стать сама Эбба. Разумеется, в моей голове уже появилось обвинение всех заинтересованных лиц, но я придержу свое разоблачение до лучших времен, пока все не забудется.
Я оказался в своих покоях. Через некоторое время ко мне зашел Рене. Он предложил мне помириться с Эббой, сказав, что она скоро должна прийти к нему на беседу. Когда он с ней начнет обсуждать вопросы философского характера, меня об этом оповестит его слуга.
- Кстати, - он продолжал, - если Кристина больше увлечена науками, то Эбба, как и ты, философией. Поэтому у вас есть много общего.
Прошло некоторое время. Была вторая половина солнечного дня, когда ко мне поднялся слуга с сообщением о встречи Декарта с графиней Спарре. Я немедленно спустился вниз в покои Картезия. Он встретил меня с радостью, но я не мог до конца разделить ее с моим другом, ибо заметил, как фигурка графини, склонившаяся над объемным трактатом на столе, съежилась. Мне бесконечно стало жаль мою любимую, и я собрался уже попросить у нее прощения за то, что она меня обидела. Но Декарт мне своевременно погрозил пальцем. Он попросил меня присесть за общий стол напротив Эббы. Между нами началась невольная игра избегания взглядов друг друга. Когда она смотрела на меня, я отводил глаза, когда я обращал на нее внимание, она переводила взгляд на что угодно. Декарт долго терпел наше развлечение и, наконец, не выдержав, сказал: «Долго вы будете мучить друг друга, ведь так нельзя». Эбба вспыхнула и, было, собралась уйти, но Рене ласково удержал ее за плечи.
- В кои веки я сижу со своими философскими друзьями, а они дуются друг на друга. Что, между вами пробежала кошка?
- Если бы кошка, тигрица, - ответила Эбба.
- Но ее сейчас с нами нет, - успокоил Декарт, - так давайте дружно займемся нашими делами.
У меня сразу отлегло от сердца. Всему виной, как я и предполагал, дурная ревность то ли королевы к Эббе, но я никому кроме Декарта о ней не говорил, а Декарт не выдаст, то ли графини ко мне, но она показывала на людях редкое ко мне безразличие. Попробуй, пойми королеву. Что касается графини, то ее расположение ко мне перестало быть для меня тайной. Я ласково посмотрел на Эббу. Она не могла полностью скрыть счастливой детской улыбки на своих устах. Мне не надо было ничего другого, как только вот так сидеть с любимой и моим другом, который нас примирил. Но счастье не бывает долгим. Пришел лакей и позвал Эббу к королеве. Когда она ушла, Рене мне сказал, что Эбба хорошо влияет на меня. Так что я должен найти любой способ, чтобы увести ее отсюда для всеобщего блага, не заводя любовные шашни с королевой. Я, было, хотел сказать, что не собираюсь делать ничего подобного, но потом решил промолчать, понимая всю абсурдность того, что мог совершить еще вчера. Тогда Декарт сказал: «Я не хотел тебе говорить, но Эбба уже год как хранит твой портрет, она сообщила мне об этом под большим секретом на днях, перед самым твоим приездом. Она в тебя влюблена. Отчасти я в этом виноват своими рассказами о тебе. Насколько я знаю, у нее еще никого не было. Эбба мне говорила, что Кристина ее склоняла к любви, но она пока находит всяческие предлоги для вежливого отказа, - он помолчал, потом продолжил, - самый лучший вариант для тебя уже сегодня взять Эббе и скрыться из королевства». Я с ним согласился. Мы договорились о том, что вместе подумаем, как это дело провернуть.
Когда я поднимался к себе в покои, то на лестнице встретил пажа королевы, через которого она просила меня сей же час пожаловать к ней. Я с тревожным чувством пошел в покои королевы. Она меня с нетерпением ждала в комнате для увеселительных занятий. Кроме нас в ней никого не было. Или мне так показалось? Она нежно на меня посмотрела и стала ласково расспрашивать.
- Как вы себя чувствуете? Вам не плохо после поединка с моей фрейлиной?
- Совсем нет. Это было для меня хоть какое-то развлечение, - соврал я.
- Развлечение? Так ли? Не об этом я думала тогда, глядя на вас. Вы должны на меня сердиться за то, что я не защитила вас от нападок моей фрейлины! – с выражением раскаяния говорила Кристина, затем стала объяснять, - она на вас сильно злится из-за своей дальней французской родственницы, с которой вы, как она утверждает, дурно обошлись. Она хотела отомстить. То, что она хотела вас унизить на поединке, только начало. Ждите скоро продолжение: она хочет навести на вас порчу. Я запретила ей против вас злоумышлять, но мне передали верные люди, что она вчера ночью на вас гадала, чтобы «сжить со света». Что мне с вами делать? Признаюсь вам, что я ее сама боюсь. Вдруг она меня отравит? Может мне ее заточить в темницу?
- Вы этому придаете значение? Девчонка просто мается от скуки, вот и выдумывает всякие небылицы про мои любовные проступки.
- Не скажите. Например, вчера она слепила восковую куклу и проткнула ее заговоренной иглой. Эта кукла - вы и ваша душа в кукле, которую она проткнула и не один раз прямо в сердце.
- Это что, вроде любовного приворота?
- Это намного серьезнее, чем вы думаете. Она занимается порчей, что ваши друзья-католики расценивают как богомерзкое деяние, наказание за которое - прилюдная смерть ведьмы на костре.
- Но, как же, она ведь ваша фаворитка? Почему в таком случае вы ее не можете урезонить, используя королевское внушение?
- Я к ней благоволила потому, что она много пережила. К тому же Эбба такая же красивая, как и моя мать, которой мне, когда я была маленькая, так не хватало. Что же мы с ней сделаем?
- В толк не возьму. Давайте подождем и посмотрим на ее поведение. Вдруг она одумается.
- Вы предлагаете ждать с моря погоды. А я о вас беспокоюсь. Вы, в самом деле, хорошо себя чувствуете?
С этими словами она, сидя рядом со мной, наклонилась и во мне, думающем о том, как бы поскорей от нее сбежать с моей возлюбленной, сразу же поднялось желание. Я был над собой не властен как кавалер, в конце концов, как мужчина. Я еле сдерживался, чтобы ее не схватить. Не знаю, что хотела показать она, но я интуитивно чувствовал, что она все свои движения делает как заведенная и вся в моей власти, готовая сию же минуту уступить напору моего желания. Она приложила руку к моему горячему лбу, потом поцеловала его, как бы, вот именно как бы, проверяя, здоров ли я, потом губами стала спускаться ниже. Я уже не мог сдерживаться, животная страсть овладевала мною все больше и больше. Я стал обнимать королеву, сжимая рукой ее талию. Казалось, я пропал. Но тут, к моему счастью, в дверь постучали. Мы мгновенно отпрянули друг от друга, а королева в гневе крикнула: «Сколько можно! Кто посмел меня беспокоить?» Дверь открылась, и в комнату ввалилось маленькое существо - карлица Мария. Она смущенно извинилась за непрошеный визит. Но сообщила, что принесла важное известие, касающееся государственных дел.
- Как обременительно, Франсуа, быть все время в заботах о благе моего народа и охране его интересов, - обратилась она ко мне с выражением лукавства и улыбнулась своими чувственными губами. – Мы с вами потом продолжим нашу содержательную беседу о текущих политических делах вашего королевства. Да, кстати, - добавила она, - завтра утром мы устраиваем королевскую охоту на лань в моем лесу и ждем вас принять в ней участие в качестве главного охотника.
Я понял, что мое свидание на время закончилось, но только на небольшое время, которое нам с Эббе оставила судьба. Завтра ланью будет Эбба, а ее убийцей я сам. Все мне вдруг стало ясно. Откуда королева знала о восковой фигуре? Либо она сама занималась любовным приворотом, например, со своей клевреткой Марией, - такая вполне может заниматься черной магией, либо та подслушала мой разговор с Рене. В замке, я слышал, есть разветвленная система тайных ходов и слуховых окон. Но если она подслушала мой утренней разговор с Декартом, то, что ей мешало его подслушать вновь вечером? И вот она уже бежит докладывать своей госпоже. Все это мое «гадание» пронеслось у меня в голове за доли секунды, когда я шел к выходу из комнаты для игры. Между тем на изложение его на бумаге мне потребовалось несколько минут. Насколько мысль оперативнее и слова, и бумаги. Я решил проверить мою догадку и направился в покои Декарта. В них уже никого не было. Ждать его появления уже не было времени. Я стал внимательно осматривать стены помещения и простукивать их.
Вдруг от моего прикосновения к одной из деревянных панелей из красного дерева, которыми была обшита комната, потайная дверца открылась и я вошел в нее, обзаведясь подсвечником, стоящим на столе. Я внимательно осмотрел тайный ход и заметил рядом с собой слуховое окно. С наружной стороны оно было замаскировано под гобелен с изображением битвы древних викингов с морским чудовищем. Я закрыл за собой дверь и осторожно пошел по тайному ходу, извилисто расплетающемуся передо мной.
Блуждание по тайным местам Стокгольмского дворца, где, наверное, было совершено не одно кровавое и подлое преступление за всю его историю, навело на меня гнетущее впечатление. В узких проходах дворцового лабиринта было пыльно и сыро. По земле стелился холодный туман, скрывавший ступни ног, скользившие по ледяной корке. У меня было желание как можно скорее выбраться из каменной могилы. За каждым поворотом потайного хода, выступавшим из тьмы, мне чудились кровожадные твари. Внезапно раздался шелест и скрип половиц, затем легкое цоканье по полу. У меня душа ушла в пятки и сердце остановилось от ужаса. Я невольно подумал, что кошмарные крылатые создания ада уже поджидают меня, чтобы утащить в преисподнюю. Но я пересилил свой страх и как предусмотрительный Тесей дернул спасительную «нить Ариадны».
Дело в том, что я, имея большой опыт любовных и авантюрных похождений, знал, как вести себя в такой ситуации, и заранее запасся мотком прочных ниток, которые всегда вожу с собой на всякий случай. Но все оказалось прозаичнее. Когда я осветил перед собой дорогу, подняв вверх подсвечник, то увидел только черную крысу, которая подняла ко мне свою усатую мордочку, шумно понюхала воздух, пискнула и исчезла с моего пути. Я чертыхнулся и продолжил свое опасное путешествие. Теперь я думал о Кристине. Какая она оказалась коварная. Мне сразу же пришло на ум выражение английского драматурга Шекспира: «О, женщины! Вам имя вероломство». Кажется, так. До чего может довести ревность и скверный характер, склонный к скандалу. Жизнь моей бедной возлюбленной была в опасности. Но, тем не менее, желание к неуравновешенной королеве продолжало тлеть в моей груди. И это было не только плотское влечение. Я уже был ангажирован моим амурным похождением, и оно некстати давало знать о себе. Но тут меня отвлек от моих размышлений далекий стук чьих-то шагов позади меня. Я быстро потушил свечу и стал размахивать платком, чтобы развеять свечной запах. Затем я плотно прижался к влажной стене за углом поворота тайного хода. Шаги приближались. Казалось, осторожно шагал ребенок, останавливаясь и озираясь по сторонам темного коридора. Я догадался, что это шла совершать преступления отвратительная карлица. Как только она осветила потайным фонарем край угла, я внезапно накинулся на
