посмотреть на него, а точнее в его наглую физиономию, – а тот лежит на боку, лицом к стенке и значит, спиной к Ивану, что тоже волнующе бесит Ивана, – и сходу постучав того по плечу, крепко так, с подковыркой его спрашивает. – И не надоело тебе притворяться? – После чего Иван даёт тому время на оправдание своего поведения (поэтому он и начал своё общение с этого вопроса), и на то, чтобы собраться с мыслями и ответить. Но всё бесполезно и видимо этот пациент настолько упёртый в своей правоте и безнаказанности тип, что он даже и не думает думать и само собой, шевелиться.
И тогда Иван, решив, что вот сейчас посмотрю тебе, подлец, в лицо, и всё, всё о тебе пойму, хватает того за плечо и резко разворачивает его к себе лицом. И как только Иван добивается своего и чуть ли не в упор перед ним оказывается лицо этого типа, то Иван в момент бледнеет и со словами: «Вот чёрт!», – одёргивается назад. И только было Иван, в умственной оторопи отскочил назад, как со стороны дверей ведущих в палату, до него доносятся голоса разговаривающих людей, только что подошедших к двери. И при этом эти голоса столь и в таком жутком качестве знакомы Ивану, что он и сам не понял, как оказался под одной из кушеток, откуда он спустя время выглянул и принялся вести своё наблюдение за происходящим в палате.
– Сюда что ли? – задаётся вопросом один из подошедших к двери людей, чей могучий и сковывающий взгляд Ивана силуэт, сейчас обрисовался сквозь органическое стекло дверей.
– Это, скорей всего, Сумеречный. – Предположил Иван, вспомнив то обстоятельство своего мимолётного знакомства с этими лицами грозной наружности, которое состоялось в морге, куда их с Гаем по причине их не должного усердия, в качестве воспитания в них командного духа, сослал заведующий отделением.
И, пожалуй, не сложно понять Ивана и его, на автопилоте совершённый поступок, – в один прыжок под кушетку, – когда даже не он, а его подсознание опознало раздавшийся из-за двери голос, до сумерек души жуткого типа, которого они с Гаем, не сговариваясь, так и прозвали, Сумеречный. – Наверняка, меня ищет. – Это единственное пришло в голову, и мог подумать Иван, когда услышал голос Сумеречного, а как только додумал, с какой целью он его ищет: «По взятым соскобам с рук какую-то связь обнаружил между мной и Горелым, и в связи с этим у него возникли ко мне вопросы!», – то и спешно мотивировался на своё укрывательство под кушеткой. Правда когда Иван так скоро укрывал себя под кушеткой, то он всё же успел на ходу озадачится выходящим из его домысливаний вопросом-возмущением. – А какая к чёрту связь, когда я его только сегодня в первый раз увидел?! – Правда ему сейчас на него не ответить, так как из-за двери всё ближе и громче раздаются голоса людей.
– Сейчас разберёмся. – Вновь звучит голос Сумеречного после небольшого замешательства – Иван некоторым образом догадался, с чем оно могло быть связано – рылись, сволочи, в документации, оставленной им без присмотра на столе. – Жаль, что их за этим делом не застал Резус. – Совсем невозможно понять, кого Иван пожалел в этом своём размышлении. Хотя продолжение внесло некоторую ясность. – Было бы интересно посмотреть, как обе стороны отреагировали, встреться они в коридоре и, войдя в конфликт, начали противопоставлять друг другу. – Пока Сумеречный со своим компаньоном не открыли дверь и не вошли в палату, Иван моментально сообразил насчёт развития тех событий, которые повлекла бы собой неожиданная встреча между этими типами и дежурным персоналом больницы.
– Посмотрел бы я на тебя, когда ты наткнёшься на этих типов. И будешь ли ты всё таким же отвязным и бесстрашным, как с нами. – С жёсткостью в памятливом взгляде посмотрел Иван на зашедшего в отделение Резуса и, обнаружившего, копающихся на дежурном столе людей неизвестного типа и наружности.
– Это ещё как понимать?! – в удивлении громко вопросил всё вокруг Резус. Ну а Сумеречный и его компаньон, не так живо, как хотелось бы Резусу, отрываются от своего занятия и, переведя на Резуса оценивающий взгляд, на время своей оценки задерживаются на нём. После чего Сумеречный, голосом, располагающим к должному пониманию себя людей любой направленности, даёт ему ответ. – Как хочешь, так и понимай. – После чего осаженный и потерявший на время дар речи Резус, хлопая глазами, смотрит по сторонам, а буквально, на тех врачей и санитаров, с кем он завернул сюда, чтобы чаем с бутербродами перекусить – а тут вон оно что, что-то мало необъяснимое и аномальное творится.
Ну и Резус, заручившись поддержкой со стороны хотя бы того, что он здесь не один и если что, то будет кому сбегать за помощью, уже более непримиримым тоном голоса заявляет этим непрошенным гостях и захватчикам. – Я понимаю, что вы господа нарываетесь на неприятности. – Сумеречный на это раз не может сдержаться от выражения своей эмоциональности и слегка кривит рот в усмешке. После чего он упирается взглядом в Резуса, отчего тому становится так не по себе, что прямо сейчас захотелось выйти по уважительной причине, но Резус вынужден себя сдерживать, стоя не сдвигаемо на месте. И тут этот мрачный тип спрашивает Резуса.
– Слушай, – обращается к Резусу Сумеречный, – как эта штука, что болтается у тебя на шее, называется?
– Стетоскоп? – невольно взявшись рукой за стетоскоп, в некотором недоумении дал ответ Резус.
– А для чего он нужен? – задаёт вопрос Сумеречный.
– Слушать. – Отвечает Резус, продолжая не понимать, к чему ведётся весь этот разговор.
– А теперь у меня к тебе небольшая просьба, – проговорил Сумеречный, не сводя своего взгляда с Резуса, – надень его себе на уши, – Сумеречный делает побуждающую к выполнению его просьбы паузу, и Резус, как заворожённый, – скорей всего, на него гипнотически подействовал взгляд Сумеречного, – надевает стетоскоп себе на уши и, удерживая за шланг головку стетоскопа, смотрит на Сумеречного, ожидая от него дальнейших команд. И она поступает. – А теперь приложи его к своему сердцу и внимательно прислушайся к тому, что оно тебе говорит. – И, пожалуй, продолжать больше не надо, Резус понял, к чему вёл этот разговор этот опасный тип. И выход для Резуса сейчас только один, и это не тот, на который ему указал этот тип напротив, с кулаками, как его голова и с жутким взглядом смерти, в глаза которой Резус не раз заглядывал и знал, как она выглядит (правда не с этой стороны) – ему придётся ещё раз пройтись по лезвию смерти.
– А как насчёт тебя. – Обращается к Сумеречному Резус, протягивая в его сторону головку стетоскопа. – Что тебе твоё сердце говорит.
– Я бы его спросил, если бы оно хоть что-то говорило и не молчало. – Ответил Сумеречный. – Так что вынужден ответить отказом на твоё предложение. – Добавил Сумеречный. После чего наступает тревожная тишина, которая вдруг разрывается скрипом открывающихся дверей, который и возвращает Ивана из своих мыслей, заставив его сжаться в себя. С чем он и начинает вести наблюдение за происходящим со стороны дверей. Ну а там, вслед за скрипом дверей, следует их открытие, и как ожидал увидеть Иван, появляются те самые люди, которых они с Гаем встретили в морге у Людвига.
Войдя в дверь и, остановившись у порога, Сумеречный и его компаньон окидывают взглядом неосвещённую светом палату и само собой останавливаются на единственной не свободной кровати, со взъерошенным типом на ней. После чего они быстро перекидываются взглядами и без лишних слов, бесшумным шагом направляются к кровати. И их приближение заставляет Ивана подальше углубиться под кушетку, и хорошо, что никому из вошедших не пришло в голову включить свет. Хотя это наводило на довольно холодные мысли на их счёт со стороны Ивана, – они вполне вероятно, неплохо ориентируются в темноте, а может и вовсе, видят в темноте.
Но эти догадки так и остались догадками, тогда как сейчас Ивана больше всего волновал другой вопрос: «Что дальше будет?», – частичный ответ, на который он всё же знал. Сейчас эти типы будут приводить в сознание не просто взъерошенного типа, а можно сказать, находящегося в зоне его ответственности пациента (это в Иване говорил его долг врача, а так бы он и не думал за этого негодного типа заступаться). И как Иван насчёт них может сообразить, то их методы для приведения в сознание его ведь пациента, – возможно по причине отсутствия у них медицинских познаний, – совсем не будут щадящими и мягкими, а вот болезненными и шоковыми, то в этом Иван не сомневался.
И Иван вот на этот счёт точно не ошибся. И как только Сумеречный и его компаньон, подойдя к кровати с подопечным Ивана на ней, сделали первичный осмотр и убедились в чём-то своём, то они, как понял за них Иван, как люди, не откладывающие на потом то, что можно сделать сейчас же, делают это не отложенное дело сейчас же, потребовав этого от ничего неподозревающего подопечного Ивана, взъерошенного типа. – Сейчас же вставай, сука! – так оглушительно рявкнул Сумеречный, что даже Ивану стало глухо в ушах и ярко в глазах, как после молнии с громом, отгрохотавшим совсем рядом. И не успевает Иван обмыслить пришедшую в голову в результате этого оглушающего поведения Сумеречного мысль-вопрос: «И почему в чувства всегда приводят громким ором?», – как им замечается, что его подопечный крепко взят в оборот цепкой рукой Сумрачного, и сейчас им трясётся и спрашивается.
– Смотри на меня, а не в себя, и вспоминай! – чуть ли не вытрясывая из взъерошенного типа душу, прямо-таки выдавливая из него остатки разума своим упорным, навыкат взглядом, криком вгрызается в разумение взъерошенного типа Сумрачный. И скорей всего, на первом этапе этой шоковой терапии, ответа от взъерошенного типа, находящегося в полнейшем непонимании происходящего вокруг и с собой, не ожидалось услышать. И для начала требовалось, его как следовало потрясти, чтобы он окончательно был разорентирован в пространстве и не сумел прикрываться своим симулированием беспамятства. Видимо Сумеречный и его компаньон, как врачи самозванцы и самоучки в одном лице, уловили главное медицинское правило, с каким лечащие врачи подходят к своим пациентам: Доверяй, да проверяй… нет, это правило для совсем молодых врачей общей практики, а вот никогда не верь на слово пациенту, и ищи подтверждение своим подозрениям на его счёт в анализах или опытным путём, через перекрёстные вопросы, то это как раз универсально ко всем и к этому случаю подойдёт.
– А ну, вспоминай, падла! – вновь оглушает палату своим громоподобным голосом Сумеречный, для убедительности занеся над головой ничего не соображающего взъерошенного, а с этого момента и дыбом волосы вставшего типа, свой огромный кулак. И Иван, всё за всех поняв, – взъерошенный тип не выдержит этого удара судьбы, а Сумеречный, скорей всего, отдаёт предпочтение шоковым методам излечения (икота только так излечивается), – хотел было зажмурить глаза, чтобы не смотреть на то, как сейчас голова его подопечного больше не найдёт для себя прежнее место, как вдруг звучит голос взъерошенного типа, и Иван его не узнаёт и не закрывает глаза.
– Чего? – Потерянным голосом продрожал свой вопрос взъерошенный тип. И такой ответ само собой никого не устраивает, и в том числе самого
