Третья неминуемая встреча и взгляд из под кушетки.
Быть провидцем, хотя бы поневоле и даже совсем немного времени, как оказывается, совершенно неблагодарное, тяжёлое и не очень-то и доходное дело. Что на себе в полной мере испытал Иван, когда не предполагая того, что им не просто сказанное Гаю про того взъерошенного типа из бара замечание, а с должным его обоснованием (а это и указывает на твой провидческий дар, когда ты умеешь читать и делать выводы из поданных судьбой знаков): «Где две, там и три встречи. И если нам суждено встретиться, то эта встреча обязательно произойдёт», – будет взято на заметку судьбой и совсем скоро сбудется.
И получается, что Иван, когда так говорил, как будто в воду смотрел. Правда сейчас он всё больше молчал и, забравшись под одну из дальних, находящихся в относительной тени кушеток палаты, одним глазком посматривал за тем, что происходит за одной из коек, куда вначале был доставлен в бессознательном состоянии тот самый взъерошенный тип, о ком Иван по своей провидческой недалёкости (Иван, скорей всего, дальше одного шага не мог предвидеть) посмел так обоснованно предвидеть, а под за полночь к нему уже заявились такого рода гости, что крайнее нежелание Ивана с ними встречаться, – ну и страх тоже, – и загнало Ивана под одну из больничных кушеток.
И как говорится в таких случаях, ничего вроде бы не предвещало такого ненастья. Хотя как раз именно это не предвещающая ненастье погода или другими словами, стечение жизненных обстоятельств, и есть то самое необходимое условие, чтобы эта событийность произошла. Так и заступивший на ночное дежурство Иван, скорей всего, рассчитывал совершенно по-другому провести это своё дежурство, и уж точно не прячась под кушетку от ответственности и призыва о помощи дежурного врача, объясняя этот свой проступок в своей пояснительной записке так – да вот закатился под кушетку, прошу обратить внимание, ртутный градусник, и я полез его вытаскивать и как-то само получилось, что я там на всё дежурство застрял. – А Иван собирался, если, конечно, дежурство пройдёт спокойно, вздремнуть на диванчике в ординаторской или по-спартански за столом, стоящим в коридоре приёмного отделения, куда его в первое своё дежурство, вместо медсестры усадили за бумаги, чтобы он под ногами не мешался.
И только Иван со всеми удобствами, какие предоставлял стул и стол в коридоре приёмного отделения, устроился на месте своего дежурства, как … Хотя всё же не совсем так. Ведь когда вокруг тебя стоит такая благословенная тишина и покой, – Иван же находился в приёмном покое, а это по своему, по приёмному одухотворяет и настраивает на свой душевный лад, – то и мыслится, и переживается как-то иначе. Это ведь там, за пределами больницы, находится весь тот опасный мир, со своими травмами и болезнями, где и происходит вся неразбериха и связанное с нездоровьем беспокойство, в общем, всё то, что далеко, и для находящихся в больнице людей абстрактно существует, и от этого понимания, тебе как-то особенно за себя спокойно и защищено начинает чувствоваться. Ну а от понимания того, что все кто нужно здесь находится, и тебе если что, то по первому желанию окажут необходимую медицинскую помощь, ты в расслаблении успокаиваешься, и постепенно начинаешь терять над собой контроль. Да так сильно, что тебе, или вернее Ивану, пришлось отвернуть от себя настольную лампу и, облокотившись головой о стенку, таким образом, себя укрепить за столом.
А то мало ли что бывалые дежурные врачи насчёт него подумают, и потом оправдывайся перед ними и главное, перед собой в том, что ты не спал. А им-то что, этим ходящим, как зомби бывалым врачам, они уже столько ночных дежурство пережили, где случалось, что они даже переживали тех поступивших пациентов, кто так за себя и свою жизнь сильно переживал, что не пережил эту ночь, и так сказать, привыкли. Да так, что, кажется, что они и не спят вовсе. И хотя они по себе знают, как иногда, и особенно новичкам, тяжело приходится в ночное дежурство, тем не менее, это их не останавливает от того, чтобы взять и настучать …по голове новичка, только на минуточку приложившего свою голову к столу или стенке.
И вот когда прошла вот эта самая минуточка, и Иван, как он сам помнил, заранее, как это бывает, когда ты за минуту до звонка будильника, то есть до знакового события, просыпаешься, приоткрыл глаза, чтобы воочию встретить это приближающееся к нему событие, как в отделение и прибывает на каталке первое беспокойство, в виде находящего в бессознательном состоянии человека. И не успевает Иван рта раскрыть, как со стороны дежурного врача, с много чего говорящей фамилией Резус, – и, наверное, понятно, что для новичков в медицинском деле, как Иван, он был с отрицательным знаком, – звучит команда: Чего расселся, давай помогай. – И Иван подскакивает со своего места, и по мере понимания того, что от него требуется и своих возможностей, начинает оказывать помощь медработнику не самого высокого звена, то есть санитару, везущему на каталке поступившего в их отделение человека, нуждающегося в медицинской помощи – он вместе с ним прикатил каталку до свободной палаты и там они перенесли поступившего в отделение человека на предназначенную для него кровать. После чего Резус вручает Ивану на оформление поступившего пациента, прикрепленную к нему документацию, – на него ничего нет, так и запиши, и добавь, пробита голова и сотрясение мозга, – в два слова обрисовал ситуацию Резус, и эта группа быстрого реагирования на вызовы судьбы, немедленно покидает отделение.
Ну а Иван, понаслышке зная, что как раз вот такие неизвестные и по своему скрытные пациенты, хуже всех отражаются на здоровой статистике больницы, и определённо могут выкинуть что-нибудь такое неблагодарное, за что потом ему отвечай, решает вернуться в палату и убедиться хотя бы в том, что тот находится на своём месте и никуда, в том числе и из своей жизни не убежал. И если насчёт того, что привезённый пациент до сих пор находится на своём прежнем месте, там, куда его выгрузили Иван с санитаром, Иван сразу же по заходу в палату убедился, то вот по поводу всего остального, то тут нужно было подойти поближе к нему и там прислушаться.
Что и проделал Иван, подойдя к доставленному пациенту и, наклонился к нему, чтобы прислушаться. И только Иван навострил уши, чтобы, так сказать, более ответственно подойти к делу проверки пациента на его совместимость с жизнью, то тут же понял, как всё же легко врачу совершить врачебную ошибку. Ведь, как оказывается, он не тем инструментом для проверки пациента решил воспользоваться. И ударивший ему в нос стойкий запах того самого сногсшибательного аромата, которым себя ароматизируют люди, ищущие приключений и должного внимания со стороны других людей, с кем они по причине своей врождённой скромности не могут завести разговор и знакомство, не употребив для храбрости тот напиток, который так угарно их затем ароматизирует, всё сразу расставил по своим местам и со злостью усадил Ивана на своё прежнее место за столом в коридоре.
– А я ещё за него переживаю. – Рухнув всем весом на стул, Иван, взяв со стола сопроводительную записку, где напротив всех пунктов стояли прочерки и свои неизвестные, принялся озлобленно нервничать на счёт этого неизвестного пациента, который оскорбил его в лучших чувствах.
Иван-то со свойственной себе увлечённостью загадками и связанными с ним фантазиями думал, что в нём определённо есть какая-то загадка, – что-то связанное с тем, о чём ему Гай сегодня в баре все уши прожужжал, – а тут со всей своей ясностью прямо-таки одно только разочарование. Ведь этот тип, как себе мог и вообразил отчасти Иван, мог быть человеком с героическим настоящим, которое было прикрыто легендой, которую для него придумали специалисты из специальных служб. Где он, находясь на грани своего раскрытия, – его под видом инвестора заслали в одно преступное банкирское сообщество, – чтобы его прежде времени не раскрыли, решил пойти ва-банк, и под видом потери памяти, собирался начать новую, с повышением ставок игру против вороватых банкиров.
И банкиры из преступного сообщества банкиров, уже было начавшие потирать свои руки от ждущих их барышей называемых сверхприбылью, как только узнают о случившемся с этим инвестором, ранее собиравшимся через их банк провести колоссальные суммы, естественно в это не поверят, и крайне за него или точнее сказать, за его инвестиции обеспокоятся. Ведь все прекрасно знают, что за ними (инвестициями) нужен особый присмотр, а тут инвестор и за собой приглядеть не может, а что уж говорить о тех его инвестициях, на которые вроде бы как выписана генеральная доверенность, а вот где она сейчас и у кого находится, то это такой кладоностный секрет, что ради него можно сделать некоторые отступления от правил законности.
И как только решение завладеть этим секретом и генеральной доверенностью в придачу, созреет в отдельных банкирских головах этого преступного сообщества, о котором каждый созревший банкир не будет распространяться, то тут-то и начнётся охота до денег инвестора. Для чего инвестора начнут так жёстко приводить в память через колено, что лучше не вспоминать. Ну а в свою очередь скрывающийся под безпамятливым инвестором героический человек из специальных служб по разоблачению человеческой жадности, выдавая частями и в специальной направленности свои памятливые воспоминания, таким образом постарается стравить между собой все эти бандит…банкирские рожи. А уж после того, как они частично друг друга по устраняют, так сказать, проредят свои ряды, то оставшихся в живых счастливчиков, тёпленьким в своих постелях уже схватят люди из государственных структур, кому по своему призванию, призывать к ответу всякую подлость и жадность, положено так брать в оборот этот преступный контингент, жирующий за общественный счёт.
А тут вот как всё оказывается не так. И это ни какой не герой, а просто проходимец и вполне возможно, что негодяй, который просто до беспамятства напился, где-нибудь споткнулся, разбил голову, и тем самым записался в люди Икс, или Немо.
– И я вместо того, чтобы улучив свободную минутку отдохнуть, иду к нему и интересуюсь его здоровьем, мол, как там тебе дышится. А ему так легко дышится, что от этого дыхания другим людям не продохнуть. Вот же сволочь! – Выругался Иван, решив больше не тратить своё драгоценное время на этого гада, и тут же, уже головой увалился на стол, чтобы на зло всем этим беспокойствам, с умом предоставленное ему в распоряжение время тратить.
– Нет, я всё-таки не могу. – Спустя какое-то время, скорей всего, через всё ту же абстрактную минуточку, – что поделать, если здесь, в этих больничных палатах, время течёт, воспринимается и систематизируется в своих отдельных классификационных категориях, – Иван с этим своим возмущением отрывает свою голову от стола и зад от стула, и направляется в палату, чтобы … Пока он не решил спросонья для чего, но для начала будет неплохо, с ненавистью посмотреть на того гада, который ему не даёт спокойно нести дежурство.
И вот Иван решительным шагом добирается до кровати с поступившим пациентом, и с намерением
