Хотите верьте, хотите нет, но вся эта история произошла у нас в Израиле в славном городе Ашдоде.
Конечно, она могла произойти в любой части света, в любой стране, в любом городе, но только там, где почти весь год ярко светит солнце и, нагретая горячими ветрами кровь, бурлит как молодое вино и толкает вас на более чем неординарные поступки.
Однако, обо всем по порядку.
Фимочка Гримберг влюбился. С кем не бывает, особенно, если тебе «шестнадцать лет на Большом каретном». Влюбился безумно как может влюбиться тщедушный еврейский мальчик в очках, которого мама видела великим пианистом и в котором этот великий пианист просматривался так же четко как «ежик в тумане».
Они познакомились на дискотеке. Познакомились как все знакомятся в этом музыкальном бедламе. Попрыгали рядом, покричали что то «за жизнь» и оба тут же поняли что созданы друг для друга. Кто сказал что любви с первого взгляда не бывает. А с
первого танца?
С тех пор Фима потерял покой. Он забросил учебу, закрыл на замок ненавистное пианино и часами мечтательно смотрел в потолок, с нетерпением ожидая того момента, когда он увидит Её – Милочку Юкельсон, пятнадцатилетнюю девочку из параллельного класса очень миловидную с прекрасной фигурой, распахнутыми миндалевидными глазами, маленьким пухлым ротиком и огромным самомнением.
Казалось бы,что между ними общего?. Однако,неизвестно почему, а кто,вообще,
знает почему,Фимочка ей очень понравился. Они начали регулярно встречаться,
и,конечно, целоваться. И дело шло уже к тому,что в те дремучие времена
подвергали публичному позору, а у нас в Израиле считается " в порядке вещей".
Дни бежали за днями, приближались пасхальные каникулы, Фима строил грандиозные планы «отдыха на двоих», как вдруг,все в нашей жизни и плохое и хорошее случается «вдруг», Фима почувствовал что Милочка отдаляется от него как ракета, изменившая курс. Она стала «холодной», на звонки не отвечала, ссылаясь на головную боль, не являлась на свидания, в школе даже не смотрела в его сторону…
Фимочка сходил с ума. Что же это такое?! А как же клятвы во взаимной любви и решения, в случае чего, умереть в один день… Он ведь так ее любит, а она!..
И вот в один прекрасный день, хотя для Фимы он стал «черным днем», Милочка заявила что она больше его не любит, что это была ошибка и она уходит к Леве Берштейну.
-Вот это парень,- сказала она, закатив свои миндалевидные глазки,- одни бицепсы чего стоят! А какой он умный и папа у него профессор…
И она ушла, оставив Фиму наедине с его терзаниями и неразделенной любовью.
Ну пусть я не умный и папа у меня парикмахер и штангу мне не поднять, но разве это главное?..
И тут он подумал что он тоже не «лох» о которого можно вытерать ноги. Он себя ещё покажет! Если она думает что это конец, то она жестоко ошибается, это только начало. Так просто она не отделается от него. Придет время. и она приползет к нему на коленях, но он гордо отвернется.
Что делает отвергнутый любовник ? Или «пьет горькую», или вынашивает планы мщения. Слава богу наш Фимочка еще не познакомился всерьез с «зеленым змием», но могучая фантазия рисовала ему яркие картины, где он выступал в роли палача. Нет, он их не убьет. Он же не сумашедший, чтобы всю оставшуюся жизнь просидеть в тюрьме, но он сделает так, что она до конца своих дней будет сожалеть о том, что предпочла этот «мешок мускулов» их «большой любви».
Все виды мести, прочитанные Фимой в литературе от Графа Монтекристо до Отелло были хороши, но уже утратили свою оригинальность, а Фиме хотелось совершить что-нибудь такое , чего еще не было ни в жизни, ни в кино, ни в литературе.
На Фимино счастье, а, может быть, и несчастье, по дороге в школу он увидел огромную афишу, в которой сообщалось, что в город Ашдод приезжает на гастроли Московский цирк «Шапито».
И тут Фиме как будто на голову упало яблоко как небезизвестному всем школярам Ньютону. Однако, в отличие от Ньютона Фима ничего не открыл. Он просто понял что ему надо делать.Он внимательно изучил программу выступления,особенно ту ее часть, где говорилось о том, что все второе отделение на арене будет выступать великий укротитель Никодимов и его хищники.
Приняв в одночасье решение,свалившее гору сомнений с его худеньких плеч,Фима вспомнил что он страшно голоден. Впервые за последние дни он пообедал с большим аппетитом, чем весьма порадовал «предков».
Затем он заперся в своей комнате и как Штирлиц начал детальную разработку «компании».
«Главное,- думал он, яростно протирая и без того чистые стекла очков,- это заманить их обоих в цирк, а там…А там он уже что-нибудь придумает «по ходу пьесы».
На самом деле все оказалось до смешного просто. Ничего придумывать не пришлось. На переменке Лева Берштейн, в простоте душевной, сказал:
-Фимка! Айда в цирк. Мы с Фридочкой завтра идем на вечернее представление.Присоединяйся!
В ответ Фима пробормотал что-то невразумительное и удалился с гордо поднятой головой и «черными мыслями» в ней.
Но вот пришло и завтра. Пришло неотвратимо как школьные экзамены.
Задолго до начала представления Фима одел старенький спортивный костюм, кроссовки и перевернутую «задом наперед» бейсболку. Теперь он почти не отличался от рабочих сцены, если бы не очки с толстенными стеклами, но без них Фима был слеп как крот.
«И так сойдет»,- беспечно подумал Фима и выскользнул из дома так, чтобы его не «засекли» родители и направился в сторону цирка.
Как «хороший сын» он оставил у себя на компьютере «посмертное послание», в котором многословно объяснял мотивы своего поступка и «в случае летального исхода» просил никого не винить в его смерти. Так же он сообщал родителям что он их очень любит, но у него нет выбора. «такова сэ-ля-ви»,- философски заканчивал он свое послание.
Фима прекрасно понимал всю безрассудность своего плана, но ничего поделать с собой не мог.
«Кто не рискует тот не пьет «Шампанское»,- твердил он по дороге к цирку любимую фразу своего дяди Семы, бесшабашного игрока и беспробудного пьяницы.
Ноги сами несли его знакомыми улицами и ,не прошло и десяти минут, как он очутился на «базарной площади». «Шапито» был расцвечен электрическими лампочками как наши города в канун рош-ха-шана.
Проникнуть в цирк до начала представления не составляло никакого труда. В балагане царящем за кулисами его просто приняли за одного из своих.
Фима спрятался в одном из многочисленных «закутков», где в беспорядке был набросан различный цирковой инвентарь. Он представлял себя разведчиком, проникшим во вражеский тыл.
Место в котором спрятался Фима идеально подходило для выполнения задуманного им плана. Почти рядом с ним артисты выбегали на арену и отсюда же во втором отделении должны были запускать хищников.
Фима сидел бледный как больничная простыня, но глаза его горели решимостью всего еврейского народа.
Но вот прозвенел третий звонок. Зрители почти расселись по своим местам, постепенно затихал шум разговоров и шелест конфетных оберток. Оркестр заиграл выходной марш. Из своего закутка Фима увидел в третьем ряду «сладкую парочку». Фридочка весело смеялась, держала за руку Левку и, время от времени, они тайком целовались.
«Хорошо смеется тот кто смеется последним»,- не без злорадства подумал Фима.
Первое отделение пролетело как-то незаметно. Дело было в том, что Фима оказался в «центре событий». Он с восторгом смотрел на артистов во время исполнения номера и тут же видел их совершенно другими, когда они пробегали мимо него после поклонов. Когда спадало неимоверное напряжение арены гасли ,как софиты после спектакля, искусственные улыбки и даже мишура костюмов тускнела. Эти контрасты так потрясли Фиму что он расслабился и перестал следить за «врагами народа».
В антракте Фима не покинул свой «пост» из – за боязни снова сюда не вернуться. Но подлое воображение рисовало ему картины как Лева угощает «подлую» мороженым и какое это доставляет ей удовольствие.
А тем временем рабочие заканчивали устанавливать металлические решетки вокруг арены. Шла лихорадочная подготовка к началу второго отделения.
Но вот требовательно прозвучал третий звонок, публика расселась на своих местах. Оркестр заиграл чт-то бравурное. Второе отделение началось.
-Вот он решающий момент, - подумал Фима. – Сейчас или никогда!
И он бросился по металлическому коридору для хищников прямиком на арену. Он выскочил на, засыпанный опилками пол, на минуту раньше львов. И почему-то был встречен шквалом аплодисментов. От неожиданности Фима галантно раскланялся.. В этот момент на арену запустили хищников.
Уставшие от дневного представления, львы и тигры, позевывая и, для приличия, рыча, нехотя вышли на арену и расселись по своим тумбам, не обращая на Фиму никакого внимания.
Публика вначале , вообще, ничего не могла понять. И тут Фима без всякого микрофона закричал на весь цирк: «Фрида! Тебе со мной неинтересно! Тогда смотри. Ты запомнишь этот день на всю жизнь!» - и он смело двинулся к хищникам.
В это время на арену, наконец, выбежал дрессировщик Никодимов. В одной руке у него был огромный хлыст в другой – бамбуковая палка, в голове – шум «еще со вчерашнего» и, добавленного сегодняшнего. Он уставился на непрошеного гостя, ничего не соображая.
-Точно надо бросать пить, - подумал Никодимов, - а то уже «мальчики кровавые в глазах».
-А ну бегом отсюда, - закричал он громовым голосом, - а то сейчас эти твари порвут тебя на части.
-А что вы, собственно, кричите,- невозмутимо сказал Фима, поправляя очки,- может именно этого я и добиваюсь. Пусть терзают на глазах у этой …
И он неопределенно махнул рукой в сторону зрителей
-Фима! Опомнись,- закричала с третьего ряда Фрида
Но не тут-то было. Она чего-то в нем не разглядела. Не поняла его отчаянной храбрости в решительную минуту.
-Поздно, - сказал Фима и стал рядом с Никодимовым.
Дрессировщику Никодимову все это было «до лампочки»:
-Хочешь на свою задницу приключений – получай! – сказал он и ткнул шестом самого свирепого льва.
Лев нехотя спустился с пьедестала и, не ожидая дополнительной команды,завалился набок прямо на арене. За ним, как по команде, улеглись и остальные зверюги.
-Ложись на них! – приказал Никодимов.
-Запросто!- сверкнул непокорными глазами Фима.
Он улегся на этот импровизированный ковер и , для куража, задрал ногу. В это время, ближайшая к его лицу, львица ,по матерински, лизнула его шершавым языком.
Зал разразился громом аплодисментов..
-Ап! – скомандовал Никодимов. И вся компания дружно поднялась. Но эти хищно-полосатые еще не знали с кем связались.
- Фрида, смотри!- закричал он.- Смотри и запоминай. Я любил тебя, люблю и сейчас и буду любить после того что сейчас произойдет.
- Публика замерла. Стало так тихо, что слышно было как нахальная израильская муха прожужжала под носом у дрессировщика Никодимова.
Фима бесстрашно подошел к самому большому льву, руками раскрыл его огромную пасть и положил туда свою курчавую голову.
Из пасти животного пахло ужасно неприятно.
-Как изо рта дедушки Рувима,- некстати подумал Фима.
Но ничего не произошло, кроме отчаянного крика из третьего ряда.
Мудрый лев знал, что, если ему эту самую дурную голову откусить – «себе дороже». Да и зубы уже не те, а часть из них давно выпала.
Лева с
