Чем озабочен каждый из нас, возвращаясь с работы, домой зимним морозным вечером в преддверии новогодних торжеств? Быстрее вернуться домой и окунуться в тепло родного очага, а автобус, - шаланда, полная кефали, - как назло, неспешно колесит по маршруту.
Мне повезло. Мой «летучий голландец» стоял на остановке, сияя огнями, казалось, только и ждал, пока я не войду в салон.
Вхожу в набитый пассажирами автобус и впадаю в автобусный транс, вроде бы нахожусь в салонной давке и одновременно ощущаю своё постороннее присутствие где-то там, среди беззаботных аборигенов, кому экваториальное солнце щедро разбрасывает пригоршни золотого света, такое частенько случается; этому способствует много факторов: и почти размеренная езда, дороги в центре отремонтированы летом, и несуетливая, несколько гипнотизирующая, болтовня пассажиров, и лично-медитативное внутреннее желание отгородиться от окружающего неким информационно-защитным полем.
Поэтому не мудрено, когда на следующей остановке вошедшая молодая женщина, укутанная в лисью шубу в надвинутой низко вязаной светлой шапочке, поздоровалась, явно обращаясь ко мне, подумал – обозналась. Но нет, она улыбалась и смотрела прямо мне в глаза. Вихрь воспоминаний пронёсся в моей голове, вызывая ассоциации и эмоции, но вспомнить её не мог; затягивать молчание нельзя и неприлично не ответить женщине, говорю «Добрый вечер!» в ответ.
Автобус встряхнуло, выехали за кольцо центра города, она вскрикнула, как-то характерно и знакомо, затем, было, ухватилась за поручень, но как-то незаметно легла мне на грудь. Этого хватило, чтобы я рассмотрел в ней соседку по дому. Отметил для себя, что нет у неё никаких отличительных черт, за исключением очков, оставивших в моей памяти отметку. Приятная наружность, чистое светлое славянское лицо, естественный изгиб бровей, узкий, чуть вздёрнутый носик, чёткая линия губ, овальный подбородок. Усмехнувшись, она отстранилась.
Ощутив мой взгляд, она что-то торопливо спрашивает. Отвечаю невпопад, что-то смешное, вызвавшее у неё смех. Смеясь, она прикрыла рукой в тёплой варежке рот и ожгла, - именно горячее огненное дыхание жара коснулось моего лица, - ожгла интригующим взором серо-зелёных глаз с интеллигентски-отстранённой снисходительностью.
Каким бы ни был отправной пункт «А» у меня и у неё, пункт «Б» был общий. Выхожу первым, оборачиваюсь, чтобы подать руку и останавливаю себя на полпути, она смотрела на меня с таким непримиримым взглядом суфражистки, умеющей если не всё, то большую часть, что я неоднозначно понял, в помощи мужчин она не нуждается.
Останавливаемся возле металлического ограждения.
Поток машин в вечернее время в обе стороны убивал надежду перейти на другую сторону дороги, а до пешеходного перехода – метров пятьдесят – лень идти.
- Туда совершенно идти не хочется, - вдруг произносит она, указывая в сторону перехода. – Ума не приложу, что делать?
Она улыбается, ждёт моей реакции. В неоновом свете фонаря она кажется таинственной и загадочной.
- Есть два варианта, - говорю в ответ.
- Какие же? – лукаво интересуется инфернальница.
Строю умную рожу.
- Первый – быть законопослушными и пройти к переходу.
- Второй?
В голове зреет дерзкий план.
- Человеку свойственно чувство необоснованного риска, - произношу уверенно и твёрдо.
- Да? – тянет она с интригующим поддразниванием.
- Безусловно, - утверждаю и подтверждаю слова действием. – А почему бы нам не рискнуть?! – бережно беру её за левое предплечье, и преодолевая естественное сопротивление женского тела и кокетливое дамское «Ой, не надо!», увлекаю за собой: решительно сам иду вперёд, она за мной. – Женская красота не только спасает мир!.. – несу полную чушь и остановиться не могу.
Чего было больше в моём спонтанном поступке, глупости или бравады?
Стоило нам ступить на скользкий путь греха игнорирования ПДД, как машины на двух противоположных полосах одновременно останавливаются, пропуская нас. Водители сигналили нам протяжным нежным пением клаксонов, сопровождая его ослепительной иллюминацией фар и подфарников.
Мы на другой стороне дороги.
Она моментально выдёргивает свою руку из моей кисти.
- Видите, для женской красоты нет ничего невозможного! – стараюсь быть галантным и как-то загладить вину своего безумного проступка.
Она застенчиво кивает головой и уходит в сторону недавно открывшегося минимаркета.
Стою в недоумении, будто в лыжи обутый на асфальте летней порой. «И это всё? – вертится в моей голове. - Никакого спасибо? Ни arrivederci тебе, ни to be continued? Лихо!»
На свой четвёртый этаж взлетаю уставшим соколом после неудачной дневной охоты. Варю кофе. В приёмнике звучит шансон, шансонье плаксивым голосом надрывно жалуется кому-то на свою любовь, которой нет до него дела под назойливое сопровождение скрипок и тромбона. О чём бы ни старался думать, перед глазами стоит Незнакомка, для простоты изложения так буду её называть дальше в своём повествовании; ведь мы с нею не представились друг другу.
«С чего бы это вдруг на меня пролилась сия милость?» – вертится вопрос на кончике языка и будто всплеск на поверхности пруда от брошенного камня в спокойное зеркало воды. – Ведь она впервые поздоровалась со мной этим летом!»
И тотчас вспоминаю минувшее событие; но одновременно с воспоминанием всплывает в сознании вопрос: - Что её заставило? Ведь за шесть-восемь лет, что я помню её и её семью, она меня категорически игнорировала и смотрела на меня сквозь линзы диоптрийных очков, будто видела тень грядущего дня. Что мне о ней известно: замужем, две дочери-школьницы, купили года два тому назад автомобиль. Ales!
Полное неглижирование всё время и тут: - Здравствуйте! – бодрый, звонкий, чистый женский голос.
Мы сталкиваемся – почти нос к носу – у двери подъезда. Я вывожу на прогулку собаку породы ши цу, попросили знакомые присмотреть за псиной, пока они в отъезде. А Незнакомка с дочками входят с сумками, наполненными покупками.
– Здравствуйте! – дрогнувшим, отчего бы, голосом отвечаю я, псина радостно тявкает.
– Ой, какая классная собачка! – восклицает младшая дочь Незнакомки. – А что за порода?
Псина чувствует, что становится центром общего внимания, виляет хвостом и радостно лает.
- Ши цу, - отвечаю девочке.
- А как зовут?
Называю имя – Норма.
- Ух, как здорово! – присоединяется к младшей сестре старшая. – А можно погладить?
Моё «Можно!» прозвучало в унисон с «Нельзя!» Незнакомки. Смотрим друг на друга; молчим; драматическая пауза затягивается.
- Конечно, погладьте! – я обращаюсь к девочкам. – Она не кусается. Очень любит, когда её гладят. Посмотрите, девочки, она же похожа на плюшевую игрушку, только живая.
По глазам Незнакомки, по смягчившемуся взору понял, что сравнение собаки с плюшевой игрушкой ей пришлось по душе.
Никакой искры взаимной симпатии между нами не проскочило. Элементарная, хочется верить, вежливость с её стороны.
И не было и намёка на coup de foudre, не было всё сжигающей и поглощающей страсти, с томлением и невероятной тревогой, присущей любви с первого взгляда.
Я оставался спокоен. Она – индифферентна ко мне.
Затем была вторая встреча, недели полторы спустя; декорации те же: подъезд дома.
- Здравствуйте! – естественная улыбка на хорошеньком личике, она гармонично сочеталась со строгостью и лукавством во взоре. – Вечерний выгул, - Незнакомка не спрашивает, констатирует.
- Добрый вечер! – отвечаю и чувствую, как на моей наголо бритой голове начинают усиленно расти волосы. – Свежий воздух нужен и ей, - указываю взглядом на собаку, - и мне.
На этот раз Незнакомка была одна. Не спешит. Без сумок. В руке автомобильный брелок. На ней летний сарафан с бретельками, на голове плетёная шляпка, волосы стянуты резинкой на затылке, кожа открытых плеч слегка красна от загара.
Стоит, улыбается. Стою и я. Молчим. Я не знаю что и сказать. Собака натягивает поводок и начинает скулить, обращаясь к нам обоим, мол, уже разберитесь, что вам нужно и отпустите меня в Гималаи! В открытую дверь заглядывает вечернее солнце, ветерок задувает согретый солнцем воздух, насыщенный летними ароматами и прочими прелестями, присущими лету. Собаке не терпится на улицу, хвост поджат, уши прижаты к голове; умные глаза с мольбой попеременно смотрят на нас.
- Идите уж! – задумчиво произносит Незнакомка, улыбка озаряет её вдруг погрустневшее лицо, она указательным пальцем поправляет очки. – Идите! – настойчиво повторяет Незнакомка, - ваша подопечная вот-вот наделает лужу в коридоре!
Первое сентября выпало в минувшем году на воскресенье.
Попёрся на крестьянский рынок за овощным набором для окрошки. Народу уйма! Школьники в нарядной форме. У самого немного защемило сердце6 вспомнил свои школьные годы, особенно последние два, девятый и десятый классы; вспомнил тех с лёгкой печалью, кого уже нет, и тех, кто далеко. Скупился. Побродил по рядам без определённой цели и направил стопы домой.
Едва вышел на финишную прямую, заметил тонкую чёрную полоску на горизонте, и что-то знакомое шевельнулось в груди, говоря, поторапливайся домой, шире шаг, ать-два! Жаркий ветерок сменил гамму на более свежие тона и обдувал лицо прохладными трелями северный мелодий. Возможность добраться на автобусе отсутствовала в виду ремонта дороги, пришлось ускориться, успокаивая себя, что к началу дождя буду стоять под кровлей крыльца и смотреть на крепкие мощные осенние струи дождя.
Я рискнул пойти, не переждать ненастье в ближайшем магазинчике, и пусть усилившийся ветер гнал по земле жёлтую пыль, бросал в лицо песчинки со скоростью пули, сёк его, бил и безжалостно издевался над организмом.
И был наказан за свою самоуверенность.
Ветер возрос втрое, сбивал с ног, почти сорвал с головы летнюю шляпу, стремился разорвать рубашку в клочья, смешал поднятым мусором землю и небо.
А затем…
А затем первый осенний дождь изрешетил меня картечью градин, ледяные снаряды рвали моё тело, из открытых ран на теле хлынула кровь летних воспоминаний, её омыли ливневые струи и смягчили анестезией холода боль безвозвратной потери.
Израненный, промокший, едва держащийся на ногах, на последнем дыхании, восставший из светлого мрака ярких чужих впечатлений, прыгая через ступеньку, взлетаю на высокое крыльцо дома…
Незнакомка стояла в ситцевом однотонном платье, подпоясанном узким матерчатым ремешком, кутаясь в накинутую на плечи вязаную сиреневую кофту, украшенную крупным белым бисером.
- И снова – здравствуйте! – улыбается она и не даёт мне шанса ответить, не то, что открыть рот; она приветлива и старается выглядеть добродушной. – Согласитесь, ливень не самое удачное время для пеших прогулок!
Не отводя взгляда от её серо-зелёных глаз, скрывшихся за линзами очков, бодро отвечаю:
- Для матросов дождь – это пыль!
Говорю, а зубы мои бьют морзянку.
- Ну-ну! – резюмирует Незнакомка со скрытой иронией. – Дождь – это пыль. Очень оригинально! Серьёзно!
Внезапно страсти небесные утихают. Повисает пропитанная первой осенней
|
