Произведение «Год сыча» (страница 3 из 28)
Тип: Произведение
Раздел: По жанрам
Тематика: Без раздела
Автор:
Оценка: 5
Баллы: 2
Читатели: 4432 +5
Дата:

Год сыча

прохладной водичкой, обретает почти осмысленное выражение. Двигаю на кухню. Сероглазка уже усвистала в свой травмпункт, оставив мне завтрак и листочек бумаги с наспех нарисованной улыбающейся рожицей и подписью: «Королек! Я тебя…» И – одним росчерком – сердечко. Прислонен листочек к стакану с огуречным рассолом. Добрая душа, поняла, что страдающему муженьку необходимо. Вмахиваю в горло целительную жидкость и оживаю, как жухлый цветочек под благодетельным дождем.
Обретя способность соображать, достаю визитку вчерашнего железного собутыльника. Ого, президент компании «Одиссей & Орфей лимитед»! Лихо. Можно подумать, что это не шпанята-плохиши, душегубы и ворье, а знатоки древнегреческой мифологии. Или отважные аргонавты. А ведь попадись им золотое руно, мигом загнали бы скупщику краденого.
На обороте визитки номер сотового. Звоню.
– Да? – раздается презрительно лающий голос бандита.
– Это Королек. Покалякать с тобой можно?
– Давай.
– Мне нужна информация о девочке со скрипочкой: фамилия, имя, отчество, где работала, с кем жила.
– Записывай… – он словно нехотя диктует данные, затем добавляет: – Учти, в последний раз. Теперь ты мне докладываешь, уразумел? Найдешь, башлями не обижу да еще будешь мне другом до скончания века… – и голос его пропадает вдали. Точно и впрямь уплыл пацан с Одиссеем или Ясоном в Трою или Колхиду под жарким солнцем ласкового Средиземного моря.
А я остаюсь, как Пенелопа, на берегу, в своей однокомнатной фатере и принимаюсь размышлять. В общем и целом перспективы недурные. Насчет дружбы он зря тратил слова, на кой ляд мне криминальный приятель? Хотя, почему бы и нет? Свой человечек в гнилой среде всегда полезен. И все же первый пункт договора куда заманчивее.
Теперь займемся калькуляцией. Что имеем на входе?
Первое. Существует некая фирма «аргонавтов», созданная наверняка на неправедные денежки. В лучшем случае на грязные, в худшем – на кровавые. А, скорее всего, – на те и другие. Командует фирмой несгибаемый бандюган со шрамиком от бритвы на запястье. Зовут его подходяще: Игорь. Удельный князь в своем маленьком уголовном княжестве. Кликуха у бандюгана, как я уяснил из коротких реплик охранника, – Клык.
Второе. Имеется скрипачка, в которую до смерти влюблен Клык. И у нее имечко в самый раз: Виолетта. Виола. Небольшой я знаток опер и балетов, но навевает оно нечто до боли знакомое из мира кулис, кринолинов и бельканто. Прекрасная Виола закончила консерваторию и наяривала на скрипке в нашем оперном театре.
Третье. Семья пропавшей Виолы. Папаша – скромный начальник отдела в городском управлении здравоохранения – два года назад был убит, причем душегуб до сих пор не найден. Мамаша барабанила в оркестре оперного на пианино, но уже года три как не работает. После насильственной смертяшки муженька она вскоре заново выскочила замуж – за заместителя покойного супруга. Точнее, за бывшего зама, потому как тот почти немедля занял в управлении место скончавшегося шефа.  
Занятный расклад.      
Теперь – за дело.
По телефону, что дал Клык, звоню в квартиру Виолы.
– Слушаю, – раздается близко-близко интеллигентный женский голос.
Такому голосу не хочется врать. Приступаю просто и прямо:
– Извините, я говорю с матерью Виолетты?
– Да… – Чувствую, как у нее пресеклось дыхание. – Вам что-то о ней известно?
– Пока нет. Я – частный детектив, которого наняли отыскать вашу дочь. Мы могли бы встретиться?
– Конечно. В любое удобное для вас время.
– Тогда, пожалуй, вечером. Хотелось бы застать вашего мужа, чтобы потолковать с обоими…  

Недавно выстроенная желтоватая семиэтажка с красной черепичной крышей, башенками, эркерами и прочими прибамбасами, отличающаяся от типового жилья, как нашпигованная бриллиантами мадама от домработницы.
Пройдя настороженно-бдительного охранника, оказываюсь перед солидной, шоколадного цвета дверью. Нажимаю пипочку звонка. В глубине квартиры раздается гулкая трель, сопровождаемая глухим собачьим лаем, и в дверном проеме возникает невысокая, с девичьей фигуркой белокурая женщина в красно-белом костюмчике, держащая на поводке устрашающего вида бульдога.
Проходим в гостиную, в которой спокойно уместится вся наша с Сероглазкой однокомнатная квартирка. Громадная хрустальная люстра – не иначе как в театре свистнули – озаряет благородную темную мебель.
– Место, Джерри, – приказывает хозяйка. Псина послушно укладывается на коврик возле основательного кожаного дивана, уставив на меня недремлющие свирепые, налитые кровью бельма.
Некое существо мужского пола утонуло в кожаном кресле, впившись в экран плоского телевизора с диагональю метра полтора.  
– Костик, – зовет мать Виолетты, – пожалуйста, оторвись от политики. У нас гость.  
Костик послушно подчиняется. Сутулый, мелковатый, в полосатой рубашке, спортивных штанах и тапочках – типичный обыватель, тихий и пугливый. На его штатской груди болтаются очки.
Мать Виолы подкатывает столик с интеллигентным харчем. Обращаюсь к ней по имени-отчеству, она поправляет:
– Называйте меня Ларисой. Среди людей искусства не приняты церемонии. А вас как по имени?.. Королек?
– Прозвище такое. Прилепилось, и ношу.
– Очень мило. А кто вас нанял? Извините, но хотелось бы знать, кому еще небезразлична судьба моей дочери.
– Боюсь, что не смогу ответить на ваш вопрос.
– Да мне все равно, лишь бы Леточка нашлась…
Она мигает полными слез глазами. На вид ей лет сорок пять. Сразу видно, тело свое холит, подтяжку сделала – на лице ни единой морщиночки, и мимика чуть искусственная, как у говорящей куклы. И все равно выглядит она немолодой, поблекшей и смертельно уставшей.  
– Ну вот, расклеилась, – силиконовые губы Ларисы раздвигает неживая улыбка, открывая ровные белые зубы. – А ведь вы ждете от меня не жалоб и стенаний, а конкретной информации. Леточка исчезла с неделю назад, в прошлую пятницу. Я вернулась из магазина – а на столе записка: «Мама! Я ухожу из этого мира. Прощай. Музыка вознесла меня туда, откуда нет возврата».
– Нельзя ли записку поглядеть?
– Она в милиции. Но текст я помню дословно.
– Виолетта взяла с собой какие-то вещи, деньги?
– Захватила только сумочку, в которой лежало рублей пятьсот, не больше, и свою любимую мягкую игрушку, львенка. Это ее талисман. Леточка и спала с ним в обнимку.    
– Мне бы взглянуть на ее фотографии.
На свет является семейный альбом. Погружаюсь в сначала черно-белую, а после цветную жизнь, беззаботную, замершую, точно стоячая вода. Лариса переворачивает листы, осторожно гладит снимки.  
– За что судьба так безжалостна? Сначала отняла у меня мужа, теперь – дочь… Думала, не перенесу, умру и освобожусь, наконец, от мучений. И вот – живу…
Костик поднимает голову, облизывая узенький, как щелочка ротик. На кончике остренького носика нетающим снежком застыла белая капелька – остаток пироженки.
– А вам что известно об исчезновении Виолетты? – интересуюсь вежливо. – Может, заметили в ее поведении нечто странное?
Костик задумчиво пялится на меня, упершись языком в правую щеку, отчего создается впечатление, будто у него флюс. Кажется, он с трудом удерживается, чтобы не посмотреть на меня в очки, как на невиданное животное. Поразмыслив, выдает гладкий чиновничий ответ, суть которого сводится к тому, что его, человека занятого, семейные проблемы не колышут.
В скорбном молчании глядим видеокассету. В той комнате, где мы сейчас находимся, на диване, скрестив по-турецки ноги, восседает Виолетта, смеется, говорит с легонькой хрипотцой: «Мам! Перестань!» и машет перед своим лицом ладонью с растопыренными пальцами. Эпизод завершается.
– И это все?
– Леточка не любила сниматься. – Лариса вытирает слезы.  
С ее разрешения осматриваю комнату Леточки, ничего любопытного не обнаруживаю, отнимаю у хозяев еще около получаса и удаляюсь, прихватив несколько фоток. Меня провожают Лариса и Джерри. В старческих, с отвисшими нижними веками буркалах псины сквозят печаль и надежда.  

Дома, на кухне блаженно отпиваю из кружки пиво и разглядываю снимки. Славненькая малышка. Темноволосая, улыбчивая, личико нежное. На правой щеке родинка – уже примета.
Вряд ли девчонка покончила с собой, зачем ей тогда игрушка-талисман – лев с торчащими из лохматой гривы ушками, вытаращенными глазищами и умильной улыбкой? С собой в могилку решила взять, как делали древние, чтобы потом на небесах забавляться? Не похоже. Она же не на постельке собиралась отдать Богу душу в окружении рыдающей родни. Конечно, нельзя исключить и такое: прихватила любимого льва, чтобы не страшно было топиться или вешаться. Но это вряд ли. С другой стороны, не забрала с собой ничего из белья, что, похоже, свидетельствует о желании покинуть этот несовершенный мир. Мертвым вещи без надобности.  
В общем, шансов у меня, если честно – фифти на фифти. Не исключено, что бездыханное тело Леточки покоится среди водорослей и рыбешек на дне пруда или валяется, как старый хлам, в заброшенном сарае. Так что дергаться мне не следует. Буду выполнять обычные заказы, не слишком прибыльные, зато верные. А между делом искать девушку. Отыщу – мое счастье, нет – сильно переживать не стану. Действовать буду без спешки. И надеяться на великий русский авось.  

* * *

22  апреля. Воскресенье. Звоню в дверь Анны. Не первый раз уже, а волнуюсь, как пацан. Она открывает. На ней перехваченный пояском халатик, и у меня кружится голова от близости ее изумительного тела. Мы ненасытно целуемся. Сбрасываю куртку, бормочу, задыхаясь:
– Радость моя, прости, я, наверное, грубая скотина, но я так хочу тебя!
Анна улыбается. Оказавшись в спальне, задергиваем шторы, наскоро раздевшись, падаем на кровать, ненасытно ласкаемся и соединяемся в бешено движущееся единое целое… Анна стонет, потом, не открывая глаз, смеется. У нее потрясающий горловой смех, воркующий и страстный…
В меня входит покой. Такое чудесное расслабление, какое бывает, когда заплывешь подальше и лежишь на спине, покачиваясь на теплых волнах.
– Даже странно, что сейчас апрель, – запрокинув голову, тихо говорит Анна. – Кажется, наступило лето. Это какое-то безумие, милый. Господи, что же с нами будет в июне! Стыдно признаться, прежде я ничего подобного не испытывала. Даже думала, что фригидна.
– Просто мы подходим друг другу, как ключик и замочек. Поверь, я не пошлю, это от радости – хочется нести всякую ерунду.
– Хочется – неси.
– Знаешь, если совсем откровенно, и у меня ничего такого не было. Вот честное-пречестное! Ты – Женщина с большой буквы. В сравнении с тобой я всего лишь никудышный мужичонка.
– Ты – мой единственный Мужчина. Если я и стала истинной женщиной, то только благодаря тебе.
– Эх, – вздыхаю я с сожалением, – почему мы не встретились раньше? Столько мгновений блаженства потеряны навсегда!
– Не печалься, – утешает меня Анна, ее божественное контральто звучит многообещающе. – Судя по твоему боевому настрою, мы быстро наверстаем упущенное…
Эти слова тотчас подталкивает меня к решительным действиям. Жадно, неутолимо целую ее шею, грудь, живот, встречаю губами мягкие, влажные полуоткрытые губы… потом наступает момент фантастического растворения в прекрасном женском теле, яростного заплыва

Реклама
Реклама