что она плачет,но отчего-то мне ее было совсем не жалко. Быть может из-за отца. Он конечно уже три года как умер и его не воскресить, но променять его пускай и умершего на такую сволочь, как мой отчим- это как ни крути а подло…
Я включал магнитофон, свою любимую рок оперу «Иисус Христос супер звезда», которую в свое время списал ночью с радио( в те годы радиохулиганы выходили в эфир только по ночам), находил сцену избиения Иисуса хлыстом и выключал в комнате свет.
…Легионер порол мессию хлыстом,Иисус кричал,Понтий Пилат отсчитывал удары, а я смотрел с балкона вниз,в темноту и отчаянно желал шагнуть вниз, чтобы скорее встретиться с отцом. Гадом буду,я не знаю, что меня сдерживало от этого шага: то ли моя мать,которая несомненно посчитает себя виновной в моем этом поступке, и будет всю оставшуюся жизнь заниматься самобичеванием,то ли страх смерти, то ли сомнения в существовании чего-то там после того как, и самое главное,наверное я боялся позора в случае если я все ж таки останусь живым?
Подобной лажи, мне просто не пережить…
…Иуда в опере раскаялся,швырнул деньги на землю и удавился, а я захлопнув балконную дверь ложился в постель считать оленей.
На стенке,над моей кроватью сколько я себя помню -всегда висел гобелен,где среди деревьев и кустов бродит стадо оленей. Вот я их и считаю, когда чем-то сильно огорчен…
…- Вот пишу я сейчас эти строчки и почти уверен,что если кто-нибудь, когда-нибудь прочтет их,то в голос закричит:
-Да врет он все! Не может пятнадцатилетний пацан так ненавидеть взрослого человека, своего отчима…Не должен.
Может быть и не должен,а вот случилось же…
Однажды мою мать срочно вызвали в пекарню(что-то там у них произошло и утренний хлеб очень даже вполне мог накрыться медным тазом. А это как ни крути а скандал на уровне городского),вот она и попросила меня поискать этого…,эту…,отчима одним словом.
-Да хрен с тобой!-подумал я тогда и пошел на поиски один.
Он валялся возле крыльца «Бригантины»,в обоссаных брюках и со старательно и основательно избитым лицом. Снег под его задницей протаял желтым пятном,от отчима за версту несло мочой,пивом и кислой рвотой.
Я все-таки умудрился разбудить эту грязную суку и потащил его домой. Метров через пятьдесят во дворах(я пытался пройти коротким путем)этот гад привалившись к заснеженной скамейке выдохнув на меня всей своей алкогольной мешаниной, заявил задумчиво, что было бы совсем неплохо поиметь меня. Вернее сказать, он произнес совсем другое слово, но я отлично его понял.
Я сначала растерялся и даже помню еще пытался ему объяснить, что я не девчонка, а совсем даже наоборот,но эта падаль глумливо ухмылялся и лапая меня под пальто, убеждал, мол то, что мальчик, еще даже и лучше, и что стоит мне только раз попробовать,как я и сам пойму насколько это здорово. Я вмазал ему по морде мокрой варежкой, и бросив его на скамейке, пошел домой искренне желая что-бы он замерз этой ночью. Но как назло ночью пошел крупный снег,потеплело, и отчим под утро приполз домой живой и невредимый.
С того раза я больше никогда не ходил на его поиски,хотя матери так и не смог рассказать отчего.
3.
Отчим наконец-то поднялся с мокрого пола, и схватив меня за воротник(только пуговицы по полу зацокали) прошипел с ненависть, что мол завтра, как только мать уйдет на работу он меня грохнет. И что ему убивать не привыкать, и за такого засранца, как я, много вообще не дадут. Я вырвался, послал его на хер, и пообещав грохнуть его уже сегодня,если он не угомонится, пошел в свою комнату, спиной ощущая все возрастающую опасность.
- Сучий выблядок!-заорал тогда он. Я обернулся и попытался увернуться,но тяжелый плотницкий молоток, все ж таки достал меня по плечу. Что-то там у меня хрустнуло и горячая волна окатила руку. Молоток отлетел мне под ноги, и я зло пнул его,отбросив куда-то далеко,в пыльную темноту под диваном.
-И это все?-поинтересовался я, у побелевшего от злобы отчима и загоняя жуткую боль куда-то в глубь живота весело рассмеявшись, вновь включил свою любимую оперу.
-Теперь у тебя, Федор Степанович Лялин(впервые за все годы, что он у нас прожил,назвал я его иначе чем просто ты, или отчим),есть только два выхода из создавшейся ситуации:либо ты идешь сейчас же в милицию, и сам на себя пишешь заявление,либо я тебя сегодня порешу. Думай сам. Я тебя не тороплю.
Я захлопнул дверь у него перед носом и прошел на балкон.
…Царь Ирод изгалялся и искушал Иисуса, а я сидел на венском стуле,втиснутом на наш тесный балкончик,курил и не торопясь намазывал отцовскую портупею, куском пасты «Гойя», именно так делал мой отец, когда собирался править свою опасную бритву,трофейну,подаренную ему еще его дедом.
…Отец мой был человеком необычайно добрым. По крайней мере я никогда не слышал что бы он, хоть раз, хоть на кого-то повысил свой голос. Невысокого роста,кудрявый,темноволосый и носатый был он по-своему очень красив.
Армяне признавали его за армянина,евреи- за еврея,молдаване- за молдаванина. Он же,считал себя чистокровным русаком.
Мать рассказывала,что до поездки во Вьетнам,где он провел некоторое время в качестве военспеца- танкиста, отец был кроме всего прочего еще и очень веселым мужиком: мог хорошо и радостно напиться,завернуть полупристойный анекдот, поддержать любую компанию,и оставаться при этом адекватным и незлобным человеком.
Вьетнам украсил его виски сединой, небольшое и ладное тело следами ожогов и ранений,сердце шрамами от инфаркта,а некогда здоровый и удачно скроенный организм заполучил несколько видов тяжелой,до конца так и неизлеченной лихорадки…
Отец работал на тракторном заводе-гиганте механиком цеха, работал по-видимому хорошо, дело свое знал туго, да и к подчиненным относился как к равным- оттого наверное на поминки к нему пришло несколько сот человек.
Впрочем, все, что касается похорон отца и последующих за ними поминок, отчего-то почти не отложилось в моей, обычно довольно крепкой и ясной памяти,словно кто-то, нарочно, из жалости ко мне прошелся с тряпкой в моей черепушке и выборочно вымарал некоторые из событий моей пятнадцатилетней жизни.
Помню протяжный крик матери и глухой стук углом гроба о стенку, в тесном нашем коридорчике, занавешенные зеркала, и приторный вездесущий запах смерти. Но особенно четко я помню причитания какой-то дальней родственницы отца, судя по всему профессиональной плакальщицы.
От тембра ее голоса, от странной манеры полу пения полу рыданий, в какой исполнялись ее причитания, мурашки носились по всему телу, хотелось забиться куда-то в угол и с силой зажать уши широко раскрытыми ладонями.
Впрочем это был не последний случай когда я сталкивался с плакальщицами.
На похоронах моего брата, тоже была подобного толка мастерица.
Хотя если быть до конца откровенным,похороны брата и вся эта похоронно-поминочная суета меня мало трогала.
Отчим,вернувшись со своих рудников, первые годы выглядел еще куда ни шло, и волосы и кожа,все как у обычных людей, но в последнее время с ним начали происходить судя по всему необратимые изменения, или как любил говорить мой отец - метаморфозы.
За последние полгода, довольно пышная шевелюра отчима бесследно исчезла, и его шишковатый череп обтянутый тонкой кожей в бесформенных темных пигментных пятнах, вызывал у меня брезгливое чувство превосходства. Кожа на кистях рук его, отслаивалась приличными лоскутами, и от того многие из отчимовских наколок, плохо читались и выглядели недоработанными.
Если вы полагаете,что описание всех этих перемен,происходящих с отчимом, мужиком и без того для меня очень неприятным, является чем-то сверх, то вы глубоко ошибаетесь,я отнюдь не отношу себя к мазохистам, я просто хочу объяснить,что ребенок рожденный от такого человека,у которого в жилах вместо крови,красных и белых телец,плазмы и прочей хрени, течет гремучая смесь алкоголя,чифиря и стронция, только одним своим появлением на свет должен вселять немой восторг и безоговорочную веру в Создателя.
Но как ни странно,Игорь, а если ласкательно то Гоша, а именно так назвала своего второго ребенка моя мать, восторга у меня не вызывал.
4.
Все те два года что сумел прожить Игорь в нашем доме, для меня были одним сплошным кошмаром по сравнению с которым даже существование отчима было более-менее терпимым.
Во-первых внешность:
Игорь или Гошенька(как называла его моя мать, или отчим в состоянии глубокого опьянения),был полным альбиносом.
Ярко-белая кожа лица,бледные губы и белые волосы,пугали меня необъяснимым образом. Блекло-голубоватые глаза смотрели на мир с тупым безразличием совершенно слепого человека.
Во вторых здоровье:
За эти два года,Гошенька похоже переболел всеми известными детскими заболеваниями, внесшими свои коррективы в его и без того довольно своеобразную внешность. Крупный, безвольный рот обезображенный кровоточащими заедами и полупрозрачными пузырями герпеса,был вечно приоткрыт как у дебил,в углах глаз копился желтый,дурно-пахнущий гной.
Я ни разу не видел,что бы Гошенька хотя бы улыбался,атмосфера в нашем доме была круто замешана на громких Гошиных воплях и запахе полусухих, вечно проссаных пеленок и подгузников. Лишь иногда,когда я подносил свой магнитофон к детской кроватке и включал на всю громкость что ни будь из нашей,отечественной попсы, мальчишка затихал, прекращал свои завывания и даже как будто понимал отдельные слова… Но соседи снизу и сверху не понимали и не принимали моих педагогических приемов, и начинали громко стучать по чугунине батарей. Потом из кухни или ванной комнаты прибегала мать,распаренная от готовки или стирки, а из туалета выползал опухший с перепоя отчим.
…По улице ходила,
Большая крокодила,
Она,она,зеленая была….
Выслушав от отчима подробное описание всех его действий с моей матерью и проглотив длинную тираду из материнских слез и соплей, я вырубал магнитофон и сразу же Гоша включал свою слезливую шарманку…
Как-то по весне,когда мать луковой шелухой красила на кухне с трудом добытые при всеобщем дефиците яйца,а по телевизору только-только началась ежедневная программа « Время»,я лежа на кровати,пытался одновременно:
А).Уяснить принцип нефтяного крекинга(школа,мать ее…),
В).Слушать торжественно-восторженный голос диктора телевидения,
С).Игнорировать громкие завывания брата.
Если честно,ничего хорошего из этого у меня не получалось,Гошин рев перекрывал все доносившиеся из соседней комнаты звуки. Неожиданно детский плач прекратился и я, вздохнув облегченно вновь попытался вникнуть в тонкости получения вазелина из нефти. Скрип половиц(пол в нашей квартире был настлан из досок,необычайно скрипучих, которые по обычаю красили к первому сентября), и слишком уж сосредоточенное дыхание отчима,заставили меня насторожиться, но вставать с кровати по большому счету причин особых не было, да и сталкиваться с этим мужланом также радость не из больших, и я подложив подушку под живот опять вперился взглядом в этот долбанный параграф.
Через час,когда молчание брата возбудило меня еще больше чем его плач я все ж таки поднялся и прошел в большую комнату.
…Гошка лежал на сбившейся простынке,непривычно вытянувшись всем своим
