мелочёвкой, а большую часть прислюнить к тайному банковскому счёту, что завёл давно, решив довести до миллиона и окончательно избавиться от наёмного труда, а жить только рентой с «лимона».
- Слушайте, - всполошилась риэлторша, - если ваш дедуля не запамятовал и ничего не напутал, и в тайнике на самом деле спрятана сотня монет, каждая из которых может потянуть на полсотни тысяч, да плюс участок с развалюхой, то можно наскрести на круг лимонов шесть-семь, и каждому обломится…
- Тебе не обломится, - жёстко осадила алчные подсчёты не-Ивановой Иванова Василиса.
- Это почему же? – возмутилась Нина Владимировна. – Мы с Василием, - предпочла забыть о разводе, - имеем такое же право на двойную долю, как и вы с Сергеем.
- Э-э! – вмешался в назревающую женскую прю учредитель прибыльного фонда. – Сказано же: только Ивановы. Пришлые, а тем более, уходящие могут гулять. У них только совещательный писк. Так, Василий?
Тот повернул голову так, чтобы не было в поле зрения уходящей жены, которой так приятно крепко насолить напоследок.
- Так! – выдавил, как выстрелил прямо в сердце обиженной слабой женщины.
- В таком случае, - запалилась риэлторша, - я вам не помощница: разбирайтесь сами со своим вонючим участком и развалиной дачей, на которые, скорее всего, и документов нет. А я постараюсь, - засмеялась злорадно и гадко, - чтобы приличные покупатели не купились на обман, не переплатили лишку. Не найдёте документов, отберём! Василий! А ты почему молчишь? Твою жену оскорбляют, а тебе хоть бы хны? Чтоб вам вместо ста досталась одна ржавая монета! – и, гордо вскинув голову с пылающими от негодования щеками, вышла, громко стуча каблуками, шумно открыла входную дверь и ещё шумнее захлопнула за собой. Оставшиеся старалис не встречаться взглядами с Василием.
- Никаких дырявых фондов! – поддержала брата озлобившаяся невесть с чего Василиса. – Знаем мы вас, ушлых фондмейстеров, наслышались-навидались. Разбазарите на цветочки, - угадывающее взглянула на фонд-инициатора, - придётся вошкаться с вами, сажать тёпленькими в холодные места, а денежки – фью – испарятся, как и не было. Нет и нет! – ещё ожесточённее воспротивилась благим намерением продвинутого дельца, нисколько не озаботившись, что он старался в том числе и для её избирательной кампании. – А мать? Она, что, тоже не Иванова? Тоже пришлая? – встала горой за ту, что тихо вошла и уютно, незаметно устроилась за общим столом, с любовью и состраданием переводя всё понимающий и прощающий взгляд с одного любимого чада на другого, не помышляя ни о какой своей доле. – А ты что таишься, тихоня? – напала защитница на Викторию, с интересом поглядывающую на взбудораженных, ощетинившихся старших, занятых дележом неубитого медведя.
- А я, что я? – замямлила застенчиво. – Я – ни что, - точно определила своё существование. – Я как все, - и, противореча себе: - Мне бы однушку.
- У тебя же есть, - ущучила тихую хапугу старшая. – Что, тебе там плохо?
Младшая опустила голову, заелозила виновато загребущей ладошкой по скатерти.
- Хочу «плохо», но собственную, - густо покраснев, выдала тайную мыслю о полной свободе.
Виктор презрительно фыркнул.
- Хочет маленького брекзита, - подкузьмил младшую.
- Во что, - продолжила настаивать на своём Василиса. – Вы как ни крутите, а делить будем на семерых. – И Виктору очень захотелось сорвать с языка присказку о семерых с ложкой. – Нам с Сергеем…
- Меня можно не считать, - отодвинулся от стола вместе со стулом набычившийся аппендикс Ивановых.
- Заткнись! – прикрикнула жена. – Не твоё собачье дело! Тебе не надо, мне надо. И на законных основаниях. Вы со своим фондом делайте, что хотите, а мы с Сергеем пополним свой бизнес. И на выборах, если они для меня состоятся, обойдусь и без дорогих помощников и их обманного фонда.
Сергей Петрович поднялся, осторожно выбрался из-за стола.
- Я, пожалуй, пойду, - и ушёл под испепеляющим взглядом бизнес-партнёрши и, по совместительству, жены.
Мария Алексеевна посмотрела ему вслед, сложила руки ладонями одна а другую и, глядя на них, вечно натруженных, с выступившими венами и без всякой фондовой поддержки, произнесла глухо и непреклонно:
- Дачу рушить не дам.
Все разом успокоились, примолкли с разбежавшимися меркантильными мыслями, сожалея, что парились понапрасну. А может, и нет: надо было выяснить, кто есть кто, и прав ли дед.
