настойчивостью, но, казалось, безо всякой злобы, и падали на пятачке, ярко освещенном прожектором. Они напоминали странных животных, и их было много, слишком много для одного. Он стоял, расставив ноги и упираясь спиной в железную дверь склада боеприпасов, и стрелял, стрелял не останавливаясь, не думая, потому что времени на это не было. Однако в какой-то момент, когда поток нападавших слегка поредел, он подумал: "Это конец". Действительно, шансов не было. Все, что он мог теперь – это стрелять, словно заведенный механизм. И он стрелял. Тяжелый, громоздкий пулемет прыгал в руках и, кажется, дымился. Они никак не могли попасть в него, потому что им в глаза бил свет прожектора, и они не успевали сориентироваться, сразу попадая под огонь. А ему было отлично их видно, и он косил их, как траву. Маленький рост был ему теперь на руку. Но долго так не могло продолжаться.
Наконец случайная пуля задела его правый локоть, и рука онемела. Дальше все произошло очень быстро. Он перестал стрелять всего на секунду, а на пятачке уже было полно неприятельских солдат, и прежде, чем он сумел перехватить пулемет, его увидели.
- Ко мне, Вильям! Ко мне, Робин! - заорал он вдруг в каком-то диком воодушевлении, удерживая выползающий из рук ствол и давая еще одну очередь. - Веди парней на славный бой! В лесу зеленом твой закон! На жадных псов и на господ, ты за народ стеной!
Кто-то бросил гранату и взрыв прогремел прямо под ногами. Он не ощутил боли, а лишь увидел слепящую вспышку и почувствовал, как на него сыплются осколки прожектора. Последняя картинка, сама собой возникшая в гаснущем сознании, - это почему-то роликовые коньки, лежащие на мокром асфальте. "Странно, - подумал он с удивлением. – Вроде, у меня не было роликовых коньков. Кажется, никогда не было..."
4
Пуля щелкнула в камень в двадцати сантиметрах от уха, и осколки хлестнули его по щеке. Он не шевельнулся. Главное - не двигаться, чтобы не обнаружить себя. Он напряженно обшаривал взглядом каменную гряду, сереющую впереди метрах в пятидесяти, пытаясь угадать, из-за какого камня стрелял вражеский снайпер. За точно такой же грядой прятался он сам, а между ними – голое пространство, усыпанное камнями, и посередине – неглубокая расщелина, не больше двух метров шириной.
Тоже бывалый вояка, подумал он с уважением. Сидит, как мышь, не шелохнется. И правильно. Чего дергаться, когда через полчаса совсем стемнеет. Ясно, что сегодня опять ничья. Выстрелил-то сейчас почти наугад, по звуку – патрон у меня звякнул. Это еще услышать надо… Да и как выстрелил! Чуть не попал ведь... Я бы сам, пожалуй, так не смог. Да, парень крутой. Ну, ничего, поглядим еще, кто кого.
Сколько он наших положил? Человек шестьдесят, не меньше. Пока командование дотумкало, что там всего один человек засел. Но зато какой… Да и на таком перевале один хороший боец с арсеналом может целую армию сдерживать. Тропа узкая, не пройдешь иначе, чем гуськом, друг за другом, - а этому остается только сидеть да стрелять одного за другим. И наши с ним ничего поделать не могут. Попробуй, угадай, где он засел, когда он легко может хоть после каждого выстрела позицию менять. И не промахнулся ведь ни разу! Пройтись бы ракетами по этим скалам, да нельзя. Почему нельзя – непонятно; значит, им там, в штабе, виднее. И вертолетов сюда почему-то нельзя. Получается – идите под пули, как бараны.
Значит, так… Ну и вызывает меня ротный, и говорит: я тебе, дескать, приказывать не могу, но сам понимаешь, ты у нас лучший стрелок, отличник боевой… и все такое. Кроме тебя, некому этого гада оттуда выковырять. А если нет – тогда ты у меня, мол, завтра первым по тропе пойдешь. Я говорю: если у вас такой разговор, я могу хоть сейчас по этой тропе пойти без оружия и тому снайперу ручкой помахаю, когда он в меня стрелять будет. Ротный сразу – ты, мол, извини, а куда деваться, ребята гибнут, так я тебя по-хорошему прошу… Ну, это дело другое. Раз по-хорошему… Я и сам хотел вызваться. Дело-то привычное – по скалам с винтовкой лазить…
Уже совсем стемнело, и в небе зажглись крупные звезды. Он знал, что чужой снайпер никуда не ушел, что он все еще там, за той грядой, хотя и не подает признаков жизни. Они оба находились теперь в равных условиях. Ни один не знал наверняка местонахождения противника, и все, что им оставалось делать – терпеливо дожидаться утра. Правда, через полчаса он осторожно переместился влево метров на пять-шесть, чтобы уйти от того места, по которому стрелял враг, однако же и не слишком удаляясь. Завтра начнется второй день их дуэли.
То ли он задремал, то ли задумался, но только шорох, раздавшийся совсем рядом, заставил его вздрогнуть и схватиться за винтовку. Он никак не ожидал, что ночью в скалах, когда вокруг все время стреляют, может оказаться хоть одна живая душа, – кроме тех, кто пришел сюда, чтобы убить друг друга.
- Стой, - сказал он вполголоса. – Выходи с поднятыми руками, или буду стрелять.
- Не стреляй, - раздался такой же тихий голос, и он в изумлении опустил винтовку. Прямо на него из-за соседней скалы двигалась светлая фигура. Казалось, что она плыла по воздуху, не касаясь земли, и если бы не несколько хрустнувших под ногами камешков, ее можно было бы принять за привидение. Когда она оказалась в нескольких шагах от него, он увидел, что это женщина.
Что за чертовщина! Откуда она здесь? Из деревни, что у подножия горы? Вроде, далековато. Других населенных пунктов поблизости нет. Женщина тем временем приблизилась почти вплотную.
Это была девушка в светлом длинном платье, с густыми черными распущенными волосами. Ему показалось, что у нее большие темные глаза, остальные черты лица скрадывала темнота.
- Здравствуй, - сказала она тихо.
- Привет. Ты откуда? Из деревни?
- Нет… Неважно. Я пришла, чтобы тебя спасти.
- А в чем дело?
- Тебе нужно уходить отсюда.
- Мне нельзя никуда уходить.
- Я знаю, почему ты так говоришь. У тебя задание. Ты должен убить вражеского стрелка?
- Какого стрелка?
- Не надо меня обманывать. Я все знаю. Я слышу выстрелы в горах. Здесь идет война. Сюда приходят только, чтобы убивать.
- Ну, допустим. А почему тогда ты хочешь меня спасти? Раз я пришел убивать?
Она присела рядом с ним.
- Ты не злодей, вот почему.
- Спасибо. Только я уж как-нибудь сам…
- Ты храбрый и умелый воин. Но тебе грозит такая опасность, с которой ты не сможешь бороться. Поэтому я тебе говорю – уходи, беги отсюда. Я тебе покажу дорогу.
- Глупости. Даже, если бы я захотел – куда мне бежать? Дезертиром становиться? А наши ребята будут воевать?
- Они сами за себя решают. Ты им ничем не поможешь.
- Почему это?
- Если их не убьют здесь, их убьют где-нибудь еще.
- Послушай, я таких разговоров не люблю. Сказано тебе – никуда я не уйду, и точка.
- Очень жаль, - она произнесла это тихо и печально. – Все-таки подумай. Пока у тебя еще есть немного времени. Завтра я приду опять.
Она бесшумно поднялась и скользнула в темноту. Тут только он сообразил, что забыл спросить, как она ухитрилась пробраться сюда ночью. Наверно, все-таки она из деревни. Местные – они здесь каждый камень знают. Хотя что-то на местную не слишком похожа. И говорит совсем не так. Вдруг его словно ударило: ведь если этот снайпер местный, он может точно так же в темноте подобраться к нему и шлепнуть, как муху! Ему в первый раз стало страшно. Значит, сон отменяется. Придется всю ночь караулить этого гада… Не заснуть бы. Тихо как… Ну и хорошо: услышу, если кто поползет…
Это была последняя мысль. Он провалился в сон, как в пропасть.
Когда он проснулся, то сначала испугался того, что все-таки заснул и был совершенно беззащитен перед врагом. Он нашарил рядом винтовку и успокоился. Оружие на месте, сам он жив, чужой снайпер не приходил ночью. Интересно, где он сейчас?
Очень осторожно он выглянул из-за камня и сразу увидел отблеск в камнях напротив. Раньше, чем он успел сообразить, что это солнце отражается в окошке оптического прицела, его палец нажал на курок и прогремел выстрел. Мгновенно грохнул и ответный выстрел; солнечный зайчик метнулся в сторону и исчез. Пуля свистнула над головой. Ну что же, поехали, подумал он.
День прошел безрезультатно. С десяток выстрелов, пропавших впустую, - вот и все. Ни один не хотел рисковать понапрасну, каждый чувствовал в другом сильного противника. Ближе к вечеру он попытался подловить чужого на старом фокусе, впрочем, особо не расчитывая на успех. Подобрал сухую ветку, неведомо как очутившуюся в голых скалах, нацепил на нее пилотку и выставил краешек между двумя камнями, а сам очень осторожно выглянул из-за соседнего камня. Выстрела не последовало, зато через несколько секунд на той стороне – совсем не там, где, по его предположению, должен был находиться вражеский стрелок, - из камней насмешливо поднялась почти на метр камуфляжная шапка, демонстративно надетая на палку, и несколько раз качнулась вправо-влево. Ему стало стыдно и смешно. Это он мне как бы ручкой помахал. Мол, меня на такую дешевку не купишь. Ладно. Постреляем еще…
Через час сумерки сгустились. Он сидел, прислонясь к большому валуну. За весь день, вот так постреливая друг в друга, они переместились метров на пятьдесят вдоль гряды. Сегодня надо будет постараться не заснуть, думал он. Интересно, почему тот не подобрался ко мне ночью? Хотел усыпить бдительность? Если бы он знал, что я дрых всю ночь… Или что-то ему помешало? Что? А может, он не местный и так же, как я, не рискует передвигаться в темноте? Если не местный – тогда кто? Наемник?..
Он снова, как и вчера, услышал в камнях быстрый шорох, и через мгновение девушка появилась из темноты и села рядом на землю.
- Ты подумал? – спросила она, не здороваясь.
- Привет, - сказал он. – Объясни-ка мне, как ты нашла меня в темноте. И вчера, и сегодня?
- Какая разница? Что ты за странный человек? Тебе надо спасаться, а ты задаешь пустые вопросы. Скажи, ты решил?
- Я тебе уже сказал, я не собираюсь бежать… Ну, хорошо, что это за опасность?
- Я не могу сказать. Да ты и не поймешь. Просто поверь мне, - в ее торопливой речи слышалось отчаяние. - Если ты не уйдешь отсюда, не убежишь, не спрячешься – ты погибнешь без всякой пользы.
- Без пользы никто не гибнет.
- Многие гибнут. Не надо сейчас спорить. Подумай еще раз.
У него вдруг возникло смутное воспоминание: кто-то уже упрашивал его вот так же; всплыли в памяти слова: "…Я видел, как умирают. Вы не видели…"
- Хорошо, - сказал он. – Я подумаю.
- Думай быстрее, - сказала она и вдруг протянула руку и провела пальцами по его щеке. - Ты очень изменился, - в ее голосе была грусть. – Но все-таки недостаточно… - И повторила: - Думай быстрее, у тебя мало времени.
Когда она исчезла, он озадаченно потер щеку. Щетина была какой-то непривычно жесткой и густой. Вроде, он брился перед тем, как идти на задание. Почему она сказала, что я изменился, подумал он; можно подумать, она знает, каким я был? Загадочная девушка. И что все-таки за опасность, о которой она так твердит? Нет, все это ерунда, решил он наконец. Никуда я не побегу. Парни там, внизу. Я должен его достать. Кроме меня, никто это не сделает. Никто не сможет…
Он все-таки заснул. А наутро проснулся трудно. Во всем теле была слабость и ломота; лицо казалось чужим и словно стянутым засохшей коркой
