Убить кабана

лице наклеена, голова во все стороны кивает приветливо,  а глаза бегают - ищут, что ухватить. Многословные приветствия Диоклетиан отмел взмахом руки. Скрибы зашуршали стилосами, записывая разговор.

- Клавдий Вольск, глава торгового братства. Твои люди отказываются продавать хлеб гражданам Рима,  и они ропщут. разве ты желаешь их гибели? Или кто-то готов заплатить тебе больше за весь твой запас?
- Пусть услышит милость божественного императора - я готов хоть сейчас бесплатно раздать людям весь наш хлеб. разве за это я должен быть виноватым?
- Хлеб ты продаешь, но теперь - лишь немногим. Чем они лучше других?
- Разве человек не брату своему обязан дать первый кусок? Будь все моими братьями - был бы счастлив раздать все сразу!
- Ты лжешь императору, Клавдий!
- Как бы я посмел? Ведь и в писании моей веры сказано: "приходящий ко мне не будет алкать"! И еще там сказано - "всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога!"
- Отчего тогда голод в Риме?
- Оттого, что Рим погряз в язычестве, мои император. Это кара Бога нашего за прегрешения ромеев.
- А мне кажется, что это от того, что твое братство скупило хлеб у окрестных пахарей, но в Риме отказалось его продавать! Не возомнил ли ты себя божьей карой, Клавдий Вольск?
- Нет, мой император! Я - само смирение, каким велит мне быть Писание моей веры.
- Ты сказал, что раздашь хлеб всем голодным в городе!
- Мой император, наверное, не так меня понял. Я обещал раздать хлеб своим братьям, и мои братья-христиане - сыты. Я обещал раздать хлеб людям, но не скотам, что чтут ложных богов!
- Ты говорил, что в твоем Писании сказано "нет власти не от Бога", приказано быть покорным и смирным. И ты сегодня же распродашь хлеб по старой цене. Ты слышал приказ?
- Мой император, вся власть от Бога, а не от ложных кумиров. А про смирение и покорность я ничего не говорил. тебе, верно, показалось.
- Тебе показать протокол твоих слов?
- А я их не говорил. И протокол писали руки язычников, готовых во всем оболгать сторонника истиной веры, ибо диавол, враг Христа, взял вас в услужение.
- Разве не в вашем Писании говорится: "да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого"?
- Я счастлив тем, что император читал Писание, и сожалею, что он ошибся - там нет таких слов. Или, быть может, владыка что-то неправильно понял.
- Ты сказал слишком много двуличных слов, Клавдий Вольск. Ты продашь хлеб Риму или предпочтешь конфискацию с изгнанием?
- Вечно жить мудрому императору. Мои собратья скорее сожгут весь хлеб, чем продадут его язычникам.
- Увести.

Лицемер. Двуличная мразь. В нужные моменты - ссылается на свое Писание, а как станет неудобным - выворачивает их трактовку. Готов дать слово и, не моргнув глазом, отказаться от него. Есть ли для него что святое, кроме выгоды?  но где же выгода ему в убытке? где она в двуличии? Если только двуличие и ложь этот христианин не сделал своей настоящей верой, прикрытой пологом обрядов и фраз из Писания.

- Ввести Мелетия!
Этот мечется. Хватает одежду, мнет и выпускает. Дышит загнанно. А в глазах - самое настоящее исступление. Клавдий был лицемер. Неужели этот - настоящий безумец? Вон, встал, гордый. Слов приветствия императору не говорит. Получил за непочтение древком копья - снова распрямился молча.
- Вольноотпущенник Мелетий, заслуживший своим искусством добрую славу и наживший достойное состояние. Ты знаешь, что по вине тебя и твоих коллег, отказавших в помощи, трое людей умерло и еще пятеро стали калеками?
- Пусть и они подыхают! - выплюнул слова врач.
- Чем же люди тебя так обидели, Мелетий? Что такого случилось, что и других врачей вовлек ты в свою нелепую месть?
- "Я был слеп, а теперь вижу", как сказано в нашем Писании! Отчего я должен лечить слуг дьявола, что создал вам идолов для поклонения себе? Пусть передохнут, да пойдут к своему рогатому папаше на жаровню!
- Разве твой Христос исцелял лишь своих поклонников? Разве он спрашивал веру, подходя к больным? Вспомни, как исцелил он сына маловера из Капернаума и там же помог бесноватому. Или не исцелял он парализованного иудея в Иерусалиме? Или отказал он язычнице-ханаанянке близ Тира? Или не им исцелились десять прокаженных, девять из которых были иудеями и один - самарянином-язычником? Ведь об этом же писали ваши евангелисты - Иоанн, Марк, Лука, Матфей.
Мелетий упал и забился в судорогах на мраморном полу. Слабые кулачки исступленно колотили мозаику.
- В Писании этого нет!!! Я с детства читал Писание - там нет этих слов!!! А если бы они там были бы - мне они не нужны!!! Но их там нет!!!
- Увести.

Боги, боги... Дурак, несчастный дурак! Потерявший разум в море своего фанатизма... Сколько таких бродит по закоулкам Рима? И глупцы считают их пророками. Беда в том, что из-за его веры погибли люди. Сошел он с ума или нет, но их страданиями он мостил себе дорогу в рай, и делал это сознательно. Или он просто - бесноватый лицемер, который в угоду своему представлению о боге стал ему указывать - дескать, эти твои слова мне подходят, а эти - нет, исправь их немедленно, перечеркни! Уж не возомнил ли Мелетий своего бога - всемогущим рабом? Воистину, новая вера все больше кажется безумием и лицемерием...

- Ввести Пульхра Луция.
Седой кузнец вошел усмехаясь. Он знал себе цену. А еще он знал легионера Гая Аврелия, которому не раз ковал оружие. Легионер сел на трон? Ну, что же - аве, Цезарь, как там твоя подагра?
- Пульхр Луций, бессменный мастер, ковавший победу легионов. Из твоей знаменитой кузницы на двенадцать наковален всегда выходило только лучшее. Скажи старый друг, отчего ты бросил свое дело? Разве кто-то из солдат обидел тебя? Или мои слуги обманули с выплатой? Отчего ты отказал мои воинам в оружии?
- Ну, так это... Хех! А зачем? Раз такие "победоносные" - справятся и старыми мечами. А я-то посмотрю!
- Пульхр! С тобой-то что случилось? Нормальный же человек был, много лет друг друга знали! Какая зараза размягчила твой мозг? Я тебя, как друга, спрашиваю - что произошло?
- Наше вам императору с кисточкой. Да ничего не случилось. Поглядел я на все эти мечи, пилумы, скутумы, да и понял вдруг - а ведь не вы все время побеждали!
- Что ты несешь?
А вот, глянь! - мозолистая пятерня завернула рукав и взору императора предстала татуированная рыбка - видал? Я, значит, христианин. Вам победу ковал. А зачем правоверующему помогать слугам идольским? Ведь все победы Рима нашими руками созданы.
- Так уж и все?
- А что? Ты языческие времена вспомни! При первых семи царях, когда дьявол глумился знамениями, много ли земли и Рима было? А теперь, когда мир узнал о Боге, глянь - и Африка наша, и Азия наша, и Галлия, и Британия, и Египет, и Ахайя! И Крит - наш! А все почему? Все это христиане для Рима добились! Если бы не мы, так и сидел бы Рим у Средизменого моря, как нищий у лужи!
- И прямо - все легионы были тогда христианскими?
- А как же? Помнишь битву у Граупийских гор?
- О вашей секте тогда и не слышали!
- Зато мы уже были в империи! Значит - это христианская победа!
- Вашим оружием что-ли?
- А хоть и нашими молитвами! А если и не молитвами, то все едино - ради нас, избранных, Бог всемогущий даровал Риму победу и новые земли с ней. Все ради вящей славы христиан.
- Победили, значит. те, кто богам служил, а победа христианам принадлежит?
- Ты, язычник, на троне сидишь! Ты, как захочешь, так историю и надиктуешь! Но мы-то знаем, как на самом деле было!
- Увести.

И этот безумен. Вечный грохот кузниц и жар горнил повредили мозг старому другу? Или, все же это не безумие, а простое лицемерие? Спросить бы у кого, что заразнее - первое или второе? Чего больше бояться следует? Надо же... Старый Пульхр, приняв новую веру, так ею гордится, что его гордости нужны чужие победы. "Крит - наш!" Можно подумать, это его дружки тот Крит добыли. Сидели по катакомбам, молились, да собой похвалялись - кто больше крещен. А теперь повылезали - "Крит наш!" Взяли бы сами, так был бы - их. А победы себе приписывать - это навозная доблесть.
Стучат пальцы по подлокотникам трона. У одних на совести - голод и волнения, у других - смерть людей, у третьего... Старый друг Пульхр... Всего лишь глупость, всего лишь невыполненный заказ. Просрочка в снабжении армии - государственная измена. За это Тарпейская скала положена.Можно простить глупость - согласен, глупо казнить за веру - снова согласен, но но от безумия этих - гибнут и голодают другие люди. Многим ли императорам прежде приходилось судить за безумие? Или все же - за лицемерие?
- Прости неразумных, муж, ибо они, как дети, - не ведают, что творят! Позволь им вырасти и все понять! - просит жена.
- Пощади глупых, отец! Будь к ним милостив - они тоже люди! Не излечит их наказание! - просит любимая дочь.
Пощадил. Всех отпустить велел. Мыслил: может одумаются? Не одумались.
Первый эдикт -" всем приказывается соблюдать языческие практики неуклонно. Новомодная секта христиан лишается всех гражданских прав в империи. Ни защиты, ни помощи, ни выкупа, ни привилегий, ни наград, ни права их заслужить. Пусть их бог, поощряющий лицемерие и призывающий к преступлениям сам защищает и наделяет своих поклонников. Языческое государство отказывается нести эту повинность".
Впору смеяться. Красивый жест в духе греческих философов, мечтающих об идеальном мире. О мире, где грозное "ай-яй-яй" низвергает преступника ниц, выбивает из него искренние мольбы о прощении.
Много ли времени прошло? Легли на стол новые доносы, превратившиеся в жалобы. Обесчещенная весталка, обязавшаяся богине хранить священную девственность, свела счеты с жизнью. Сборище разбойников грабило и убивало горожан. Толпа разгромила священный храм Марса, разбила две статуи на площади и осквернила Врата бога Януса похабными надписями. Все преступники пойманы. Все - христиане. Судьи отказывались принимать решения, помня, что император велел отпускать христиан. Покуда дело дошло до дворца - в город ворвались две центурии II Парфянского легиона, которые разгромили тюрьмы и успели выпустить почти всех преступников. Сопротивления при аресте не оказали. Ссылались на приказы офицеров. Те, ожидаемо, оказались, христианами.
Император гневался. Но судье полагается быть беспристрастным, и гнев был заключен в тюрьму духа прежде других преступников.
- Ввести главаря разбойников.
Имен не называлось. Для Диоклетиана все они стали безымянными - едиными в безликости своего лицемерия.
Главарь вошел развязно. Слов приветствия не выкрикивал.
- Ты и твоя шайка ограбили два дома и семерых прохожих. Пятеро из них не пережили этой встречи. И еще одного гражданина вы убили просто так, для развлечения.
- В Писании сказано: "Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие трудились, а вы вошли в труд их". А уж диаволовых сынков - идолопоклонников, и надо брать - про них нам говорилось. Понял, богохульный ты император?
- Не в вашем ли писании сказано: "не убей, не укради, не возжелай чужого"? Ни их ли вам дал ваш пророк Моисей?
- Не знаю я никакого твоего Моисея. Но ясно вижу - ты богохульствуешь.
- Увести. Привести его семью.
Взглянув на вошедших, император вздрогнул. В глазах женщины и двух дочерей главаря не было страха, не было и огня безумного фанатизма. ничего в них вообще не было. Будто две стеклянные бусины, пришитые