Адмиралы бывают разные. Одни сухопарые, все в движении и искрах. Другие любят заявлять: «Если матрос бездумно радуется жизни, то я настораживаюсь до тех пор, пока улыбка медленно не сползет с его лица». Третьи - похожи на седеньких, небольшого роста добродушных старичков.
Таким был Командующий Приморской флотилии разнородных сил, любитель неторопливо ходить по территории небольшой военно-морской базы, подстригать розы на клумбах и останавливать молодых матросов для душещипательных бесед.
Контр-адмирал садил первогодка рядом с собой на скамеечку и начинал с чувством говорить с ним о жизни, любви к морю и службе. Его добродушный разговор и приятный южный говор у салаги вызывал желание поделиться с ним самым сокровенным и личным, как с отцом родным. Не обходилось и без «курьезов».
Однажды адмирал, присев на лавочку с одним из молодых матросов, разговор начал издалека:
- Ну, как жизнь? Как тебе, сынок, служится?
- Ничего.
- Ничего хорошо или ничего плохо? - заботливо спрашивает старый моряк.
- Да, нормально, товарищ адмирал, - салага, в первые мгновения, робея, косит молодым жеребячьим глазом на мохнатые «пауки» - адмиральские звезды на погонах. - По ватерлинии не хожу, чтобы ее не подкрашивать. Начальники заботливы. Кормят хорошо, еды хватает, как говорит замполит. Особых проблем нет, правда, командир боевой части в эту субботу опять в увольнение не отпустил.
- Что же так? - участливо спрашивает адмирал. - Проштрафился, что ли?
В голове салаги в мгновение проносятся воспоминания о субботнем вечере, когда прозвучала команда дежурного по кораблю:
- Увольняемым в город приготовиться к построению на юте!
Матрос обрадованный, что попадет на танцы в базовый матросский клуб и хоть несколько часов побудет в другой обстановке, торопливо умывается, бреется, чистит и так сияющую бляху. Протирает бархоткой ботинки «хромачи» и надевает форму три первого срока. Обливается с ног до головы тройным одеколоном, мол, знай наших!
Берет в рундуке деньги, документы и еще раз смотрит в зеркало, хорошо ли выглажен белоголубой гюйс. Как он смотрится уже на твердых мужских плечах. Все делается в приподнятом настроении, с розовыми мечтами о встречах, танцах и девочках при них.
- Увольняемым построиться на юте!
Парень вместе с сотоварищами радостно встает в праздничный строй. В приятный для каждого служивого процесс неожиданно встревает старшина БЧ-2 - главный корабельный старшина:
- А ты, какого рожна лезешь в строй? Забыл про одно неувольнение?
Это был приговор как на суде. Крах всех намерений и желаний. Мечта о городе разбивается, словно корабль о рифы. Молниеносно и бесповоротно. От досады на глазах готовы выступить слезы, но мы же мужчины, помнит матрос и «завязав» на морской узел желания с понурой головой беспрекословно выходит из строя. Словно приговоренный к смерти шаркает новыми ботинками по черненой палубе. Картина Репина - «Опять неувольнение». Матрос, мотнув головой, как бы смахивая чертово видение, подымает глаза на Адмирала.
- Может да, а может, и нет, - салага пожимает плечами. - Как сказать. Подворотничок на утреннем построении грязным оказался, да и гюйс - мятым, но я быстро эти замечания устранил. За что же наказывать? Меня так девушка ждала, так ждала…
- Ничего не переживай, - начинает успокаивать Адмирал, внимательно посмотрев на ленточку бескозырки с названием корабля и на шеврон боевой артиллерийской части на рукаве матроса. - В жизни всякие бывают огорчения - вместо хлеба, например, съешь печенье. Не беспокойся, я с командиром поговорю, чтобы матросов не обижал. Ну-с, какие еще проблемы? - продолжает с нескрываемым любопытством и отцовским участием интересоваться адмирал.
- Нарядов много, - матрос продолжает «плач Ярославны».
- «Бычок» наказывает? - прикидываясь строгим и будто бы сердито хмуря густые черные брови, участливо спрашивает адмирал.
- Да сам не пойму. Все как бы хорошо, ан-нет - опять одно не увольнение получаю.
- Решим! Главное служи хорошо. - Адмирал встает со скамейки. - Не забывай! Ты моряк военно-морского флота! В морях твои дороги! Ну, беги, беги пострел, вон ребята тебя заждались в курилке.
«Оплодотворенный» вниманием и адмиральским участием по самые уши молодой матрос поворачивается к золотым лучам будущей воинской славы и бежит к товарищам с радостной вестью «Он только что говорил с самим Адмиралом, Командующим!» Детской непосредственности полные штаны.
Тем временем Командующий флотилией, после беседы с военно-морским пацаном неторопливо возвращается к себе на второй этаж штаба базы. Через оперативного дежурного вызывает к себе командира сторожевого корабля, где служит матрос.
- Товарищ капитан 2 ранга! - сдвинув к переносице седые брови, строго начинает Адмирал, после того, как офицер, вытянувшись напильником перед начальником, начинает преданно есть глазами. - Тебе что, погоны в плечах жмут?
В просторном адмиральском кабинете командиру становится душно как Штирлицу у Мюллера. Тягостная потная тишина начинает тягуче выползать через форточку на плац у штаба. У старшего, всеми уважаемого офицера начинает мокнуть спина и коленки становятся какими-то гуттаперчевыми.
- Что ты смотришь на меня, как заяц ночью на автобус? Как у тебя на корабле поставлена воспитательная работа с личным составом? Почему? Я тебя спрашиваю! Почему твои придурковатые оболтусы жалуются на своих командиров и не шарахаются от адмиралов? – Командующий переводит дыхание. – У тебя не боевой корабль, а сборище институток!
«Вливание» скипидара в заднее проходное отверстие командиру продолжается от души и всего большого адмиральского сердца. После чего капдва бегом летит на крыльях любви на корабль. По дороге командир плюется дерьмом в разные стороны. Прискакав антилопой на сторожевик, через плечо зло бросает дежурному на трапе:
- Командира бэ-че-два срочно ко мне!
«Бычок» - бог, царь и воинский начальник для артиллеристов корабля бегом несется во весь опор по трапам к командиру, по дороге думая, за что его будут «драть» на этот раз.
- Товарищ коман… - но договорить ему не дают.
- Капитан-лейтенант! Ты чем на корабле занимаешься? Хреном груши обиваешь? Меня на старости лет сейчас сам Адмирал «имел» как и куда хотел! Час закачивал мне твое говно в задний втулок. Спасибо, - начинается вой кашалота. - Я тебе все вымя выдеру наизнанку и пришью на мозжечок, эфиоп твою бабушку! Заруби у себя на носу! Рожденный ползать - служить не может! Жалующийся матрос хуже проститутки! Любовь к морю воспитывается невыносимыми условиями в службе!
- Так точно! Никак нет!
- Боевой части оргпериод! Сход с корабля запрещаю!
Разговор в этом духе продолжается долго, только с еще большими красочными флотскими сравнениями и ветвистыми идиоматическими выражениями. Бычок, как и командир, летит в кормовой кубрик комендоров, походкой прыгающей черепахи, думая про себя: «Сейчас я этим бестолочам царя небесного вставлю лом от киля до клотика и покажу небо в алмазах». Кусая всех по дороге и круша все на своем пути, зло бросает дневальному по кормовому кубрику:
- Личному составу большой сбор! Построение на центральном проходе!
Через несколько минут, поставив личный состав «в позу покорности», злой, как сто японцев вместе взятых, «бычок» набирает в легкие воздух и начинает «воспитательный» процесс.
- Ну-с, спасибо, уважили! Я весь мокрый от ваших слез. Мне час прописные истины вливали… - капитан-лейтенант начинает метаться вдоль строя, будто кошка при родах. - Служишь, служишь, а тут раз и опять беременный. Беременный от вашего идиотизма! К-какой к-курвеныш сегодня жаловался в ширинку а-адмиралу? Кто-о? Дайте мне его сюда, я его сейчас разорву как тузик грелку! - наступает ситуация, как на запасном выходе публичного дома при пожаре во время наводнения. - Крыша съехала? Забыли, к-как надо Родину любить? - продолжает «воспитательный» процесс по закалке юных характеров морской бог. - Я вам увольнения покажу, х-хорьки вонючие! Месяц всем без берега! На флоте служить - это вам не мелочь по карманам тырить! Запомните! На флоте думать надо! Думать! Что, кому и когда говорить, а не ковырять пальцем в… - тут «бычок» хочет использовать очередное крепкое витиеватое выражение, но секунду подумав, кратко добавляет, - карманах!
Попал на флот - гордись, не попал - радуйся.
