Я живу на пятом этаже. Моё окно выходит на заднюю часть двора, где, кроме бурьяна и редких грядок, ничего не находится. Соседний дом (трёхэтажный, краснокирпичный, один из тех, что после войны построили пленные немцы) стоит в тридцати шагах. Он покрыт двускатной шиферной крышей. И я часто смотрю через окно на эту крышу, хотя и понимаю, что, кроме тоски, ничего в ней нет замечательного. Разве можно замечательным назвать поваленную, никому не нужную телевизионную антенну, а правее — кучу ссохшихся веток, они остались после работы муниципальных уборщиков в прошлом году, которых в кабинке поднимал авто-домкрат, чтобы обрезать опасные ветки старого тополя. Рабочему, видно, было лень бросать срезанные ветки вниз (для этого надо было поворачиваться в другую сторону), и он бросал их прямо на крышу, пока не собралась целая куча. Помнится, я вроде бы крикнул ему из окна с укоризной, дескать, что же ты делаешь, бессовестный разгильдяй, ветки ведь со временем сгниют и крыша может прохудиться. Но он на это никак не реагировал. А может, я и не кричал, не желаю скандалить. И в памяти осталось желаемое, а не реальное. Так они, ветки, и лежат с тех пор, высохшие, напоминая рассыпанную вязанку хвороста.
Иногда через чердачное оконце на крышу выбирается чёрно-белый кот, бродит там по козырьку, глядит по сторонам и громко кричит. Его мявы, заунывные, длинные, усиливаются в середине, а к концу слабеют. Так продолжается до тех пор, пока какой-нибудь человеческий голос не крикнет раздражённо из-за пределов видимости:
— Да заткнись ты, скаженный! Надоел!
И кот замолкает. Он сидит молча, помахивая хвостом, и если бы я был поближе, то наверняка бы увидел в его глазах тоску, а ещё, наверное, недоумение — почему это он у венца творения (гомо сапиенса) не может найти понимания. Это ведь так просто — заглянуть в душу, хотя и звериную, и увидеть в ней такую же боль, как у человека. Может, он призывал кошку, по почему именно там, на крыше, ведь логичнее было бы искать её где-нибудь на земле, где они обитают. Я, конечно, не мог ответить на этот вопрос, в чём причины кошачьей тоски, но смутно чувствовал в ней что-то общее с собственным состоянием.
Мы оба были одиноки.
Я это понял постепенно, когда в течение дня слонялся по квартире. Было много пустых, никому не нужных дел, но я ими пренебрегал лишь отчасти, понимая, что это почти единственное, что удерживает меня на плаву. Дела позволяют не рассыпаться окончательно. В первую очередь я проверил, что там у меня накопилось в фейсбуке и в контакте. Ничего особенного, сразу скажу. Какая-то Зорина разместила в моей ленте фильм "Факты о Гиперборее. Часть первая". Раньше с периодичностью в 6-7 месяцев там появлялись части более поздние — четвёртая, вторая, третья... Ничего особенного в них не было — просто слепые домыслы о цивилизации, якобы существовавшей на русском севере в доисторические времена. Но я послушно их лайкал, не желая огорчать автора постов. Потом сварил несколько очищенных картофелин, отрезал кусок чёрного хлеба, заварил чаю в пакетике, медленно и незаметно всё это съел. Желудок мой уже давно, вместо чувства голода, ощущал болезненное жжение вроде изжоги, которую можно было заглушить лишь на короткое время. Потом я стал протирать пыль, но хватило меня не надолго. Только телевизор и часть книжных полок сподобились чистоты. Всё прочее стало дожидаться следующего удобного случая. Надо было бы ещё пропылесосить ковёр на полу, но за это я даже не взялся. Мне вдруг показалось, что прогулка на свежем воздухе будет значительно полезнее. Я обулся и вышел из подъезда на двор, где уже царила полуденная жара. Я было направился в сторону стадиона, где замыслил пройтись вокруг футбольного поля, но потом, быстро передумав, зашёл в продуктовый магазин напротив. Там я купил булку хлеба, пакетик с вискасом и несколько крупных сырых минтаин.
Вернувшись в квартиру я с удовлетворением услышал давешнее мяуканье, доносившееся с улицы в спальню. Кот, как дисциплинированный солдат, уже сидел на крыше соседнего дома рядом с чердачным оконцем. Я долго глядел на него, затем, вздыхая, снова отправился на улицу. Я обогнул свой дом, потом дом соседний и вошёл в крайний его подъезд. На моё счастье, домофона в подъезде не было. Двери там были распахнуты настежь, каких-либо людей видно не было, и я без всяких препятствий поднялся на третий этаж, где над железной вертикальной лестницей обнаружился люк в потолке. Он был распахнут. Я залез на чердак, постоял там минуту-другую, привыкая к полутьме, и негромко позвал:
— Кс-кс-кс!
Никто мне, конечно, не отозвался.
Я осторожно зашагал в сторону окошка, где было посветлее. Чердак был пуст, только кое-где по краям было навалено какое-то барахло: старые антенны, сломанные стулья и табуретки, грязные пыльные изорванные матрасы.
— Кот, ты где? — позвал я.
Только я выдвинул в чердачное оконце голову, как тотчас его и увидел. Он сидел рядом с окошком на горизонтальной доске, поджав лапы, и без всякого испуга глядел на меня.
— Вот ты где! Какой ты красивый, однако! Ждёшь, наверное, кого-то. Не меня ли? — Я помолчал немного, давая ему привыкнуть ко мне, потом сказал: — Кот, спаси меня.
Он продолжал меня разглядывать без всякой боязни.
— Скидывай его вниз! — крикнул тут кто-то со стороны. — А то надоел, кричит, как скаженный.
Из окна моего дома на четвёртом этаже выглядывала какая-то пожилая тётка в кухонном халате и косынке, закрывавшей волосы. Я ей не ответил, снова повернувшись к коту.
— Ты ведь меня понял, да? Я ведь серьёзно... У тебя есть хозяин? Или ты сам по себе?
Я осторожно протянул к нему руки. Кот немного посунулся назад, но не стал убегать. Я легонько взял его за туловище под передние лапы и кое-как протиснулся с ним обратно в оконце. Он не вырывался, только напружинился, как взведённый курок. И я, чувствуя его опасение, стал действовать ещё медленнее, почти незаметно прижал его к груди, и так, не торопясь, приговаривая что-то ласковое воркующим голосом, принёс к себе домой, где сразу же опустил на пол, не желая больше стискивать его свободу. На кухне я навалил ему в чашку вискаса, но он есть не стал, обнюхал только. А стал он бродить по квартире, не спеша, внимательно всё осматривая, обнюхивая каждый угол и мебель, а я ходил за ним следом, смотрел на него и чувствовал, что наконец в мою жизнь вошло что-то новое...
20.11.2019 г.
