаты: Пушкин никогда не стал бы Пушкиным, величайшим поэтом, если бы жил и воспитывался в семье, а не в лицее.
– Ну, Пушкин!.. Пушкин – это старо! К чему оглядываться на дворянскую культуру? – раздались возгласы.
– Да, Пушкин – это старо, – согласилась Варвара. – Мы воспитаем своих пушкиных в рамках коммунистической культуры. И если раньше такие люди были единичным явлением, поскольку в старом мире таланту трудно было пробить себе дорогу, то при коммунизме гениальность станет массовым явлением.
– Так уж и массовым? – снова возразили ей.
– Да, массовым! – решительно сказала она. – Вспомните слова Мейерхольда, которые привёл Сергей на собрании: «Сколько новых славных имён откроет нам революция, какие бесценные таланты она извлечёт из народа!»
– А вот и Сергей, лёгок на помине, и Маша с ним, – сказали в мастерской. – Весь сияет… Ты чего такой восторженный?
– У нас гости, – торжественно провозгласил он. – Владимир Ильич, пожалуйста, проходите сюда!
В комнату вошли Ленин и Крупская.
– Нашли, наконец, – сказал, улыбаясь, Ленин. – А то нас, было, за привидения приняли.
В мастерской установилась мёртвая тишина, взорвавшаяся через минуту громкими криками:
– Владимир Ильич! Как же это?! Ура Владимиру Ильичу! Ура!!!
– Тише, тише, ночь на дворе! – смеясь, сказал он. – Мы с Надеждой Константиновной приехали навестить Варвару Арманд и заодно посмотреть, как живут революционные художники.
Ленин снял шапку, опустил воротник пальто и, близоруко щурясь, оглядел собравшихся в комнате.
– Я здесь, Владимир Ильич, – подошла к нему Варвара. 
– Ну, здравствуйте, дорогой товарищ! – пожал он ей руку, а Надежда Константиновна обняла Варвару: – Здравствуй, Варенька!
– Ну что же, расскажите, как живёте, – обратился Ленин к студентам.
– Ничего, хорошо! Просто очень хорошо! – ответили все чуть не хором.
– Ну, по вашему виду нельзя сказать, чтобы очень хорошо, – Ленин ещё раз внимательно оглядел их и покачал головой.
– Нет, всё прекрасно, – принялись они уверять его, – и работа идёт. Вот только вчера мы на ячейке постановили, чтобы профессура перерабатывала программы при участии студентов, а то они только говорят, а дела никакого.
– Вот как, только вчера? – хитро прищурился Ленин.
– Да ведь, Владимир Ильич, очень трудно и учиться и учить учителей, а они относятся ко всему спустя рукава! Пока их обломаешь, нужно много времени, а мы вот всё же кое-чего добились: у нас теперь будет своя школа для молодёжи, желающей приобщиться к революционному искусству, – наперебой заговорили все.
– Ну, а что же вы делаете в школе: должно быть, боретесь с футуристами?
–  Да нет, Владимир Ильич, мы сами футуристы.
– О, вот как! Это занятно, нужно с вами поспорить, – азартно сказал Ленин, – Но  теперь-то я не буду – этак вы меня побьёте, я мало по этому вопросу читал, однако непременно почитаю.
– Мы вам дадим нужную литературу, и вы обязательно станете футуристом! – вскричали студенты. – Не может быть, чтобы вы были за старый, гнилой хлам, тем более что футуристы пока единственная группа в искусстве, которая идёт с революцией, – все остальные уехали к Деникину.
– Даже так? – расхохотался Ленин.
– А вы не смейтесь, Владимир Ильич, – посмотрите-ка лучше нашу стенную газету: тут есть стих Маяковского.
– Ну-ка, ну-ка, – Ленин подошёл к газете и прочёл: – «Мы разносчики новой веры, красоте задающей железный тон. Чтоб природами хилыми не сквернили скверы, в небеса шарахаем железобетон». – Да… – неопределённо протянул он. –  «Шарахаем», это ведь, пожалуй, не по-русски, а?
– Зато по-рабочему! Все рабочие так говорят, – громко, с запалом возразил Жора, невесть откуда появившийся в мастерской.
– Вы, очевидно, очень любите Маяковского? – спросил Ленин.
– А разве вы не любите? Самый что ни на есть революционный поэт! Да вы читали ли его стихи? – сказал Жора. 
– Времени, знаете ли, не было. Но надо почитать, – ответил Ленин.
– Ты, Володя, всё обещаешь. Ведь я тебе предлагала, а ты всё откладывал, – заметила Надежда Константиновна. 
– Выберу время – почитаю, – повторил Ленин и принялся разглядывать картины и рисунки на мольбертах. – А это что такое? – спросил он, остановившись возле рисунка Жоры, на котором были изображены какие-то непонятные нагромождения геометрических фигур и линий.
– Эскиз в стиле кубического футуризма, – сказал Жора. – Правда, ещё не закончен: вот сюда надо добавить пару кубов, а сюда – перевернутую пирамиду.
– Что же это изображает? – удивился Ленин, перевёртывая рисунок со всех сторон.
– Если исходить из канонов старого искусства, это ничего не изображает, Старые художники обманывают и себя и других, что они умеют изображать, – на самом деле, никто не умеет, а мы учимся, и нашей задачей является связать искусство с политикой, и мы непременно свяжем искусство с политикой, – с вызовом заявил Жора.
– Ну, и как же вы свяжете искусство с политикой? – спросил Ленин. – Вот такими рисунками?
– Может быть, Владимир Ильич, мы пока ещё не умеем, но мы всё-таки добьёмся этого. В сущности, этот проект есть аналитическое разложение основных элементов, чтобы научиться владеть ими, – пояснил Жора.
– Да, чувствую, мне непременно нужно многое почитать, – сказал Ленин. – А почему вы называетесь коммуной? – спросил он, повернувшись к Варваре.
– Мы ведём совместное хозяйство, – ответила она. – Когда тут размещалось обыкновенное общежитие, было много грязи и никак не могли от неё избавиться, а теперь у нас чистота.
– Это у вас чистота? – усмехнулся Ленин, осматривая комнату.
– Есть ещё некоторые несознательные товарищи, – покраснела Варвара. – Но вы бы видели, что в других помещениях, где нет коммуны, творится – там невозможно войти. А у нас хорошо.
–  Ну, а кто же у вас готовит, моет пол? – продолжал спрашивать Ленин.
– Всё сами в свои дежурства делаем, – ответила Варвара, а Маша, робко подошедшая к ним, попросила:
– Отужинайте с нами, Владимир Ильич. У меня каша и чай готовы.
– Отужинайте, Владимир Ильич, мы будем очень рады, – присоединился к её просьбе молчавший до сих пор Сергей.
– А, наш проводник! – живо обернулся к нему Ленин. – Вы ей помогали готовить, как я заметил? Что же, поужинаем…
– Всегда вы так питаетесь? – спросил он в столовой, поглядывая, как жадно едят студенты.
– Вхутемасу дают пайки, мы их складываем и вместе варим общее кушанье, так что теперь считаем себя вполне обеспеченными. В общем, только дня три-четыре в месяц сидим без хлеба, – ответил Сергей.
– Как же так?
– Да так, рассчитаем на месяц, а глядишь, в какой-нибудь день и завтрашнюю порцию съешь, так в месяц и набегают три-четыре голодных дня. Зато овощей хватает, даже остаётся. Самое трудное, Владимир Ильич, прошло, теперь чувствуем себя великолепно, – сказал Сергей.
Ленин помрачнел.
– Небось пораньше ложитесь спать? – спросил он после паузы.
– Нет, Владимир Ильич, часов до трёх-четырёх засиживаемся, – признался Сергей.
– Почему же у вас не выключают электричество? – удивился Ленин.
– Мы в этом отношении счастливчики: наш дом расположен в сети телеграфа и почтамта, куда дают электричество всю ночь, – улыбнулся Сергей.
– Вот как! Ну, это совсем никуда не годится, – не поддержал его Ленин. – Плохо питаетесь, да ещё долго не спите – так вы совсем растеряете силы. Куда же вы будете годиться? Нет, так нельзя, непременно сделаю распоряжение, чтобы вас выключили. Я вот при самой срочной работе и то ложусь вовремя.
– Ой ли! Часто ли такое бывает? – вмешалась Надежда Константиновна. – А они ещё молодые, им скучно рано ложиться спать.
– Какие же они