Убить кабана

Дыхание болот и ручьев осело инистым хрусталем на траву и листья. Месяц децембрис.  Год от основания Ромулом Города - тысяча шестьдесят четвертый. Время бурь, время скорби Цереры, ежегодно теряющей дочь.Рабы давно укрыли от холода корни деревьев и плодоносные кусты, а теперь жгут старый мусор, оставшийся с лета.

Рабы ли? У старости нет рабов и слуг, всех она делает друзьями.  Вот и эти - не за страх в помощниках. трещит в огне сжигаемый ими сор: тлелые листья, старые сучья, колкие черепки, обрывки холстины.. Гудит глотка пламени, небо багровым языком лизнуть норовит. Смотрит Гай Аврелий на алый огонь - вспоминает. Незаметно память подходит: и не почуешь, а уже набросила она тебе на плечи плащ пережитого, и замрешь ты - на миг, на час, на долгий день, вокруг себя ничего не слыша. заново жизнь переживать станешь. Будто не морось на жухлой траве, а редкий италийский мрамор под ноги стелется. И не садовый костер перед глазами пляшет, а иной, что забывать нельзя...

Первый человек на земле не рождался рабом. Чтобы выжить, он обязан был быть свободным - решать, воплощать решения, отвечать за последствия. Хочешь жить - учись быть свободным. правда, не угасшая даже сейчас. Но в день, когда боги захотели сгубить людей, они научили их желать рабства. Впрочем, подло все на божий произвол сваливать - люди могли дойти до того и своим умом. И будто сам ты, будто уже и не человек, а раб - сам за себя ответить не можешь. Да кто бы ни придумал рабство - тот убил человека.

И ведь стало же когда-то так: на одного свободного да человечного - тысяча подлых, а на каждого подлого - тысяча рабов. А есть ли разница меж рабами и теми, кто владеет ими? По сути своей - и те и другие без свободы да без ответственности. На что рабу свобода? У него ни духа, ни умишка ее понять! Оттого и не ценит ее. Потерял - не заметит. Продаст - радуется, что выиграл. Что ему - свобода, красота, человечность? Брюхо бы набить, плети бы избежать да от скуки забаву дикую себе придумать. Оттого и мечтают они не о свободе, а о хозяине добром. Чтоб меньше работы давал и больше - еды. А самый идеальный хозяин - кто просто так кормит, вообще ни за что. дай такому рабу денег - пропьет. Дай красоту - изувечит. Дай свободу - продаст в первом же кабаке. Иной дорожит своим правом решать, гордится тем, что ответить за дело может. Борется за это право жизни не щадя. А для раба ответственность - наказание. Плети и дыбы не так страшны ему, как она. А тот, кто рабов себе ищет - сам ли не раб? Ведь так же мечтает: брюхо набить сытнее, а работать - меньше. Так же поганит красоту. Так же ищет низменных развлечений. И так же за свои решения не себя, а рабов казнит, на них ответственность переваливает.
Оба они - рабы.Только один - раб неимущий. А второй - раб при богатстве да палке, чтобы первого пугать.

Свобода, честь, ответственность?
Раб ест полусырую лепешку, держа ее грязными пальцами, а его хозяин - устриц с золотого блюда. Оба мечтают нажраться. раб, развлекаясь, ломает шедевры, а его хозяин - приказывает создавать безвкусицу. Оба они варвары духом. Раб работает до первой возможности дело бросить, его хозяин - до первой возможности перевалить дело на раба. Оба они - лентяи, ничтожества.
Два рабства в этом мире борются - рабство в парче и рабство в лохмотьях. Поменяются одеждами - никто и не заметит подмены. А под ногами борющихся рабов стонет затоптанный человек. Затоптанная человечность.
Ни у раба, ни у его хозяина нет свободы, ибо едина у них душа. Всех их человечности учить надо, а не свободу даровать. Чтобы не путать потом свободу со вседозволенностью.

Дремлет старый Гай Аврелий на скрипучей скамье у костра в саду. Понял он давно, что тем и различаются беспредел и свобода, что при первом тебе дозволено делать, что хочешь, а при втором - не делать того, чего не желаешь. маленький штрих, как царапина - а как меняется суть! Делай, что хочешь - потакай самой низменной гнили своего духа, насилуй, грабь, разрушай, выдумывай себе оправдания. об этом мечтает раб. Не делай того, чего не желаешь - не работай сверх нужного, не имей нужды лгать, не будь зависим от воли толпы, не живи так, как тебе не понраву, не бойся ни врага, ни богов - так живет свободный.

- За что же вы, боги, дали мне такую ответственность.? - шепчут старческие губы Гая - отчего в меня так поверили? Зачем вы поставили меня на тонкой нити рубежа, где схлестнулись насмерть человечность и рабство?
Лишь слабость. Миг досады. он ушел. Иное уже шепчет Гай Аврелий, открыв глаза:
- Мало! Мало было сделано! Не по силам всех спасти! Не вышло всех отстоять! Не дано должного примера, что сделал бы небесполезной эту борьбу! Кто победил - тот напишет историю и облечется устами потомков в праведность. И назовут они мир его словами: черное - белым, подлое - высоким, грязное - чистым, рабство - святым! Впрочем - пусть. рабам нужны книжные примеры, чтобы оправдывать себя. Свободный человек и сам сможет понять, где заканчивается человечность. Понять - и вступиться за нее, не выискивая себе оправданий. Пусть лгут - на словах и страницах! пусть меряются ложью и дерутся за право назвать ее правдой! Им дорога ложь. Человеку нужна правда. И он найдет ее.

И снова не помнит себя, восседая на императорском троне Гай Аврелий Валерий Диоклетиан.
Он был солдатом. топтал жгучие обманом пески Сирии и уподобившихся этим пескам сирийцев. Пил в Египте дурное вино. В Галлии хлебнул собственной крови. Старая галльская друсада гадала тогда легионерам, побираясь на жизнь. Ему сказала:
- Убей кабана - будешь императором.
Многим обещали лживые гадалки все блага мира , выманивая тертые солдатские деньги. И он смеялся, закалывая очередную свинью для походного котла - не стал ли императором?
А потом - взволнованные легионы. Кровь в самом Римском мире. Убийца императора Аррий Апр возжелал быть главой государства. И снова кровь. Кровь старого кабана Аррия на мече Гая Аврелия.
- Убей кабана - будешь императором!
Найти бы ту друсаду. Благодарил бы ее. Или проклял. Но исчезла последняя из сивилл, способных углядеть грядущее. А новый император вступил в права наследника.
Дворцы? Ха! Разорены дворней! Казна? Расхищена! Земли? Одни в непрерывной войне, другие стонут под лихоимством местных правителей, возомнивших себя сатрапами. Падает на земь спившийся и одряхлевший Римский мир. И спешат к нему со всех сторон варвары - сдернуть звонкий кошель да линялую тогу, поглумиться и добыть. Вот он - богатство Диоклетиана. Со всем разобраться надо.
Лишь жена да любимица дочь - поддержка да утешение. Век бы за них Юноне жертвы носил. А они за него по-иному молятся:
- Господь наш Христос, за грехи наши смерть принявший, сбереги отца и мужа, отпусти ему прегрешения. Дай ему хоть на час - покоя. Знаем, что любишь ты его, как и мы. Ибо ты и есть - любовь.
Пробовал сам так молиться. Не пошло. не солдатской луженой глотке тихо просить. Да и на коленях солдат стоять не станет. Слава Марсу и Квирину, дарующим победы. Сбереги Юнона моих жену и дочь.
А вот про Христа слушать занятно. Трещат вечерами яркие язычки светильника, а жена все рассказывает, как ее родителей заезжие апостолы учили. Иногда и дочь подхватится: "не так, мама, сказываешь!" И заспорят. И помирятся. А так - глядел на них, да улыбался.
Знать, нашелся где-то человек, что сам рабства не стерпел, да у других его видеть не пожелал. да не на бунт народ поднял - старался научить их людьми быть. А его, за его человечность, свои же и на смерть осудили. Жаль. Но не в этом суть. был такой человек. Это главное. Не одинок Диоклетиан в своем неприятии рабства. Значит будут снова рождаться - человеки. Вот, что действительно важно. Ну, а про искупительную смерть за грехи да воскресение - это уже словесная шелуха. Эллинская софистика да египетский культ возродившегося солнца - вперемежку.
Слушает Диоклетиан, а сам думает. За границу Дуная вторглись языги, карпы и бастарны, много людей побили. Выслать два легиона - отрезать от реки и перебить врага. На Рейне не спокойно, но войско держится. Выслать жалование, новобранцев и награды. Египет волнуется из-за голода. Устроить там бесплатную раздачу зерна - пусть переживут беду. Много расплодилось ростовщиков, а рынок наполнен фальшивой монетой. Изъять повсюду и уничтожить книги об изготовлении благородных металлов. На юге Египта - войска блеммеев. Этих некогда ловить. Выдать им больше блестящих безделушек, пусть думают. что дань получили.
Управился. Окрепла империя. Усмирены приграничные варвары.  Без потерь пережит голод в провинциях. лихоимцы и фальшивомонетчики лишились своих змеиных зубов. Войска славят щедрого владыку. На границе строится стена, чтобы не тратить напрасно солдатские жизни. А в самом Риме, впервые за много десятилетий, строятся общественные здания. Слава всем богам за помощь.

Нет, не судьба старику помолодеть. Лишь помолодиться случается. Пошатнулся Римский мир сызнова.
Вороны на беду со всех мест слетаются, ждут поживы. Доносы и доклады, черные, будто вороны, слетаются Диоклетиану со всей Империи.

"Императору - слава! В городе Квирина беспокоится народ. Братство торговцев отказывается продавать гражданам хлеб. Более того - они отгоняют людей от прилавков. Хлеб могу купить лишь немногие. Я допросил главу братства - Клавдия Вольска, и я не могу понять - поразили боги его безумием или он подкуплен врагами Рима. Уповаю на мудрость императора и передаю Вольска в его руки."

"Императору - слава! Кузнец Пульхр Луций, всегда снабжавший оружием твои войска, ныне отказался отдавать заказ и заявил, что не будет ничего делать для ромеев. Передем дело Пульхра в руки императора вместе с судьбой оружия его легионов."

"Вечно сиять божественному императору! Низко склоняюсь перед его величием! Я - всего лишь жалкий червь, но верный слуга Рима, сообщаю, что в городе Ромула творятся ужаснейшие проишествия! Вольноотпущенник Мелетий, некогда славный своим врачеванием, стал отказывать страждущим. На то же он подбил других врачей - Павла из Капуи, выходца из Сирии Шемеша и грека Гиппофонта. Стоны больных потрясают стены вечного города! Уже померли без помощи врачей на руках повитух две роженицы и отошел еще благородный квирит с коликами! А еще пятеро остались на всю жизнь калеками, ибо помогали им, по отказу врачей, люди, в медицине не сведущие! Доношу до слуха божественного императора, что все врачи, как и заводила Мелетий - с недавних пор замечены среди секты поклонников некого Христа. Уповаю на справедливость императора!"

Что за безумие разить людей, как парфянские стрелы? Уже допрошены арестанты - никто не может внятно объяснить своих поступков. Лишь одно у всех общее - и врачи, и глава торгового братства, и кузнец - все они христиане. Как жена и дочь. но разве отказала бы его жена в куске хлеба голодному? Разве не кинулась бы дочь помогать мучающемуся? Разве кто-то обидел старого кузнеца, что ковал мечи легионам, когда сам император еще носил калиги вместо пурпурной тоги? В чем же подвох?
- Ввести Клавдия Вольска!
Торгаш всегда остается торгашем. Хоть главой его назначь, хоть город дай, хоть имперский трон. Все равно будет искать, что продать и в чем обмануть. Да ухватки остаются прежними - лесть да лебезятничество. Идет Клавдий - улыбка на