забушевало противоречие. Если Ульф уже мысленно раздевал Берту жадными глазами, то Никита Здрогов не знал, как отнестись к таким эмоциям своего «второго я». Он ведь недавно вступил в ВЛКСМ, а коммунистическое воспитание молодежи подразумевает, что женщина в первую очередь не предмет вожделения, а друг, товарищ… Никита чуть было не добавил: «И брат».
Это мгновенное противостояние так же моментально завершилось позорной капитуляцией комсомольца Здрогова перед похотливым самцом Ульфом. Правда, Никита утешил себя тем, что раз он попал в шкуру этого самого Сингельда, то и надо следовать ему во всем. После достигнутого внутреннего компромисса желание поскорее познакомиться с Бертой поближе возросло многократно.
Внутри особняк оказался еще более внушительным, чем снаружи. Особенное впечатление произвел на Никиту парадный зал, уставленный статуями пеших и конных рыцарей. На стенах висели портреты каких-то шведских вельмож как относительно недавних времен, так и более ранних. Скорее всего, это были предки графа Хольгенстрема.
Сам же генерал-фельдцехмейстер, хоть и был уже не первой молодости, выглядел энергичным, подтянутым и крепким по сложению. Сказывались постоянные упражнения в фехтовании и верховой езде.
Обязанности денщика оказались совсем не обременительными. Хольгенстрем отнесся к солдату довольно благосклонно, без нужды не придирался, хотя характер имел строгий и порядок во всем любил.
Уже на второй день Никита в этом доме освоился. Жизнь, казалось, приняла вполне счастливый оборот. Но тут к парню пришла тоска. Он вдруг отчетливо осознал, что той, прежней жизни в двадцатом веке он лишился н а в с е г д а, ведь все, происходящее с ним сейчас – не сон, не морок, а самая настоящая явь. Он никогда больше не увидит родителей, друзей, широченные проспекты современной ему Москвы – столицы СССР.
Но вскоре ему стало не до переживаний, потому что прибавилось хлопот. К генералу приехали важные иностранцы, которых надо было разместить в его доме. И прибыли они для каких-то очень серьезных переговоров.
Иностранцев этих было трое, и представляли они разные державы. Лорд Дэдлей из Англии, граф Рошамбо из Франции и барон фон Клейст из Пруссии.
Для прислуги с их приездом суеты прибавилось. Впрочем, это не мешало флирту Здрогова с Бертой стремительно развиваться, но до высшей точки он пока еще не дошел, и имелась на то причина. Берта была замужем и жила в пристройке к особняку вместе с мужем, здоровенным конюхом Бьерном, который не остался бы равнодушным к таким вот амурам за его спиной. Надеяться выстоять против него в кулачном бою бессмысленно, разве что попробовать пнуть его подошвой в голень. Еще хуже то, что у Бьерна была бы возможность выжить Никиту из этого дома. Ведь конюх – это не денщик, который «подай-принеси». С Бьерном генерал, страстный любитель верховой езды, общается часто и подолгу. Влияния конюха хватит, чтобы подстроить какую-нибудь пакость, которая будет стоить Никите места, а тогда – снова муштра на плацу, рытье окопов и рвов и все прочие радости солдата гренадерской роты.
Впрочем, Берта оказалась сообразительной. Она назначила Никите вечернее свидание в небольшой каморке, вход в которую был из гостиной. В этом помещении прислуга хранила инвентарь для уборки дома. Но имелся там и топчан.
- Только помыться не забудь, - добавила она.
Вообще-то, жителю Москвы второй половины двадцатого века, да еще из культурной семьи, могла бы не напоминать. Но ведь он-то для нее Ульф, как и для всех здесь, крестьянский парень из Марманде, к тому же, в его обязанность входила чистка нужников в доме.
Вечером гренадер тихонечко пробрался в эту самую каморку. Настроение у него было великолепное, ведь предстояло попробовать первых в жизни плотских радостей. Никита так размечтался, что пропустил момент, когда из гостиной вдруг донеслись приближающиеся голоса нескольких человек. И ни один из них Берте не принадлежал, потому что все были мужскими.
Перегородка между каморкой и гостиной была настолько тонкой, что когда в гостиной расположились люди, Здрогов мог слышать каждое их слово.
Понятно, что это Хольгенстрем и трое его гостей. Разговаривали они на французском: именно он, а не английский, был в восемнадцатом веке языком международного общения. И именно этот язык Никита знал очень неплохо. В семь лет ему посчастливилось: их микрорайон был приписан к хорошей школе, где язык изучали уже со второго класса, и школа была как раз французской. Если прибавить к этому очень приличную успеваемость Здрогова, легко догадаться, что к десятому классу говорить по-французски он мог довольно свободно.
Первой мыслью Никиты было выскочить из каморки, принести хозяину извинения, что он не вовремя тут оказался, и быстро ретироваться. Но на это солдат не решился. Хольгенстрем хоть и справедливый, но строгий, а тут получается, что денщик по вечерам без нужды бродит в той части дома, где ему так вот просто бродить не положено.
И Здрогов принял решение отсидеться в каморке, пока генерал и его гости не закончат беседу и не покинут гостиную. Тогда и он тихонько исчезнет. Понятно, что Берта сейчас сюда не сунется, но свидание можно и потом устроить.
Конечно, слушать чужие разговоры нехорошо. Но сейчас более уместно слово «слышать». Раз каждое слово до него четко доносится, то и комплексовать нечего.
Но то, что он услышал, потом заставило его тысячу раз пожалеть о том, что он оказался в ненужное время в ненужном месте.
- Месье Хольгенстрем, вы уверены, что нынешнее правительство Швеции долго продержится у власти? – поинтересовался граф де Рошамбо.
Генерал-фельдцехмейстер на это ответил, что сейчас «шляпы» полностью составляют «тайный совет друзей короля», а также имеют большинство в рикстаге. Возвращения к власти партии «колпаков», выпестованной в свое время Арвидом Горном, не предвидится еще долго.
- Господа, я бы предложил вернуться к главному предмету нашего разговора: новому орудию и коалиции, - с некоторым раздражением произнес фон Клейст.
- Я только что собрался это сделать, - любезно ответил Хольгенстрем. – Господа, прошу взглянуть на эти чертежи.
Никита услышал шорох разворачиваемых бумаг, которые, видимо, пошли по рукам собравшихся.
- Это чудо-гаубица – изобретение нашего мастера Магнуса Грегерсена, - раздался голос генерала. – Она имеет длину ствола десять калибров, а вес снаряда может быть до семнадцати фунтов, стрелять же она может на четыре километра: и бомбами, и ядрами, и картечью, и гранатами. То есть, она на несколько голов превосходит все то, что есть сейчас у русских.
- В этом случае вы сможете из таких орудий расстреливать любые боевые порядки русских, не неся при этом таких же потерь? – поинтересовался лорд Дэдлей.
- Разумеется. Нам лишь осталось оснастить нашу армию достаточным числом таких пушек.
- Когда Швеция будет готова начать войну? – просил граф де Рошамбо. – Все зависит от срока изготовления этих орудий?
- Не только от этого, - Хольгенстрем откашлялся. – Но в этом году мы должны выступить обязательно, поэтому, господа, нам необходимо сегодня окончательно утвердить наше решение о коалиции. Для победы нам не достаточно одной артиллерии, понадобится еще и поддержка войск Франции и Пруссии на суше и британского флота на море.
- Наконец-то мы подошли к главному, - подал голос фон Клейст. – Пора оговорить условия участия каждой стороны в этой будущей войне. И я хотел бы знать, готова ли Швеция передать чертежи этого орудия другим участникам коалиции.
- Конечно, господин барон, - заверил его Хольгенстрем. – Как только мы отольем несколько таких гаубиц и с успехом их испытаем, каждая из ваших держав будет иметь возможность ознакомиться с их устройством. Но может ли Швеция рассчитывать на выступление союзников сразу, как только мы выступим сами.
- Это станет возможным, когда армия его величества короля Фридриха при поддержке войск его величества короля Людовика, нанесет поражение Австрии и займет Силезию, - высказался прусский генерал.
- Я с этим согласен, - поддержал его Рошамбо. – К сожалению, план отторжения Силезии от Австрии сейчас затруднен тем, что сейчас делает монарх Великобритании его величество король Георг. Несмотря на то, что его парламент и кабинет министров поддерживают планы по Силезии, он продолжает вести тайные переговоры с Марией-Терезией. И это бросает тень на наш союз.
Такое высказывание возмутило лорда Дэдлея, и он начал довольно активно препираться с посланником Франции. Но перепалка длилась недолго: фон Клейст и Хольгенстрем довольно быстро успели спорщиков примирить. Дескать, не место разногласиям в такой великий исторический момент, когда от Австрийской империи будут сообща отрывать самые жирные куски, а что касается России…
Она вообще должна была исчезнуть как государство. Таково было общее мнение всех участников коалиции.
Удар предполагалось нанести силами сразу пяти стран. Швеция должна была выступить первой, объявить России войну, вторгнуться в Карелию и создать угрозу для Петербурга с севера. Прусско-французский экспедиционный корпус при поддержке британского и французского флотов высадится на южном побережье Финского залива и начнет марш к столице, угрожая ей с юго-запада. Соединенные армии Франции и Пруссии, разгромив Австрию, пройдут через Польшу и вторгнутся в Россию с запада. Турецкий султан высадит свои войска на северном побережье Черного моря и вместе с татарской конницей Крымского ханства двинется на север, угрожая российским южным городам.
И наконец – Англия. Британский флот атакует Кронштадт, а на севере – Архангельск.
При таком раскладе России, конечно, будет не устоять, тем более, что и момент для войны был выбран самый подходящий. Страна ослаблена чередой дворцовых переворотов, за последние шестнадцать лет их было три или четыре. Десять лет, с 1730-го по 1740-ой, Россия была вообще погружена во мрак, потому что правили все это время царица Анна Иоанновна и ее фаворит герцог Бирон, казнившие, искалечившие и отправившие на вечную ссылку в Сибирь множество людей. После очередного переворота в 1740-ом году страна вздохнула свободнее, наступила относительная тишина. Зато времени для нападения извне на ослабленную и еле дышащую Россию – лучше не придумать.
И тут собеседники дошли до самого главного. Речь пошла о дальнейшей участи страны и интересах каждого участника коалиции.
Никита затаил дыхание и теперь, казалось, слышал биение собственного сердца.
Все земли, отвоеванные при Петре I – Карелия, Ингерманландия с Петербургом и Прибалтика – должны были отойти обратно к Швеции. Кроме того, Швеция должна была прирасти и более восточными землями русского Севера вплоть до Архангельска и северного побережья, которые получала Англия. Пруссия занимала часть польских земель вплоть до границы с Россией, Османская империя захватывала российский юг, становясь угрозой для Австрии с востока.
Но главным выгодоприобретателем становилась географически отдаленная от России Франция. Преемником нынешней независимой Российской империи должна была стать слабая обкорнанная со
