Дуракам закон не писан, ч. 1, главы 26-31

вместе с хозяином, державшим её за верёвочку, и оба они, понурив голову, с утра до вечера катали в этой тележке маленьких оболтусов.
Как раз пассажиром той самой тележки я и был несколько раз.
Тогда мне до слёз было жалко эту лошадку, настолько у неё был замученный вид, и я, чуть не плача, уговаривал бабушку в следующий раз обязательно взять что-нибудь вкусненькое, чтобы угостить лошадку.
И вот теперь, спустя двадцать пять лет, мне представилась возможность закрепить свои навыки. И пусть не покататься, но хотя бы посидеть верхом на лошади, и даже без седла.
При помощи Алика я кое-как вскарабкался жеребцу на спину и, держась одной рукой за его густую гриву, начал ёрзать, устраиваясь поудобнее.
Конь спокойно стоял на месте, слегка постукивая копытом о землю. Я был в диком восторге, чувствуя под собою всю силищу этого красивого и умного животного.
«Интересно: если даже, стоя на месте, всем своим телом ощущаешь его малейшие движения, то какой, наверное, кайф, когда он понесёт во весь опор!» - с идиотской улыбкой на лице подумал я.
Не успел я закончить свою восторженную мысль, как сзади раздался звонкий хлопок – это кто-то из стоявших рядом, не подумавши, шлёпнул жеребца ладонью. Тот, испугавшись, рванул со всей дури галопом, совершенно не обращая внимания на своего нерадивого седока.
Хорошо, что в этот момент, я продолжал держаться рукой за его гриву.
От неожиданности я по инерции моментально съехал со спины на его заднюю часть.
Тут же машинально я сильно стиснул ногами его тело, чтобы удержать равновесие, и так же машинально, как ошпаренный, растопырил их обратно, ощутив жуткую боль в раненой ноге.
И вот, в таком несуразном положении, мы продолжали наш забег. Кто из нас в тот момент испугался больше, конь или я, это вопрос.
Со стороны, наверное, это выглядело очень весело, но мне тогда почему-то было не до смеха. При каждом его толчке от земли моё бренное тельце, не имея опоры, подлетало как минимум на полметра вверх, а затем, по всем законам физики, естественно, опускалось обратно на его юную, костлявую задницу как раз тем самым местом, которое в простонародье называют «хозяйством».
Передо мной встал суровый мужской выбор: либо терпеть жуткую боль в ноге, либо ту же самую боль между ног.
Пока я соображал, что же всё-таки лучше, мы ускакали довольно далеко.
От страха и боли в голове у меня перепутались все команды, которые нужно отдавать лошадям, чтобы остановиться.
- Но, но… тпру, тпру!..  - с выпученными глазами орал я, как умалишённый. Но всё было тщетно. Жеребец, наплевать ему в морду, продолжал скакать как угорелый, даже не думая останавливаться.
Наконец, улучив момент, мне удалось второй рукой ухватить его за гриву, и чтобы устроиться чуть-чуть поудобнее, я резко подтянулся вперёд…  Вот тут-то мой юный друг неожиданно сообразил, чего от него хотят и, не мудрствуя лукаво, остановился, как вкопанный, выставив вперёд все свои четыре копыта.
«Ну вот, наконец-то отмучился!»  - подумал я, пролетая у него над головой.
Помимо прелестей верховой езды, я тут же испытал непревзойдённое ощущение свободного полёта. «Все тридцать три удовольствия сразу!» И, к счастью, вовремя расцепив пальцы, как кот из диснеевского мультика, растопырив руки, я плашмя брякнулся в дорожную грязищу. При этом нужно отметить, что я опять был в своей одежде, в который раз приведённой Галей в порядок.
Лёжа на земле лицом вниз, я немного перевёл дыхание и оглянулся назад.
Мой четвероногий друг, как ни в чем не бывало, спокойно стоял и смотрел на меня, подёргивая ушами. В его взгляде читался немой вопрос:
«Ну, чего разлёгся-то? Вставай, поехали обратно!»
- Вот уж хрен тебе!  - вслух сказал я и медленно стал подниматься, внимательно прислушиваясь к своему телу.
На этот раз вроде бы  всё обошлось. Ничего не сломано, не разбито, не вывихнуто. А то, что извозился опять, как последняя свинья, так в этом ничего необычного уже не было.
Когда ко мне подбежал Алик с хозяином жеребца, я стоял на середине дороги и отковыривал крупные куски глины со своей одежды.
- Ну, ты как?- с тревогой в голосе спросил он, оглядывая меня с ног до головы.
- Да нормально,- безразличным тоном ответил я, прикидывая в уме: сразу ему залепить по шее или всё же поинтересоваться, отчего это вдруг лошарик запрыгал так резво?
- Ну, слава богу!- выдохнул Алик.
Возникла небольшая пауза, после которой, теребя травинку в руках, он робко подал голос:
- Ты извини, Коль. Ну никак я не мог подумать, что он так испугается. Я-то хотел, чтоб тебе интереснее было. А то чего толку-то просто сидеть на нём?! Вот и хлопнул легонько его по жопе.
- Интереснее?!!  - вылупился я. – А если бы я себе шею свернул или сломал чего?!- фальцетом завизжал я. - Вот тогда действительно было бы интересно!
Алик стоял передо мной, опустив глаза в землю.
- Ладно всё, проехали,- уже спокойно, сказал я. – Пошли домой, опять шмотки нужно стирать. И вообще… уезжать мне надо от греха подальше! А то, чего доброго, ещё в какой-нибудь блудняк влезу. У вас тут ещё много неизведанного.
 Войдя во двор, мы нос к носу столкнулись с Галей. Она посмотрела на меня, как на пятилетнего мальчика и, сощурив глаза, строго спросила у Алика:
- Что опять произошло?  
Ей, осталось только добавить: мол, ты, такой большой – не мог присмотреть за ним?!
- Я-то тут причём! Он с лошади упал!- огрызнулся Алик. – Чуть что -  сразу я виноват!- продолжал возмущаться он.
От такой наглости я чуть не потерял дар речи.
«Надо было всё же треснуть ему разок между глаз». Но тут же вспомнил, что в семейной иерархии Алик у них самый крайний, и все пинки и шишки в первую очередь достаются ему. А ведёт он себя так скорее по инерции и в силу своего возраста, чем со злого умысла. Тем более, что один на один он мне признался, отчего я так весело прокатился верхом на лошади.
Поэтому, когда Коля, увидев меня, тоже попытался наехать на Алика, я сразу же его успокоил:
- Да ладно тебе, Коль! Он здесь ни при чём. Я сам дурак, нечего было лезть, куда не следует.
Алик украдкой посмотрел на меня с благодарностью и, бубня себе что-то под нос, побрёл в дом.
Коля подошёл поближе, внимательно осматривая меня:
- Ну ты даёшь! Как тебя угораздило-то?
- Да как, вот так и угораздило!- развёл я руками. – Как говорится, первый блин всегда комом! Я ведь хотел только посидеть на нём, а получилось видишь как?!
- Вижу, - хитро улыбнулся он. – Ну ничего, пока ты здесь, мы для тебя ещё чего-нибудь придумаем интересненькое.
- Да нет,- ответил я,- с меня, пожалуй, довольно.
- Послушай!- продолжал резвиться Коля. – А корову ты хоть раз в жизни пробовал доить?
- Корову?- парировал я. – Конечно, пробовал! У нас в Питере этого добра… Прямо во дворах стадами пасутся. Захотел молочка  –  шасть во двор с баночкой, отдоил первую попавшуюся тёлку и домой!
- Жаль, а то я мог бы тебе устроить. У соседа как раз корова вроде бы взбесилась – никого к себе не подпускает.
- Спасибо тебе, Коль! Добрый ты мужик!- засмеялся я. – Но давай уж лучше в следующий раз. А то ведь она, как пить дать, боднёт меня или лягнёт. Или, не дай бог, вообще откусит чего-нибудь. Так что не сейчас. Вот на обратном пути – пожалуйста! Там хоть деньги будут на лечение. А сейчас я лучше мотоциклом займусь, пока вещи не постирал. Он ведь так и стоит в сарае весь грязный, я к нему даже не подходил ещё.
– Вот это правильно! Если хочешь, могу помочь.
- Да нет, спасибо, я сам.
  Коля принёс мне ведро воды и несколько чистых тряпок.
Спустя час мотоцикл блестел, как новенький, а моя многострадальная одежда приняла ещё более удручающий вид.
Когда я протёр его насухо, то к всеобщему удивлению на нём, как ни странно, не оказалось ни единой царапины. Поэтому моё падение можно было считать вполне удачным, если не брать во внимание остальные мелочи.
Короче говоря, через пару дней можно было выезжать.  Но мне опять, теперь уже не по своей вине, пришлось немного задержаться.
Как раз через эти самые пару дней случилось несчастье, которое повергло меня в настоящий шок, не говоря уже об остальных.

                                          29.

  Всё было готово к отъезду, и на следующий день утром я собирался отчаливать.
  Это долгожданное всеми событие решили отметить. Алик в тот день остался дома помогать по хозяйству. Галя крутилась на кухне, а мы с Иваном обошли всех друзей и знакомых, приглашая их вечером в гости.
  Когда все собрались и можно было садиться за стол, ждали одного только Колю, который вот уже часа два как должен был вернуться с работы. Но в тот вечер он так и не приехал.
  Сначала подумали – просто задерживается. Затем предположили – могла сломаться машина. Но когда гости стали расходиться,  появилось какое-то необъяснимое чувство тревоги.
  Ванька не находил себе места:
- Здесь что-то не так. Не мог он просто взять и не приехать! Наверное, что-то случилось.
- А раньше бывало такое?- спросил я.
- Бывало, оставался он на ночь в городе. Но сейчас не тот случай! Он же знал, что тебе уезжать, что у нас гости… Да и вообще, он всегда предупреждал…
  - Давай так: если к утру не вернётся, берём мотоцикл и едем в город. Там мы его быстренько отыщем!- предложил я, пытаясь подбодрить Ивана, хотя интуитивно тоже чувствовал неладное.
   На том и порешили.
   Но ехать никуда не пришлось. Утром в дверь постучали. В дом вошёл незнакомый мужчина и, с трудом подбирая нужные слова, сообщил, что Коля погиб.  Погиб глупо и нелепо, если вообще эти слова можно применить в данном контексте, поскольку смерть в тридцать лет по определению выглядит и глупо, и нелепо.
    Как потом выяснилось, он возвращался в парк. Неожиданно на дорогу перед самой машиной выползла полуслепая, полуглухая старушка, скорее всего, уже не понимая, куда и зачем вообще она идёт. Чтобы не раскатать её по асфальту, Коля резко принял вправо.
   Машина вылетела на обочину и, зацепив бампером фонарный столб, остановилась.
   Не получив при этом ни единой царапины, он вышел из кабины, чтобы осмотреться. Старушки к тому времени уже и след простыл.
  Коля, как нормальный водитель, стал осматривать повреждения и не заметил, как злополучный столб, не выдержав удара тяжёлой машины, стал медленно заваливаться прямо на него…
   Три часа врачи боролись за его жизнь но, получив сильнейшую травму головы, Коля умер на операционном столе, не приходя в сознание.
    Пока ребята занимались подготовкой к похоронам, я собрался уезжать, полагая, что им сейчас и без меня тошно. Но Ванька попросил меня остаться:
  - Давай похороним Кольку по-человечески, попрощаешься, и тогда уже поедешь. День-другой ведь тебя не устроит.
  В его уставших, покрасневших от бессонной ночи глазах было столько горя и скорби, что при всём своём нежелании путаться больше у них под ногами я не смог ему отказать.
   К тому же за эти неполных две недели мы настолько сблизились с Колей, что мне казалось, будто я знал его всю свою жизнь. Поэтому мне и самому, конечно, хотелось проводить его в последний путь.
    Не далее, как шесть лет назад, мне пришлось пережить нечто подобное. Погиб мой близкий товарищ. Причём погиб у меня на глазах. А я, хоть и пытался, но помочь ему так и не смог. И Колина смерть сейчас потрясла меня ничуть не меньше, чем Димкина тогда, шесть лет назад.

                                               30.

 Мы стояли вторым бортом на судоремонтном