прошлое не настигает и не бьёт с ноги в пах, то и хорошо. Увы, у меня так не получилось.
Прошлое – не что-то абстрактное и не последовательная совокупность событий. То есть, и это тоже, но, прежде всего, оно состоит из людей. И если люди в жизни остались на своих местах, если не поменялась массовка твоей реальности, то, значит, и прошлое с тобой рядом в полной мере. Ты можешь держать под замком конкретные события, случаи и чьи-то поступки, стараясь не помнить о них и не думать, но рядом продолжают находиться те, кто эти поступки совершил. И они, люди, не изменились. Они те же, такие же и между вами происходит всё то же, да и прошлое никуда не делось, как его ни прячь, ни упихивай в потайное место. Оно существует, его не отменить.
Поэтому муки продолжаются. И вы готовите новые шкатулки, куда уберёте под замок воспоминания за очередное десятилетие, чтобы закинуть на чердак и сделать вид, что «ничего такого» не было, и станете жить, как ни в чём ни бывало. Аллилуйя, если получается! И дай бог вам здоровья, особенно психического.
Не мой вариант. Что-то внутри меня ржавело, перекашивалось, ломалось, и пишу это не ради красного словца: здоровье подводило всё больше, чаще и сильнее. В основном именно по этой причине пришлось разбираться с прошлым.
Разобрались. Вскрыли шкатулку. И, помимо плохого, обнаружили там много замечательных вещей, незаслуженно забытых и заброшенных.
О них и хочу написать – ради справедливости, для равновесия, по-честному. Но это вовсе не означает, что я намерена сотворить сборник благостных и святочных рассказов про детство и отрочество. Нет! Просто на сей раз попробую посмотреть на картинку со всех сторон, объективно, не выборочно складывая пазлы прошлого, оставляя при этом незаполненные пустоты, дыры и, возможно, этим вызывая недоумение читателей, а закончить картинку полностью. В 3D, как сказали бы про кино. Объёмно, объективно. Теперь должно получиться!
Никаких новых событий не предвидится – было бы смешно надеяться, что в прошлом возникнут новые события, правда? Снова вспоминаю старое, но будто смотрю тот же самый фильм, снятый «с другой камеры» и для иных целей. Теперь главное – воспоминания о радости, разбитой на осколки горестями, а события, бывшие основными в прошлых мемуарах – фон, без которого никак не обойтись.
Попробую…
ОЧЕНЬ ДЛИННАЯ ЖИЗНЬ: МОЙ ДОМ, НАЧАЛО 70-Х
С чего же начать? Впрочем, нет для меня такого вопроса. Точка отсчёта, начало начал, ручеёк, обещающий огромную реку – крохотная часть жизни, прошедшая в Моём Доме. Всего лишь восемь лет. Восемь! Период, который во взрослости проскакивает, как самый короткий перегон в метро, пролетает неделей, вихрем; через восемь лет после какого-то события, о котором вдруг вспомнилось, поражённо замираешь и ахаешь: как это – восемь лет прошло, вы что? Это же случилось вчера, ну, в крайнем случае, месяц назад! И то не кокетство, не притворство – именно так ощущаешь и не можешь прийти в себя от удивления и ужаса скоротечности времени.
Но восемь лет, проведённые в Останкине – с моих трёх до одиннадцати – большая, длинная и важная жизнь. И вспоминается она, как минимум, Эпохой.
Все линии моей судьбы (наверное, отображённые на ладони, как утверждают хироманты) тянутся именно оттуда, из той точки, из тех лет. Из того самого Моего Дома, который я до сих пор слишком часто вижу во сне.
Надо попытаться разглядеть на ладонях моё Останкино, его не может не быть на этой карте Судьбы.
Наступает ночь, я закрываю глаза, но ещё долго не усну. Мысленно переношусь в прошлое, туда, в Мой Дом. И вот я уже рядом с хлипенькой, почти фанерной входной дверкой с одним замком – я вошла, достав ключик из-под входного коврика. И, видимо, как Алиса, откусившая от запретного пирожка, тут же начала уменьшаться в размерах. К примеру, справа от меня находится настенная вешалка с немногочисленными пальто и куртками, наверху которой, на «шляпном» месте, навалены шарфы, перчатки и береты. И теперь я не могу просто так дотянуться до них, рост не позволяет, нужно тащить из кухни табуретку. Шаткую белую табуреточку с деревянными круглыми, весьма ненадёжными ножками. Но под моим весом не развалится, мне в самый раз! Впрочем, зачем мне лезть за шарфами? Я не собираюсь сейчас играть или танцевать.
Двигаюсь по коридору с розово-голубыми квадратами линолеума. Иду тихонько, неспешно, старательно вспоминая все детали и предметы, что находились там, заглядываю в комнаты, захожу в них. Прикасаюсь к дивану, креслам, пальцами вспоминая ощущения чуть колючей ткани. И всё вдруг так ясно оживает картинкой и знакомо ощущается моими дрожащими от волнения руками! До трепета внутри и быстро намокающих закрытых глаз. Конечно, глаза закрыты, я же путешествую внутри своего сознания, брожу где-то по извилинам мозга.
И вдруг – бац! «Белое пятно». Не могу никак сообразить, на чём стоял телевизор или что громоздилось у этой стены, какой предмет мебели, ведь что-то тут точно было! Словно слепну на мгновение. Немного расстраиваюсь. Продолжаю путешествие. Ага, а вот этот комодик отлично помню – пальцы помнят ощущения. Да, чувствую – та самая трещина от ручки вниз и вбок. И вдруг опять – бац! – очередное белое пятно. Да что ж такое, ведь хочется «увидеть» всё до последней мелочи! Зато узоры обоев помнятся великолепно! Любуюсь на обои. Было бы на что любоваться, но дело не в этом. Любуюсь.
В точности так же я нередко путешествую по дому на Бутырской или по даче и всей её округе. С этими воспоминаниями-видениями легче, проще, помнится яснее – я же была постарше.
Кстати, виртуально «бывая» в останкинской квартире, пытаюсь мысленно изменить её масштаб, а также размеры предметов, сделав их реальными: я ведь жила там с трёх лет, наверняка в памяти всё запечатлелось намного крупнее, чем оно было на самом деле. Например, помню, что в красное кресло (из набора диван плюс два) я могла спокойно влезть с ногами и вертеться-шебуршиться в нём как угодно, читая книжки или разглядывая альбомы с репродукциями. А они, кресла, родом из 60-х, когда производилась модная мебель – нарочито маленькая и хрупкая. И диван-то был совсем небольшой, раз вольготно располагался в маленькой комнате, где ещё «жил» шкаф для одежды, телевизор, стоявший на чём-то, два креслица и что-то ещё, не помню. Комната же была метров двенадцать, не больше. Напрашивается вывод: мебель мелкая. И я была мелкой. Всё верно: тогда деревья были большими.
Как же я любила Мой Дом! Много позже осознала, что речь об убогой хрущовке-двушке, двадцать восемь квадратов. Пятый этаж без лифта и мусоропровода ребёнка ничем не смущали, что очевидно, но объективно говоря – ужас же. Понимание пришло потом-потом.
В снах до сих пор вижу именно ту квартирку. Иногда почему-то переделанную во что-то трудно узнаваемое, с евроремонтом, или наоборот – в элегантном антикварном исполнении. И снится, и снится… Те две комнатки, крохотная кухня пяти метров, оранжевый балкончик.
Мой Дом был большой и удивительный, вот так! В нём жили все сказки, которые я знала – они прятались в виниловых дисках, в книжках, в телевизоре. Ну, страшное обитало под кроватями, разумеется, а иногда шевелилось за шторами. Добрые волшебницы и феи нередко постукивали тонкими пальчиками в окно снаружи, пролетая мимо.
Дома можно было строить шалаш из стола и одеяла, а посреди большой комнаты сердитым и толстым, но нестрашным чудовищем громоздилось огромное (для меня маленькой) кресло-кровать, которое годилось для лазанья по нему, как по дереву. В коридоре, в «маминой тумбочке», жили несметные сокровища: бусы, клипсы и пара колец. Счастье, что мама ничего этого не носила! Сокровища полностью принадлежали мне для игр.
Самой большой радостью было остаться дома одной – в те годы маленьких детей часто оставляли одних, это не запрещалось законом, никто ничего не боялся. Это глупо, ну да бог с ним, таков был уклад жизни – и всё тут.
Вот я и одна, вся квартира принадлежала мне, и начиналась Большая Игра – в принцесс и цыганок. Места для игры было навалом – целых две комнаты, коридор и кухонька. На голову надевались колготки, «ноги» которых изображали две длинные косы, на шею вешались бусы, на талию цеплялся платок, вытащенный из груды невнятного тряпья, комом лежавшем на дне перекошенного шкафа, и случалось чудо, и длилось чудо. Пока не придут взрослые.
Ничего особенного, обычное, нормальное девчачье дошкольное детство. Безмятежное, если бы не одно «но». Детский сад. Я его терпеть не могла, но до школы отходила туда, как солдат на службу, раз положено.
По утрам мне до слёз не хотелось идти в садик, что не обсуждалось, понятное дело. «До слёз» в данном случае – фигура речи. Я не плакала по этому поводу, молча глотала свою горечь и не докучала родителям. Впрочем, в саду быстро успокаивалась и становилась, между прочим, вопреки всякой логике, одной из заводил и активной девочкой. Как так? Сей феномен мне до сих пор не очень понятен. Я бы хотела оставаться дома с игрушками и своими фантазиями, но в садике была абсолютно адаптирована и из «ведущих». Удивительно! Теперь, накачанная большим количеством знаний о психологии, нахожу объяснения. Если спорю чушь, пусть старшие товарищи меня поправят. Мне думается так…
Нынче я – абсолютный интроверт, чурающаяся толпы и незнакомцев, старательно избегающая компаний и любого скопления людей, ненавидящая повышенное к себе внимание. В детстве же была, по моим воспоминаниям, именно тем ребёнком, что изо всех сил старается обратить на себя внимание, лезет на сцену, стремится в лидеры, таки становится лидером и ещё любит покомандовать.
Всё куда сложнее, чем простая схема. Во мне с малолетства уживалось и то, и другое. Возможно, порой одно боролось с другим. Просто в зависимости от условий, настроения и состояния здоровья могло побеждать либо такое начало, либо прямо противоположное. Казалось бы, налицо некий внутренний раздрай. Или наоборот: это было чуть ли ни благословением, ведь мироздание подарило мне талант быть счастливой и чувствовать себя комфортно при любом раскладе – и в одиночестве, и среди людей.
Сейчас экстраверсия утеряна окончательно и бесповоротно, общаться со мной реально лишь виртуально, где я вполне могу это делать довольно активно, потому что писать – моя стихия. Но физически меня в таком общении нет (если не считать работу мозга). И это главное. С приложением к общению всей тушки ничего не получится: я уйду от физического контакта ногами и быстро. Итак, скорее всего, жила-была маленькая Катя – счастливейший амбиверт, тот, кто всегда найдёт радость: и в одиночестве, и в коллективе.
И всё же идти по утрам в сад мне адски не хотелось! Манила перспектива играть одной в свои собственные игры и игрушки, не жить по расписанию и ловить кайф от Моего Дома, любимого!
Уже много позже, через годы, настигло удивление: почему, зачем меня отдали в детский сад? Мама же не ходила на работу! Стало обидно. Сначала мне объяснили, что мама работала дома. На долгое время
