- Ты помнишь, где вы меня встретили с королевой и всей честной компанией?
- Приблизительно. Давай попробуем.
Вскоре мы нашли мою дорожную сумку. Дорожная сумка Эббы была небольшой и была перекинута у нее через плечо.
Мы все дальше и дальше удалялись от замка. Стены коридора все больше сужались. Было слышно, как капала вода. Скорее всего, мы проходили как раз под речкой. Дальше луг. А там, у леса, выход. Но вдруг впереди мы наткнулись на завал. Дальше не было хода. Необходимо было возвращаться. Мы обнялись, не желая уходить. Подземный ход нас сблизил и мы стали друг другу родными хотя бы на короткий миг счастья.
- А, может быть, мы спустимся с крепостной стены, дойдем до порта и сядем на корабль? – спросил я Эббу.
- Нет, уже пробовали до нас, не получилось. Нас заметят уже на крепостной стене. К тому же мы ничего еще не потеряли. Кроме самого легкого способа решения нашей проблемы. У нас обязательно представится еще возможность отсюда сбежать.
- Самый простой из оставшихся способов отсюда выбраться – это тебе сказаться больным и покинуть Швецию. А мне спустя некоторое время отправиться в Данию. Там у меня есть троюродная тетя. Я недавно от нее получила послание с приглашением у нее погостить в небольшом шале. Может быть, так поступим?
- Ты у меня умная девочка. Как ты скажешь. Я тогда завтра скажусь больным и откажусь от охоты. Я, в самом деле, кажется, простыл.
- Так давай быстрей пойдем назад, чтобы ты еще сильнее не заболел. Ты совсем не создан для нашего климата. Кстати, и Картезий уже жаловался на свое здоровье. Ему совсем не по душе шведская зима.
Расстались мы, где-то, в четыре часа ночи, договорившись о том, что Эбба ни в коем случае не будет справляться о моем здоровье. Чтобы стать ближе, я отдал ей фамильный перстень с лазуритом моей матери, который я носил на мизинце. Она мне тоже отдала на память одну вещь, которая всегда при мне, - тонкий золотой браслет с инкрустацией головки феи готической вязью.
Первая попытка не удалась. Будем ждать следующей попытки.
24 декабря 1649 г. Как мы договорились, так и случилось. Я не просто сказался больным, но действительно простыл, и у меня поднялась температура. Королева днем меня проведала. Она заботливо побеспокоилась о том, чтобы меня осмотрел ее личный доктор и прописал необходимый для меня режим дня. Было видно, что королева искренне за меня переживает. Теперь я понимал, что наша связь, если она только обнаружится, может плохо закончиться для Эббы, потому что королева принадлежала классу убежденных ревнивых женщин. Зная теперь о том, что во дворце и стены слышат, я не откровенничал с Рене. Только показал ему на шкаф и приложил палец к губам. Он посмотрел внимательно на меня, потом на шкаф и кивнул мне в ответ с пониманием. К концу дня мне стало хуже.
26 декабря 1649 г. Как только мне стало лучше, я попробовал встретиться с Эббой. Но королева отправила ее в одну из провинций с королевским поручением как свою фрейлину и подданную. Я тихо страдал от нашей разлуки. Надо отдать должное королеве: она меня не беспокоила своим излишним вниманием, терпеливо ожидая моего выздоровления. Я стал понимать, что мое общение с королевой не может не закончиться постелью. Но жизнь Эббы мне была дороже соблюдения клятвы верности влюбленных. Что я мог сделать?
28 декабря 1649 г. Имел весьма продолжительную беседу с первым полномочным послом русского царя Алексея Михайловича Романова, получившего прозвище за свой покладистый характер «Тишайший». Посланник, Борис Иванович Пушкин, оказался милейшим собеседником, неплохо изъясняющимся на моем родном языке. Посланник, имевший звание окольничего, был с тайной миссией к Кристине. Как я понял он приехал договариваться о выкупе московских перебежчиков в Скандинавию. Меня он заинтересовал как варвар с манерами цивилизованного человека. При нем состоял в помощниках занятный малый, Алмаз Иванович Иванов, в должности посольского дьяка, - это что-то вроде секретаря посольства. Как я понял, он был крещеный татарин. Алмаз Иванов был очень проницательный человек. Я решил с ним установить контакт на всякий случай: что если судьба ненароком занесет меня в студеную Россию? В отличие от него окольничий Пушкин мне показался человеком деликатным и начитанным. Так он был в курсе научных открытий и склонен к философским раздумьям.
3 января 1650 г. Эбба все в отъезде. Меня торопят во Францию политические дела Фронды и семейные проблемы, связанные с приятным наследством и возможностью получения титула Франсуа VI герцога де Ларошфуко.
Вчера, наконец, я вкусил радости любовных утех с королевой. Это случилось на охоте в ее охотничьем домике. Подробно описывать то, что случилось, мне не позволяет честь кавалера и достоинство принца учтивости. Скажу лишь то, что королева оказалась не девственницей и показала свое великое, истинно королевское умение в том, что такое плотское удовольствие. Она ненасытна в своих нескромных желаниях и изобретательна в том, как доставить удовольствие любовнику.
7 января 1650 г. Мы с Кристиной явно друг к другу охладели, потому что ничего кроме любовных утех больше нас не связывает. Большую часть времени я провожу в философских беседах с Декартом. От Эббы нет известий. Я уже несколько дней назад уговорил Рене написать письмо Эббе узнать, как она себя чувствует и когда будет в королевском замке.
8 января 1650 г. Сегодня утром, наконец, Рене получил ответ от Эббы. Она пишет, что будет в Стокгольме примерно через месяц. Затем она поедет гостить к тетке в имение под Копенгагеном. Если Декарт хочет, то может послать ей письмо в гостиницу «Моряк» в Копенгагене. Я понял, что это канал нашей связи. Письмо Рене тотчас уничтожил.
11 января 1650 г. Я с тяжелым чувством уезжаю из Стокгольма. Здесь я нашел свою настоящую любовь. Здесь же я не могу ее никак показывать своей возлюбленной, перед которой я в душе каюсь. Но королева удовлетворена и уже заинтересовалась новым ухажером. Я же простился с моим другом Картезием с таким чувством, что его больше не увижу. Пусть мое ожидание относительно Декарта окажется неверным. Я ему рассказал о своих опасениях, но он счел их неосновательными, и тем более в Швеции, несмотря на ее отвратительный климат, есть благоприятные условия для занятия науками.
В пути
10 февраля 1650 г. Мои опасения, к несчастью, оправдались, - умер мой друг Картезий. Какое горе для меня и других людей, его хорошо знавших.
Я нахожусь в Копенгагене и дожидаюсь Эббе. Она задержалась на похоронах Декарта и со дня на день приедет в Копенгаген.
14 февраля 1650 г. Вот она минута счастья, которая обещает обернуться долгими годами семейной радости. Одно только омрачает наш душевный восторг, - смерть нашего дорогого друга, без которого мы не узнали бы друг друга. Нашей идиллии угрожает лишь то, что я до сих пор женат.
Не могу передать словами миг нашей встречи. Нет таких слов, которыми я мог бы его описать. Тому причиной не только то, что миг не равен мере времени, необходимой для описания, ведь он безразмерен. Как будто и не было этих двух неполных месяцев томительного ожидания нашей разлуки. Ты была такая же прекрасная и волнительно желанная, как и в декабрьском королевском замке в Стокгольме. Было такое впечатление, что время остановилось. Только с нами уже не было друга.
Уже в гостинице мы обсудили то, как прошли похороны Декарта, и что послужило причиной его смерти. Моя любимая спросила меня с укором, почему я сам не приехал и не похоронил мэтра? Я попытался ей объяснить то, что в душе не смирился со смертью Рене и для меня он уехал в чужие края. Мы с ним будем переписываться. Если бы я увидел его мертвого, мне было бы трудно жить с сознанием того, что его уже нет. И потом я знал, что ты была рядом с его телом и воздала ему должное. Впрочем, я не оправдываюсь и вины своей с себя не снимаю. Эбба спросила, что если она умрет, я тоже ее не похороню? Я ответил, что ты другое дело, мы с тобой связаны не только интеллектуально и душевно, но и телесно, и поэтому я такое не могу не сделать. Но я умру раньше потому, что я мужчина и ее старше. Эбба со мной не согласилась, заметив, что мы с ней умрем вместе.
- Какой была официальная причина смерти? – я продолжал спрашивать, - а ты, как думаешь, из-за чего он умер?
- Лейб-медик Кристины констатировал смерть как результат тяжелого осложнения на легкие, которые у него и так были с детства слабыми, после острого респираторного заболевания. Я думаю, что его отравили мышьяком. При нашем дворе такие отравления нередко бывают. Разумеется, Кристина к этому не причастна. Иначе, зачем быть покровительницей наук и искусств? Где логика? Все же, несмотря на свой вздорный характер, она умна и увлечена науками и искусствами. Мне жаль королеву. Ее подражание английской Елизавете ее же и погубит, как королеву и как женщину. Вероятно, если это так, если его отравили, то сделали политики одной или другой партии при королеве, чтобы Декарт на нее не влиял. Тогда это могли сделать протестанты во главе с канцлером. В противном случае это могли сделать католики, чтобы подтолкнуть королеву к католичеству. Думаю, и те, и другие были способны на это.
- Как сама Кристина?
- Это ты меня спрашиваешь? Тебе лучше известно, ведь ты с ней проводил время. Я наслышалась того, как вы развлекались, когда я занималась делами в отъезде. Ты остался таким же ветреным, каким и был. Что с тебя взять, - с амурного авантюриста.
- Прости меня любимая, она меня склонила к телесной связи.
- Как легко у тебя все получается. А что мне делать со своей ревностью? Или тоже изменить? Ты согласен, чтобы я изменила тебе с первым встречным? Я не могу этого забыть!
С этими словами она, хлопнув дверью, выбежала из комнаты, которую мы снимали. Я догнал ее на лестнице. Она вырывалась из моих объятий, пока не взяла меня за руки и не сказала: «Не привлекай к нам излишнего внимания, мы не у себя дома и еще не муж и жена. Оставь меня в покое, на время, пока я не забуду обиду и не успокоюсь». Она спустилась по лестнице к двери и вышла из гостиницы. Я чувствовал себя последним негодяем. Чтобы как-то отвлечься от тягостной сцены я чуть не отвязался на одном странном господине, который на меня пристально смотрел. Его странность состояла не только в том, что он был в темной бархатной маске, но и, очевидно, походил на меня. Однако как только мой двойник понял, что обратил на себя мое внимание, то тут же исчез за дверью. Когда я выбежал за ним во двор, то там никого уже не было. Вскоре я забыл о нем: примирение с любимой вытеснило из моего сознания встречу с незнакомцем, так на меня похожим. Эбба мне сказала, что пока меня простила, а там видно будет. Но если я еще раз такое допущу, то больше никогда не увижу ее. Вот так вот. Я согласился.
19 мая 1650 г. Мы живем душа в душу с Эббе. Она порой только скучает по своей северной стране, где любила кутаться в дорогие
