полуночи, на которой в полный рост резвились все строители, потом веселье перекочевало в сауну, где неприступные доселе, как изваяния их инков, фифы — художницы — не оставили шансов разве что Серёге — «чёрному» моему строителю.
Отверженный в лихом хмельном угаре, с разбега, на глазах у художниц проехал голой задницей по дощатой лавке сауны — с конца на конец. Не занозив.
Поступок!
Однако те такой его сюрреалистической выходки не оценили — лохушки от кисти малярной!
Ну а деятелю от печной кельмы надо было приниматься за возобновление мрачного своего, в классическом стиле, камина.
Занудно было ещё и то, что подошёл он к самому проблемному своему месту: «перекрытие топочного портала» — так по грамотному это называлось. Перемычку надо было над топкой ладить. В других-то случаях Гаврила долго над этим не заморачивался: как по накатанной дорожке, делал полукруглую кирпичную арку, что сразу и вид внешний красила, и конструктивную функцию выполняла — несущая, как-никак, деталь, на неё вышестоящие кирпичи опираться будут. Но здесь хозяева заказали прямой портал: как на картинке журнала, что Гаврила им и подсунул. Чуть не в первый попавшийся ткнули. Удружил себе, в общем, в который раз, мужичина!
Как сделать теперь перекрытие это прямое? Не подкладывать же, в самом деле, как горе-печники, уголки стальные, которые непременно со временем «поведёт»: ведь это место камина ещё и самое жаркое.
Как? Как это сделать?
Как теперь пойти на вечеринку после выставленного Татьяной ультиматума?
А не идти я попросту не мог… Не мог, вот и всё!
И я принял хоть и непростое, но единственно правильное решение. Делать опалубку под перекрытие, и, проложив внутри, как положено, арматуру, залить мощным раствором: железобетонную перемычку огнём не скрутит!
И всё равно я пойду: «Ступив с одной ноги, шагай теперь с другой». Поздно «заднюю» включать!
Нормально всё — жизнь продолжается!
А днём Гавриле полегчало —
Их было две у одного:
Жена сомненья отметала,
Любовница утешила его.
И пусть судьба та будет дура,
Две женщины не продадут:
Любовница — литература
С женой — работой вечно тут.
А там? Хотя с высокопоэтической точки зрения напрашивалось даже «тама» и «здеся». Но да ничего — говорил про то Станислав Витальевич на одной из своих лекций: «Проза, вопреки общему вашему заблуждению, на порядок сложнее поэзии. В поэзии можно спрятаться за слог, за рифму, за размер строки и стиха. А в прозе не спрятаться ни за что: один только текст, и только он».
В стихе-то я — тут! — спрятался, а вот здесь мне ни за какого- никакого помощника — подсобника от Вадима — не спрятаться: всё самому придётся залепить.
А посему, хлебнув живительный поэтический глоток, Гаврила взялся за опалубку: проза жизни на порядок сложнее.
* * *
В четверг Вадим, когда я крайне осторожно ввёл его в курс дела о сегодняшнем танцполе, а значит, и ранним отъездом, попенял мне искренне, по-мужски:
— Ты деньги зарабатывать должен. Семью кормить… А у тебя — танцы какие-то!
Прав он был, конечно — прав!..
— Ладно, Вадим! Я же никого не держу с камином: пока отделочники с праздников вернутся, я уж и закончу. Чего ты?
Чего он, действительно? В первый раз в жизни Гавриле такое чудо открылось!
Да и в последний, наверняка.
* * *
В студию я пришёл, как частенько в последнее время получалось, пораньше. Мне доставляло огромное удовольствие наблюдать, и что происходит на паркете, и всю царящую здесь атмосферу.
Созерцать!
Но сегодня, верно, я погорячился.
Студию арендовала Алевтина: со всем пространством паркета, софитами и зеркалами, и личным, от студии, юным партнёром в придачу. Это называлось «индивидуальные занятия», и стоило целых пять тысяч рублей в месяц.
Круто!
Видно, торговля семечками не то что кризисов не знает, но ещё и расцветает во время них — как подсолнух под солнцем.
И шелухой на кризисы плевать она хотела:
Подъёмы — спады наш народ как семечки грызёт.
Акула бизнеса подсолнечного туго знает дело:
Торговля жареными — по стакану! — всё переживёт!
Теперь Алевтина беззастенчиво одёргивала Дениску, визжала и верещала в полный голос. И ничего было не поделать: «Уплочено»!
Бедный юноша!
А по завершении своего занятия Алевтина поинтересовалась у Артёма:
— А хоббиты тоже будут в турнире учавствовать?
Под «хоббитами» подразумевался хобби-класс — есть в танцевальной иерархии такой. «Хоббиты»! Ты-то, наверное, уже в профессионалы себя записала! Давно ли мне все ноги оттаптывала?
Впрочем, не обошла Алевтина вниманием и меня — я на проходе, у вешалки стоял.
— Привет, а где партнёрша твоя?
— Здравствуй!.. Сейчас придёт.
— А вы на семичасовое занятие не остаётесь?
— Да я бы оставался — Любе некогда.
— Не понимаю её, — облачаясь в дорогую шубу, ревностно, как показалось, пожала плечиками она, — я бы, на её месте, оставалась!.. Ну ладно, пока!
И ущипнула таки живот на прощание! Точно, как Люба однажды.
Не тронь чужое!
Гаврилы муза угасала,
Хоть будоражила мозги,
Животик больше не щипала
Но рвала сердце на куски.
Кстати, пресс надо в порядок привести, да и похудеть не мешает — живот втягивать на протяжении всего занятия частенько забываешь. Люба тоже на днях поведала, что качает руки к турниру: «Гантельки у своих Серёжек одолжила».
Уважуха!
— Скажите, Артём, а вот танцоры с железом, там, на тренажёрах, занимаются? Подкачиваются, в смысле?
— Ну да, — кивнул он, — занимаются, конечно, в спортзале. Но — в разумных пределах. Не как Шварценеггер, конечно.
Так что не перекачайтесь, Любовь Арнольдовна!
* * *
И опять свет софитов вспыхнул на полную яркость лишь с Её пришествием!..
— Татьяна собирается прийти на турнир, — глядя, как полагалось, через моё плечо, многозначительно поведала мне в медленном вальсе Люба.
— Зачем? — Это вырвалось невольно.
Строго взглянув, моя партнёрша повела бровью.
— Она против вечеринки.
— Серёжа тоже не в восторге, — кротко поведала Люба, — но мы же, в конце концов, не крепостные.
«Серёжа не в восторге тоже…
Аль, крепостные мы — нешто?»
Да пусть набьёт за то мне рожу!
Вот только было бы за что!..
Ой, Гаврила, не скромничай — на хороший тебе мордобой и былого хватит сполна!..
В это последнее перед турниром занятие под бдительным взором Артёма мы прошли всего понемногу: джайву, ча-ча-ча, медленный вальс. По окончании занятия маэстро напутствовал нас:
— Несколько советов: не пытайтесь в оставшиеся уже тут два дня включить что-то новое в свою хореографию. Если вы уверенно пройдёте то, что мы уже успели с вами изучить, этого будет вполне достаточно. Теперь ещё момент: постарайтесь занять место где-то недалеко от жюри: чтоб судьи могли вас увидеть и оценить… Знаете, как бывает даже у нас, спортсменов, на турнирах! Какая-нибудь заурядная, в общем, пара пробьётся нахально в центр, растолкает там всех, вытеснит, да, глядишь, в финал и выйдет. Ну, займут они в этом финале сорок восьмое место, но в пятидесятку-то лучших вошли! А другие, более достойные, хорошие пары, что по углах танцевали, не пробиваются.
Чуялось, со знанием дела Артём говорил.
Зачем, нахалюги, маэстро в угол задвигали?
— А много, получается, там участников бывает? — поинтересовался я.
— Пар двести-триста.
— А у нас много участников будет? — осведомилась высокая и милая партнёрша Паши (сегодня они занимались в две смены).
— Вы все будете выступать в классе начинающих — там будут пары из всех клубов области. Такого огромного количества, конечно, не будет, но пар тридцать-сорок, по опыту прошлых лет, может быть вполне.
И когда уже встали на поклон, минуточку внимания властно взяла Татьяна.
— Итак, мы всё-таки надеемся, что многие из вас придут на турнир. — Качнув головой, она лукаво и в упор посмотрела на меня. — И поддержат честь нашей студии. Поэтому пожелаем вам успеха, до встречи в воскресенье — мы будем там рядом с вами! В одиннадцать часов начинается регистрация — так что будьте с паспортами, а выступление ваше начнётся, примерно, в половине пятого — сразу за детками.
Я спросил у неё, конечно, под шумок, когда все ринулись в раздевалку: «А вечеринка-то во сколько начнётся — закончится?»
— Часам, думаю, к девяти сюда мы вернёмся, — заговорщицки улыбнулась она. — Ну, а разойдёмся, наверное, за полночь глубоко, если не под утро. Оно же, сами знаете, — как пойдёт!
Я представил на миг весь свет студии, что давала в темноте гирлянды стоящей в уголке новогодней ёлочки; и весь цвет этой студии, изрядно уже захмелевший… И Любу совсем рядом… Просто жуть тебя берёт!
Артёма, конечно, я тоже в покое, поджидая Любу, не оставил. Занудил опять чего-то о турнирах, и о зрителях, и о хореографии нашей недалёкой, пока маэстро, наконец, от меня не отвязался:
— Ну, вы на дискотеку зачем ходите? Потанцевать — в своё удовольствие! Вот с этим же идите и на турнир.
На дискотеку! «Когда то было — сто лет назад. Но в прошлом точно ещё веке!»
Но, счастливо пропустив Любу в двери, я воскликнул на прощание в студию:
— Спасибо, Артём!
Я всегда теперь так делал. Было ведь, по чести, за что благодарить!
* * *
Как истые спортсмены о турнире, что был уж на носу, мы не обмолвились с ней ни единым словом. Тогда бы надо было ведь спросить друг у друга, а где наша подготовка, где занятия в школе, в которой и музыка есть?
— Татьяна тобой дорожит, — задумчиво промолвила Люба. — При всём том, что все мы, — улыбнувшись, она прижала облачённый в чёрную перчатку кулачок к груди, — все мы ждём принца на белом коне, Татьяна тобой очень дорожит.
— Да, — кивнул я, — я обязан ей многим, если не всем. — Только встреча с ней дала, наконец, жизни смысл. Ну, а уж с рождением Семёна!.. А до того как-то всё было уж очень несуразно в том моём прошлом. Как сейчас говорится: «Ни о чём».
— Ну так и отпусти это прошлое. — Она грациозно повела рукой так, словно отправляла бумажный кораблик по реке. — Не держи его в себе: пусть оно тебя оставит.
Мудро! А отпустила ли своё прошлое ты?
Я желал этого теперь, как самого нынче главного — иначе, зачем я сейчас был с ней рядом?
* * *
Гавриле кубков и не надо.
Нет для него иных наград:
С партнёршей танец — лучшая награда!
И главный приз — тех глаз открытый взгляд…
А когда мы встретимся? Да завтра, верно, созвонимся.
* * *
Морозной дивной стужей задышал Гаврила
В провинциально тех заснеженных краях.
Турнир был на носу, по боку остальное было,
Кроме искрящихся тем снегом искорок в её глазах!..
Последняя строчка — длинная-я!.. Как история возведения камина этого…
В пятницу надо было залить опалубку, сколоченную из подножных обрезков фанеры и слепленную из подручных обломков гипсоплиты. Ручная работа! Но всё по делу, и по уровню, кстати: «сика в сику». Да Вадим разве ж то «заценит»? Это кирпичики декоративные, что в обрамление топки замучился я накануне выкладывать, он может колючим взором своим буравить: «А ровно они стоят?.. А ну-ка, уровень приложи!» А то! Даром, что ли, день вчера на них потерял — чтоб симпатично, сирые, легли.
Кирпичи эти декоративные («под старину»), гранями своими кривоватые — «по определению», закуплены были нами штучно. Нельзя было их загубить!
Кирпичик кривенький, «под старину»,
