поддакнул Ленька, - и рискуете пробудить в нем зверя.
- Это ты, гнус вредный, рискуешь пробудить во мне зверя, - сказал я. - Может, и не такого сильного, как у Ганнибала Ильича, или, я не знаю, какой зверь сидит внутри у вожатого, но тебе и этого хватит.
- Меня Васька ногой пнул, - захныкал Ленька. - Дайте мне большую еловую палку, я заставлю его страдать!
- Бежим! Быстрее! - подтолкнул меня Васька.
И пока мы с ним бежали, то наломали столько сучьев, что хватило бы ни на один хороший костер. Правда, случилась одна неприятность. Собирая хворост, я наколол на руке палец, и по возвращении немедленно попал в оборот к доктору Цветочкиной.
- Не шевелись, Просиков, - приговаривала она, забинтовывая мне всю руку.
- Какой - шевелись! Ты меня, как мумию спеленала! - негодовал я.
- Помолчите, больной! - сказала Ленка, и стала еще туже стягивать бинты.
Я взвыл.
- Все! Хватит! Отпусти меня, видишь, я рукой пошевелить не могу.
- Тебе и не надо ей шевелить. Тебе мозгами шевелить надо. А они у тебя, как у копченой селедки... Вот палец и наколол.
После ужина спели: "Дышит прохладою полночь сырая". Вожатый Федя виртуозно исполнил: "Тонул закат в степных просторах". И все вместе грянули: "Теперь умолкли поезда и не кричат автомобили". А потом закричал страшным голосом физрук:
- Всем спать! Вы у меня уже в печенках сидите!
- Их что у него - несколько? - пробурчал Славка.
- Наверное, - ответил я. - Ганнибал Ильич врать не станет.
Мы разошлись по палаткам.
- Ну что ты копаешься! - закричал Сережка на Славку. - Залезай быстрей! Вон комаров сколько! И все к нам на ночлег просятся.
- Главное, чтобы волки не просились, а с комарами как-нибудь справимся.
- Это верно, - согласился я.
Стали укладываться.
- Чу, слышите, где-то журчит, - сказал Славка. - Похоже, ручей неподалеку течет. Надо утром его отыскать. Наверное, там полно форели и хариусов.
- И медведей, которые только и ждут, когда кто-то явится за форелью. И это не ручей журчит, а Ленька.
- Что?! Этот гамадрил не мог отойти подальше?
Чуть позже к нашей палатке подошел вожатый и зычным голосом спросил, спим ли мы?
- Уснешь тут, как же, когда тебе в ухо орут, а по лесу бешеные лисицы бегают, - пробормотал Ленька, и немедленно захрапел.
- Храпит, обалдуй, - озабоченно сказал Славка.
- Полипы, наверное, в носу, - предположил я.
- Надо бы вырезать, - бесцветным голосом произнес Сережка.
- Сейчас?
- А чего тянуть. Иначе он нам до утра спать не даст.
И в это время раздался жуткий крик. Кровь застыла у нас в жилах. И опять ночь прорезал крик. Еще более жуткий.
- Что такое! - в свою очередь завопил Ленька. - На нас напали? О, я знаю, это бешеная лисица или вампиры. Скорей доставайте чеснок!
Все повылезли из палаток.
- Может, Ганнибалу опять что-нибудь привиделось про великого воина Мемнона.
- Это оборотень своих товарищей скликает, - насторожился Ленька. - Пировать нечисть будет.
Мы занервничали. Сабельников призвал занять круговую оборону. Девчонки завизжали.
Но все оказалось не так страшно. И совсем не Ганнибала Ильича посетили видения. Они посетили Витьку Медниса. И видения эти были ужасны. Будто он, Меднис, занял только третье место на олимпиаде по арифметике.
Физрук с Федей загнали нас обратно в палатки, а Витьке накапали в кружку успокоительных капель.
- А где Ленька? - спросил я. Его опять не было в палатке.
- Я здесь, но снаружи, - отозвался Ленька.
- Что ты там опять делаешь?
- Как городской житель, ищу гармонию в природе, хочу с ней слиться, желаю наполнить себя ею до краев.
- Ты в порядке, Трахтер? Ты только недавно с ней сливался.
- Утром найдешь гармонию, полоумный. А сейчас спать давай.
- Но я в смятении, меня напугал Меднис.
- Это нервы, Ленька. Тебя опьянил свежий воздух. Дыши глубже.
- Где мой дом, где мой очаг? - тоскливо вопросил Ленька. - Где моя мягкая туалетная бумага? - При упоминании о бумаге, он совсем расстроился и тихо заскулил: - Я бы обратно понесся на крыльях...
- Твой дом - палатка, твой очаг - костер, твоя туалетная бумага - лопух, а твой ночной горшок - в репейных кустах, - мстительно сказал Славка.
- А ну лезь в палатку! Только крыльями не размахивай, здесь и так тесно.
Утром мы бодро потопали в пункт С. Хотелось побыстрей там отметиться, так как он являлся конечной точкой нашего маршрута, да повернуть домой. Мы уже соскучились по нашим родителям.
Скоро нам повстречался мальчишка с кнутом. Из чего Ленька сделал вывод, что где-то поблизости пасется стадо, а где стадо, там и деревня недалеко. В деревне же живут и гуляют люди, а значит - не пропадем.
- Почему же мы пропасть должны? - напряглась Анька.
- Да кто же его знает - почему? - таинственно отозвался Ленька. - Рыскают тут всякие... разные. А потом люди пропадают.
Мы стали озираться по сторонам. Никто и нигде не рыскал. Никаких разных и всяких мы тоже не увидели, но шаг все равно ускорили.
- Ты подпасок? - обратился к мальчишке вожатый.
- Я - Хусаин.
- Надо же, - пробормотал вожатый. - А отца твоего, как кличут?
- Это собак кличут, - гордо ответил мальчишка и ловко рубанул кнутом по лопуху. - Отца тоже Хусаином зовут.
- Гм... А скажи-ка мне...
- Справочная в городе, - отрезал Хусаин и прицелился к другому лопуху.
- Упертый мальчишка, - одобрительно сказал Ганнибал. - Такой маленький, а уже настоящий Хусаин!
- У нас в деревне все ребята отчаянные, - сурово сообщил мальчишка.
Мы насторожились.
- А где у тебя отец работает? - не отступал от Хусаина настойчивый вожатый.
- В стаде работает - пастухом. Знаешь, какой у него кнут! Чуть что не по нему, так вытянет... Сейчас он подойдет.
Все заторопились. Ну его, Хусаина этого, еще приме нас за баранов. Прикладывай потом лопухи к ранам. Только спросил мальчишку вожатый:
- А это Комарово или Кузякино?
- Онучино это, - ответил тот, щелкая кнутом. - Хусаином клянусь!
- Ну тогда, конечно...
- Вот как, - произнес немного удивленный Ганнибал Ильич. - Что ж... Онучино так Онучино. Тем более, что слышал я - квас там отменный изготовляют.
- Да у онучинцев квас славный, - поддержал его Федя. - Я тоже слышал. Их еще Самоделкинами зовут.
- Чем сто раз услышать... - весело сказал Ганнибал Ильич.
- Лучше один раз попробовать! - так же весело докончил за физрука Федя.
