и смуглая кожа. Он чувствовал, что его влечет к Мадлен, и более того - она интересует его: ее ум и чуткость, и ненавязчивая доброжелательность покорили его. И даже образ мисс Бишоп, память о которой он тщетно пытался изгнать из своего сердца, отступил и как будто растворился в сумраке южной ночи. Пожалуй, губернатор прав, пора наконец-то остепениться.
Он свернул на извилистые окраинные улочки. Невдалеке показались темные громады портовым складов, и уже ощущалось близкое дыхание океана, когда жалобный крик прорезал ночную тьму. Блад остановился.
Крики - обычное дело для припортовых трущоб, и он ни за что бы не стал обращать на это внимания. Однако в голосе не слышалось хриплых или визгливых ноток, характерных для портовых шлюх. Скорее, кричала совсем юная девушка или даже ребенок.
Выругавшись и проверив пистолет, Блад шагнул в узкую темную улицу между лепившихся одна к другой хибар. Он слышал какую-то возню впереди, но глаза еще не успели привыкнуть к темноте. Едва он сделал пару шагов, ориентируясь на звуки, как что-то метнулось ему под ноги, а на голову обрушился удар.
Приземистый коренастый человек склонился над Бладом и стал опутывать веревкой его руки и ноги.
— Успокой девчонку, — проворчал он, обращаясь к своему сообщнику, который удерживал извивающуюся щуплую девочку лет десяти.
Тот нечленораздельно замычал, и вдруг охнул: маленькая пленница впилась зубами в его руку. Вывернувшись, она стремглав бросилась бежать и мгновенно исчезла во мраке. Коротышка вполголоса прошипел проклятие и принялся еще быстрее вязать поверженного капитана. Проверив узлы, он приподнял Блада за плечи и махнул рукой своему товарищу, тот послушно подхватил капитана за ноги, и похитители со своей ношей скрылись в лабиринте между длинными бараками.
***
Пробуждение было малоприятным. Мало того, что Питер ощутил, что крепко связан, так еще и узнал того, кто склонялся над ним: Каузак!
Он осмотрелся и обнаружил, что находится в старом лодочном сарае, давно уже не используемом из-за ветхости. Рокот прибоя слышался совсем рядом, а это значит, они в дальнем конце порта, куда мало кто мог забрести даже и днем, не то, что ночью. Плохо. Блад подавил наполняющую его ярость, понимая, что действовать надо по-другому.
— Давненько не виделись, Каузак! Каким ветром тебя занесло на Тортугу?
— Вряд ли этот ветер будет тебе попутным, капитан, — маленькие глазки Каузака смотрели на Блада со злорадством и ненавистью: — Ты отплавался, и тебе не помогут ни твой змеиный язык, ни твои люди!
Блад бросил взгляд на его сообщника, здоровенного парня с тупым, маловыразительным лицом и плоским лбом. Похож на слабоумного. Очень плохо. В иной ситуации можно было бы попытаться стравить этих двоих, сыграв на алчности и зависти, но в этой!
— Не смотри на Тома, я прихватил его как вьючное животное, он слушается только меня.
Похоже, милейший Каузак резко поумнел и научился читать мысли...
— Могу ли я узнать, как ты намерен со мной поступить?
— Ты задаешь много вопросов, вон, гляди, и Тому это не нравится, – Каузак показал на невнятно заворчавшего партнера. – Не пытайся меня заболтать, я поклялся отмстить тебе, я бы сделал это даром!
«Даром? Конечно же, за меня обещан большой выкуп. Попытаться дать больше?»
— Ты отказался бы от денег? Никогда не поверю!
Каузак, казалось, смутился, видимо и вправду это было далеко от истины. Может, все же удастся сыграть на его алчности?
— Так кто тебе пообещал заплатить? — оставалась маленькая надежда, что это мог быть один из обиженных капитанов, а с ними всегда был шанс договориться.
— Скоро узнаешь, но я уверяю, тебе не понравится, – Каузак тихо и зловеще рассмеялся.
— А все ли пойдет так, как надо? Может, вместо обещанных денег ты получишь несколько унций свинца в сердце, а, Каузак? А я предложу тебя двойную, тройную цену. Ты знаешь, что я достаточно богат и к тому же держу слово.
Каузак явно колебался: все-таки жадность перебарывала новоприобретенные умственные способности, и у Блада зародилась надежда. Он попробовал зайти с другой стороны:
— В городе знают, что ты угрожал мне. Думаешь, что мои люди не отыщут тебя?
— Да кто сказал, что я собираюсь здесь задерживаться? Не грози мне, капитан!
— По-твоему, они ограничатся в своих поисках только Тортугой? Да и сдается мне, ты и сам не уверен в честности... заказчика. При других обстоятельствах я бы заключил с тобой пари. Ставлю на то, что он тебя обманет. Зачем такой риск? Я не понимаю, с чего ты так взъярился на меня? Будь ты чуть умнее, не остался бы ни с чем после Маракайбо. Сейчас ты можешь отомстить мне и по-другому, например, я отдам двойную твою долю. Сколько тебе предложили за мою голову?
Блад говорил спокойно и уверено, даже насмешливо, но особой уверенности не чувствовал. Несмотря на свои колебания, Каузак продолжал кидать на него злобные взгляды, и нельзя было понять что происходит у него в голове. О том же, кто заказчик, думать не хотелось вовсе: что дон Мигель, что полковник Бишоп стоили друг друга. Пожалуй, он предпочел бы испанца, если тут уместно говорить о выборе. В обоих случаях его ждет смерть, но испанец просто вздернет его на нок-рее, а полковник... О, зная его изуверские наклонности, подогретые давней ненавистью... Питер почувствовал, что холодный пот выступил у него на лбу, когда представил, что может сделать с ним Бишоп.
Конечно, его люди отомстят, но ему-то будет все равно. Сюда они точно не доберутся вовремя. Отчаяние все сильнее охватывало Блада, но он продолжал бороться.
— Ну так что, Каузак? Двойная доля и слава о том, что ты смог взять выкуп с самого капитана Блада или сомнительная перспектива получения вообще каких-либо денег и вечный страх за свою жизнь?
В глазах Каузака вспыхнула алчность, и Блад готов был торжествовать победу, но в этот миг раздались шаги, и в сарай быстро вошли несколько человек.
— Хороший улов, Каузак – с властными нотками в голосе сказал один из вошедших, высокий светловолосый мужчина с холодными серыми глазами, по-видимому, старший. Затем он повернулся к пленнику: — Капитан Блад, добрый вечер!
Он говорил по-английски, а одежда рыбаков не скрывала военной выправки, и у Питера сжалось сердце. Он не успел!
— Не имею чести быть представленным, — дерзко ответил он.
— Лейтенант флота Его Величества Якова Джеймс Карринг.
— Позвольте мне на согласиться с вами, мистер Карринг. Вряд ли этот вечер можно назвать добрым, — криво усмехнулся Блад.
Карринг с невольным любопытством окинул пирата взглядом: экий франт, встретишь такого на улице, и ни за что не подумаешь, что перед тобой морской разбойник. Вылитый лорд или, скорее, благородный дон, судя по испанскому камзолу. Но надо было спешить, и он, повернувшись к своим людям, скомандовал:
— Доставьте пленного на борт. Мы отплываем немедленно, вот только рассчитаюсь с нашими друзьями.
... Двадцативосьмилетний Джеймс Карринг, три года назад произведенный в лейтенанты лично вице-адмиралом Крофордом за храбрость, проявленную в одной из стычек Ямайской эскадры с французскими каперами, с тех пор был на хорошем счету у вице-адмирала. Поэтому Крофорд и назвал его имя во время секретного совещания со старшими офицерами эскадры, состоявшегося два месяца назад. У вице-адмирала был приказ, исходивший от губернатора Бишопа: тот велел подобрать дельных людей для поимки пирата по имени Питер Блад, при упоминании о котором его превосходительство всегда впадал в состояние крайнего раздражения. Особенно это раздражение усилилось после того, как капитан Блад, по странной прихоти судьбы оказавшийся было офицером флота его величества, вновь вернулся к пиратству.
Карринг не слишком обрадовался, когда ему приказали возглавить операцию по захвату капитана. Он предпочитал сойтись в открытом бою со своим противником, а не наносить удар исподтишка. Но приказы не обсуждают. Ему не довелось увидеть знаменитого пирата: его «Орион» был в то время на патрулировании. Но офицеры эскадры и форта еще долго были под впечатлением от обстоятельств ухода, а точнее — дерзкого побега пиратского корабля из гавани Порт-Ройяла. Надо же, захватить в заложники губернатора и лорда Джулиана Уйэда! Правда, его светлость вернулся почти сразу, от него все и узнали о намерениях Блада распрощаться с королевской службой. А вот губернатора пришлось вылавливать из моря. Поговаривали, что Бишопу пришлось принимать морские ванны уже во второй раз, впервые он оказался в руках Блада еще на Барбадосе. Что касается Карринга, то его больше всего удивило то, что Блад сдержал свое слово, а не расправился с заложником, как следовало бы ожидать от презренного пирата.
Три недели назад эскадра осталась крейсировать в условленном месте, в паре дней пути от Тортуги, а Карринг, постаравшийся успокоить свою совесть мыслями о том, что речь идет о преступнике, пирате — коварном и бесчестном враге, в отношении которого годятся и такие методы, отправился с группой матросов на рыбацкой шхуне в Кайонскую гавань.
Губернатор Ямайки изредка получал сведения о том, что происходило на Тортуге от одного из владельцев бесчисленных кабачков Кайоны. Именно этот человек и указал лейтенанту на недавно вернувшегося на Тортугу Каузака, который подходил в качестве одного из возможных исполнителей.
Та быстрота, с которой Каузак согласился предать своего бывшего соратника и жадный блеск, появившийся в его глазах при виде щедрого задатка, вызвали отвращение у Карринга, и заставили его неугомонную совесть замолкнуть.
«Эти мерзавцы, как пауки в банке, ждут только случая чтобы вцепиться в друг друга», — подумал он.
Оставалось лишь выбрать момент, потому что, к неудовольствию Карринга, Питеру Бладу не сиделось на месте: появлявшись на несколько часов в порту, он даже не сходил с борта своего корабля. Истекало время, в течении которого эскадра Бишопа должна была дожидаться Карринга, и он уже подумывал, что придется вернуться ни с чем, как вдруг Каузак сообщил ему, что Питер Блад отправился в гости к губернатору д'Ожерону, и все можно будет провернуть этим вечером...
В приказе, полученном Каррингом, подчеркивалось, что никто не должен был узнать, кто захватил капитана Блада. Согласившись участвовать в этом, Каузак тем самым подписал себе смертный приговор. Несчастный слабоумный заставил Карринга заколебаться: ему не хотелось лишать того жизни, вряд ли он мог выдать их. Но сообщник Каузака вдруг с рыком пошел на него, подняв над головой остаток кормы старой лодки.
Блад, которого уже вынесли из сарая, услышал два выстрела и понял, что выиграл бы пари, но ничего поделать уже было нельзя. Он увидел недалекие огни порта, корабли на рейде, казалось, что он даже различает свою «Арабеллу»... Мысль о том, что свобода в двух шагах, была настолько мучительна, что он начал биться в своих путах и тут же услышал спокойный голос Карринга:
— Бесполезно, капитан, не трепыхайтесь.
Пленника погрузили в шлюпку и через несколько минут уже поднимали на борт небольшой шхуны с потушенными огнями. Его занесли в довольно сухой трюм, освещнный подвешенным к потолку тусклым фонарем.
В трюм спустился лейтенант Карринг и велел разрезать веревки. Один из матросов поспешил
