на
повышенном тоне.
Пить Дмитрий Александрович никогда не умел, выпивал редко, но
помногу, не зная меры, словно желая срочно скинуть с себя надоевшую
культурность и превратиться в настоящую свинью.
"Если сильно болит голова, а никакие таблетки не помогают, нужно со
всей дури шандарахнуть себе молотком по пальцу. Сразу головная боль на
второй план уйдёт, - шутил он про себя, находя в этой шутке долю истины.
- А когда заболит душа, залей её водкой, чтоб захлебнулась и не вякала.
Лучше потом с похмелья помучиться с денёк, чем неделю терпеть
невыносимые обиды".
Овдовев, пару раз в год он обязательно напивался до скотского состояния.
"Да, только так и нужно жить: "От каждого - по способностям, каждому —
по труду", и никак иначе! Нет частному владению средствами
производства! - повторял он уже засевшие в крови лозунги, откупоривая
вторую бутылку водки и закусывая маринованными огурцами собственного
приготовления, вылавливая их ложкой-шумовкой. - Хм! Совсем один
остался, как последний могиканин. Сегодня, кажется, даже самые упёртые
друзья-антикапиталисты приняли за истину жизненные законы рыночной
экономики и жёсткую конкурентную борьбу абсолютно за всё, - наливая
себе очередную стопку, всё больше распалялся Дмитрий Александрович. -
Жизнь — дерьмо, все люди — бяки!" - произнёс он вместо тоста.
За окном сыпала снежная крупа, переходящая в колючий дождь. Резкие
порывы ветра, словно специально по вечерам плевались большими
объёмами острых осадков, стараясь разбить хрупкие оконные стёкла.
С вечера пятницы Дмитрий Александрович топил в водке свою горькую
обиду. Его, ведущего инженера, отдававшего предприятию
«Гражданпроект» все свои знания, способности и силы на протяжении
четверти с лишним века, совершенно незаслуженно, как он сам считал,
«обошли», не назначив на должность начальника отдела. Он давно ждал
эту должность, потому что всегда именно его ставили на это место
временно исполняющим в экстренных ситуациях. Перед Новым годом он
полтора месяца успешно справлялся даже с работой ГИПа - главного
инженера проекта, пока штатный находился в больнице. Начальство на
собраниях просто-напросто засыпало его всякими дипломами, грамотами и
устными благодарностями.
"Мечтать не вредно, каждый бы не дурак пожить в идеальном обществе
при торжестве честности и справедливости, где бы тебя окружали люди
порядочные, имели совесть и даже пользовались бы ей. Как при
коммунизме, например, - размышлял Дмитрий Александрович, доведя себя
уже до весьма пьяного состояния, - чтоб... как уж там... «каждому по
потребностям». Утопия, конечно! Потребности у всех, словно назло, всегда
лезут поперёк батьки в пекло, опережая покупательную способность. А-а!
На хрен всё, вот и всё! - воскликнул он, выливая в стопку остатки из
очередной бутылки. - Этот Петька, Пётр Семёнович, извиняюсь, каждый
день по пять раз ко мне за советом обращается. Два года за кульманом
инженером первого разряда простоял, и гляньте-ка — уже начальник
отдела! "
***
После смерти жены Дмитрий Александрович быстро потерял всякий смак к
жизни. Наука, искусство, спорт — ничего ровным счётом его уже не
интересовало, хотя в молодости довольно неплохо играл в хоккей, и до сих
пор где-то на балконе ещё пылились коньки с клюшками. Раньше с
удовольствием слушал популярную музыку, много читал классической
литературы, но уже лет пять не перечитывал свою любимую чеховскую
"Даму с собачкой" и куприновского "Поединка". Ритмичную музыку не мог
даже переносить, иногда слушал какие-нибудь грустные блюзы. Ни
театры, ни телевизор, ни даже женщины уже не интересовали — только
работа.
В одной комнате, считавшейся залом, у него стояли два больших
кульмана, а спальня вся была завалена чертежами и тубусами. Никогда не
отказывался от предложений подработать ещё и на дому, и вовсе не ради
денег, которые и тратил только на одежду да хлеб насущный. О своей
машине даже не мечтал никогда, совершенно не разбирался в них.
Карбюратор и генератор для него были словами синонимами. В автомобиле
знал только руль, что на нём есть специальная пипочка посередине, и мог
"бибикнуть", нажав на неё, как ребёнок. Не знал и не хотел знать
сложностей правил уличного движения. Никогда не видел моря и даже не
мечтал окунуться в нём хоть разок. Все отпуска всегда проводил в городе,
ходил на стадион болеть за "Динамо". Любил пройтись по набережной,
наблюдая, как по Волге проплывают мимо грузовые баржи и белые
пассажирские теплоходы. Спустившись к воде, мог целый день просидеть
рядом с мальчишками-рыбаками, наблюдая, как те удят рыбку, радуясь
вместе с ними каждой малявке. Ничего его уже не интересовало, только
любимая работа. Применение своих знаний приносило ему хоть какое-то
удовлетворение.
Вдовская жизнь заставила научиться готовить, а со временем он даже
полюбил это дело. Особенно вкусными у него получались борщ и суп
"Харчо". Почти каждый день после работы он успевал забежать на рынок,
покупал свежих овощей, мяса, рыбы, и с удовольствием коротал вечера,
колдуя на кухне. Научился печь пироги, сам всё мариновал, засаливал,
тушил и даже коптил. Одних салатов в его "репертуаре" насчитывалось
больше десятка.
Как-то раз он пригласил своих коллег по работе на свой день рождения.
Никто не мог поверить, что все эти яства, которыми он угощал, приготовил
он сам. С тех пор все корпоративные мероприятия проводились у него
дома. Заранее сбрасывались "на выпивку " и отпускали ведущего
инженера домой пораньше, чтобы тот успел всё приготовить. Вечером
собиралась вся группа, отдыхали лучше, чем в каком-нибудь ресторане.
Когда расходились, каждому с собой хозяин накладывал в пластиковые
контейнеры, банки или просто в полиэтиленовые пакеты, вложенные втрое
друг в друга, оставшейся всякой вкуснятины: мясных, рыбных и овощных
салатов, которых готовил чуть ли не по целому эмалированному ведру,
домашней колбаски, копчёной рыбки и прочих деликатесов, сотворённых
своими руками.
Этот Новый год отмечали тоже у него, уже по привычке. Некоторые
пришли со своими мужьями и жёнами. Было так много друзей, что хозяину
пришлось бегать по соседям, просить стулья. Приятной неожиданностью
для него оказалось, что среди последней группы гостей была Ирина
Павловна, секретарь директора.
Не так давно, работая ВРИО ГИПа, ему часто приходилось часами
просиживать в приёмной гендиректора. Однажды, коротая томительное
время ожидания, он что-то спросил у Ирины Павловны, та дружелюбно
ответила. Они познакомились, разговорились, общих тем для разговора
было много - были почти ровесниками. Ирина Павловна выглядела очень
моложаво, была всегда весёлой и остроумной. Приятное лицо с ямочками
на щёчках, лёгкий макияж, глаза искрились добротой и нежностью.
Особенно бросалась в глаза всё ещё стройная фигура, тонкая талия,
широкие женственные бёдра и богатая грудь. Ирина очень нравилась
Дмитрию. Он часто думал о ней, мог вспомнить дословно все их разговоры,
мечтал пригласить желанную женщину куда-нибудь в кафе или ресторан,
но совершенно потерял все кавалерско-джентльменские навыки.
На удивлённо-вопросительный взгляд Дмитрия Александровича при
встрече в дверях она просто и без тени смущения с улыбкой сказала:
"Дошли слухи, что здесь кормят лучше, чем в ресторанах Парижа. Вот, не
поверила, решила удостовериться. Спасибо Жанне с Виталиком, обещали,
что меня отсюда не выгонят."
Было весело, как никогда раньше. Ирина знала очень много действительно
смешных жизненных анекдотов с тонким юмором и замечательно умела их
рассказывать. Дмитрий давно так не смеялся. Ещё немного и, кажется, у
него бы живот свело от смеха, а из Ирины, как из рога изобилия, эти
анекдоты сыпались один смешнее другого. Прилично выпив и хорошо
закусив, всей оравой ходили на площадь, где стояла огромная ёлка.
Казалось, что сюда в этот час собрался весь народ с округи. Пели,
плясали, стреляли петардами, катались с горки - было так весело и
счастливо, что хотелось, чтобы этот праздник никогда не кончался. Когда
стали прощаться, Ирина предложила: "Хочешь, я помогу тебе прибраться
после гостей?"
За эти два месяца они уже пять раз ночевали вместе. Дмитрий
Александрович был поистине счастлив с Ириной, благодарил судьбу за то,
что свела их вместе. В последний раз, дней десять назад, они были у него.
Перед тем, как проводить, он решился сделать ей предложение, вручив в
подарок дорогое колечко с бриллиантом. Даже не думал, что она сможет
отказать. Каково же было его состояние, когда она всего лишь выразила
лёгкую благодарность за подарок.
***
Водка не брала, обида тонуть в ней не хотела.
«Последнюю, что ли, допить? Что за водка пошла? Сущая пакость какая-
то, литр с гаком уже угомонил, и ни в одном глазу. Или подождать? Может,
рассосётся, - он отодвинул початую бутылку водки с закуской на край
стола ближе к подоконнику. - Силком запихиваю в себя эту вонючую
мерзость, а на душе только одна тоска зелёная. Фу, гадость! - передёрнуло
его всего. - Настойка столетника слаще! - налил он себе ещё стопку, но
пить не стал, а только тупо смотрел на неё. - Она! Это она виновата!
Теперь я точно понял истинную причину своей душевной болезни, - стал
он вспоминать подробности последнего разговора с Ириной.
- Мне очень хорошо с тобой, дорогой мой! Но мы ведь уже не молоды. Я
давно живу одна, сына без мужа воспитала. Сейчас он в Полярном, около
Мурманска, флагманским хирургом служит. Уже три года, как бабушка,
внученька есть. Зачем? Разве нам плохо жить так, как сейчас? Ты даже не
представляешь, насколько я противной бабой бываю. Не хочу, чтобы ты
когда-нибудь увидел меня такой.
- Ты? Ты можешь быть противной бабой? Не смеши! Ни за что не поверю, и
не наговаривай на себя. Полжизни прожил... неужели ты думаешь, я не
смог бы почувствовать что-нибудь плохое в тебе. Да я нутром чувствую,
какая ты хорошая.
- Спасибо тебе за такие добрые слова! Но давай всё-таки не будем
торопиться.
" Похвалила мою библиотеку. А чего там хвалить-то? Пара сотен книг,
сборники сочинений классиков в основном. Кое-что с женой в своё время
накопили, гоняясь за каждой книгой, сдавая макулатуру. Эх, была бы
жива моя Машенька, человечище родное. Всегда делили с ней все горести
и радости, - выпил он очередную стопку, слегка поморщившись. - Нет,
ничего у нас с Ириной не получится. Закоренелая феминистка, слишком
независимая. Десять дней не виделись, а даже не позвонила ни разу. Ну и
я напрашиваться не стану".
С трудом поднявшись из-за стола, ворча и по-свински хрюкая себе под
нос, сильно пошатываясь, опираясь на стенки, поковылял он в комнату.
Кое-как сумел раздеться до нижнего белья, сбросив верхнюю одежду
прямо на пол, не расправляя диван, плюхнулся на него и моментально
"отрубился", не подложив даже подушку под голову. Проснулся среди
ночи, ничего не понимая.
" Это что же, неужели я пять часов продрых? Башка разламывается,
словно внутри там наковальня, а кто-то по ней всё молотом, молотом! - он
лежал на спине, стеная и охая, не в силах оторвать голову от дивана. Его
сильно мутило, во рту всё пересохло, голова кружилась, а
