нащупывает?! - в очередной раз изумилась Геля, - ладно бы - лёд внизу, коли да коли себе - но там, на верхотуре-то!
Квартира, где жила Ангелина, находилась весьма далеко от подъезда, в который она вошла. Конечно, можно было пройти ещё одну улицу и углубиться в сумрак лестниц чёрного хода, там путь по лабиринтам домов короче. Но там, того гляди, попадётся этот дурак Лёшка, которому придётся врезать рюкзаком, отчего стремглав нестить вверх по лестнице, и Лина чёрным ходом не ходила.
Поднявшись на третий этаж, она ступила во мрак громадного коридора. Мрак - потому что по обеим сторонам никакие не окна, а плотно закрытые двери квартир, а лампочки горели тускло и неверно - и все были по 15 ватт: экономия. А коридор высокий и широкий, как это бывает в старых домах, и пол паркетный и скрипучий - от него всегда пахнет ушедшими веками. Так дедушка определил. И Геля соглашалась: так пахнут вещи в чулане, мамонт в музее, допотопные буфеты дряхлых бабушек. По-восковому душно и затхло.
Уже сто лет этим коридором ходят люди. Больше ста! А стены незаметно наблюдают, и потолок летит над головой, весь такой высокомерный и насмешливый, этому до людей и дела нет, он даже вниз не взглянет. Геля шла, подняв голову - где он там, потолок? - но разглядеть почти ничего не получалось - лампочки выхватывали пространство только посерёдке, их на потолок не хватало.
И всё-таки это было родное пространство. Прежде, когда они с дедушкой возвращались домой - особенно в такую пору, как нынче - вьюги, мороз и мокрый снег в лицо оставались позади, а здесь было тепло, сухо и тихо, и долгое приближение к уютной квартире - когда ты постепенно оттаиваешь, и так же постепенно начинаешь расстёгиваться, на ходу трясёшь головой, чтобы сбить капли обильно потёкших сосулек на выбившихся из-под шапки прядках волос, а шапку стаскиваешь прочь - только продлевало удовольствие. Потому Геля спокойно ходила тут одна, и никогда ни тени страха в сердце не закрадывалось. А сейчас - закралось.
Совершенно точно! Геля даже удивилась, на миг отпихнув страх: что это вдруг с ней? Ей - страшно! Потрясающе! Но почему?!
Может, потому, что только что, по пути, Маришка, делая ужасные глаза, замогильным шёпотом рассказала ей сказку про красную руку. А потом ещё про синюю. А потом про зелёную. Во всех трёх ничего не подозревающая девочка едва доживала до ночи. А ночью...
Конечно, сейчас не ночь - но вокруг так темно! А коридор сейчас завернёт за угол! А если из-за угла... Лине стало холодно, и слегка закружилась голова. Из-за угла... Но ведь за угол - так или иначе - всё ж придётся завернуть. НАДО!
Ангелина придержала дыхание, напряглась и, разом выдохнув, шагнула за угол.
Сперва ничего не случилось. И даже страха не стало. Она просто смотрела перед собой и видела дальний конец коридора, и углубление в стене, где, она знала, дверь её квартиры. Осталось-то каких-нибудь десятка два шагов! И лампочка здесь яркая горела. Стена была хорошо освещена, бояться нечего!
Но Геля замерла, вытаращив глаза. Глаза явно подводили её. Происходило невероятное! В глубокой тишине знакомая освещённая стена вся содрогнулась, пошла волной - и вдруг стремительно поехала на неё. Глазам можно верить, можно не верить - но независимо от этого, когда на тебя несётся четырёхметровая стена, и расстояние считанные мгновенья резко сокращается - ты вольно-невольно отпрянешь назад! Даже если ты cамо бесстрашие, и всякие суеверные глупости не для тебя.
Лина попятилась и, взвизгнув, рванулась обратно. И тут же всем туловищем ударилась о несокрушимую вертикальную плоскость. Откуда та взялась, думать было некогда. Нужно было бежать! Вот только - некуда. Девочка спиной оказалась прижатой к твёрдой поверхности, а стена всё наезжала на неё, всё ближе и ближе. Вот уже коснулась вытянутых в попытках защититься рук. Вот руки вынуждены податься назад, вот опуститься. Голова - притиснуться затылком, потом повернуться набок, чтоб уберечь лицо - и всё равно ощутить, как крашенная масляной краской, с неуклюжей надписью "Лина", что втихаря от взрослых старательно выведена фломастером во времена изучения букв, такая СВОЯ стена - неотвратимо надавливает щёку, ключицу, грудь, живот, и вот уже не можешь вздохнуть, и крик делается хриплым, всё слабее, дыхание мельчает, дёргается, буксует - и теперь ты понимаешь, как умирают люди.
Остатки сил потратились на угасающее: "Дедааа!"
А потом всё внезапно остановилось. Геля словно повисла вне времени. Ни жизни, ни смерти. Стиснута, распластана - однако сознание не меркнет. Воздух, пульсируя, ещё проникает в лёгкие. И ты понимаешь, какое это блаженство - дышать. Дышать и жить. Как хорошо жить! Только бы эта стена ни на миллиметр не двинула дальше.
"Не надо, - попросила Ангелина про себя: даже прошептать не удавалось, - я не буду больше писать на стенах! А когда вырасту, покрашу тебя розовой краской! Не надо".
"Не надо", - повторило эхо где-то над головой. А голова зажата, так что шею больно. И в голову совершенно некстати, без всякой паники, вступает догадка: "Наверно, так бывает при землетрясении". И ещё чуднее соображение: "Меня могут откопать! Спасатели!" А потом осеняет: "Наконец-то легко дышится!" А следом ещё: "А стены-то - нет!"
Страшно поверить - но нет стены! Вот, рукой щупаю: нет! И рука шевелится. И не давит щёку. И не больно шею. И можно кричать сколько хочешь! Хоть во всё горло! "Дедушкааа!"
- Да ты что, маленькая?! - услышала она дедушкин голос и сообразила, что давным-давно у дедушки на руках, и дедушка несёт её в распахнутую дверь комнаты, и рукав рубашки его совершенно мокрый. И она тычется в этот рукав и ревёт, громко-громко: "Дедушкааа!"
- Что ты, что ты... - гладит по голове дедушка, и голос у него испуганный, - что с тобой случилось?
- Деда! - сквозь слёзы твердит Лина, - стены! Деда! Стены давят! Деда! Я боюсь!
- Ну, ну, успокойся, мы разберёмся, что там стены натворили, - растерянно бормочет дед, и старается придать твёрдости голосу (и Лина улавливает и понимает, что старается), - мы это так не оставим! Что это за стены у нас такие?! Ты подробней-то скажи, что там со стенами!
- Деда... чуть не раздавили... - и рассказала. Всё ещё дрожа, хлюпая носом и слов не находя. Как сумела. Дедушка только затылок почесал:
- М-да... дела...
Помедлив, осторожно спросил:
- Линочка, а не могло это показаться тебе? Ты испугалась, сказок наслушалась. Иногда бывает, что человек верит своим фантазиям.
И тогда девочка горько заплакала, и это были уже другие слёзы, где сразу исчез испуг, а вырвалось одно отчаянье:
- Ты мне не веришь!
Что и говорить. Поверить было трудно. Проверить невозможно.
Поздно вечером, уже в постели, Геля слышала тихие голоса из другой комнаты. Удручённые дедушкины интонации, сдавленные всхлипывания мамы, гневный папин рокот:
- Как вы могли, Захар Кузьмич, пойти на поводу у ребёнка?! Одну... в этом диком коридоре... да ещё ваш гранат! Кто-то мог узнать, ведь явная попытка! Напугали до полусмерти, сильнейший стресс!
- Дмитрий, но нельзя же вечно опекать... она внимательная, аккуратная, умная девочка...
- Папа, ты слишком мягкий... и беспечный! Боже мой! Ну, что же делать?! Ведь горячечный бред! Жутко же - на полном серьёзе слушать про эти стены! Но что-то же воздействовало на неё! Обследовать?.. Нанести девочке ещё одну душевную травму?.. Но, явно же, надо к специалисту!
- Женечка, ты успокойся, страшное позади, остальное перемелется... конечно, я больше не отпущу её одну...
"Как хорошо! - подумала Лина, сразу же почувствовав: уютно в кроватке, и хочется спать. - Мне теперь тАк это нужно: чтобы дедушка всегда был рядом".
На следующий день мама Женя самоотверженно взяла отгул и отправилась в психологическую консультацию, о которой прочитала в интернете.
*
- Ты, Блистание! Взойди в ясный круг под синим прозрачным сводом пред Пламенем и воззри в глаза его, дабы взглянуть в мои!
- Я, Блистание, и вот я ступаю в ясный круг под синим прозрачным сводом пред Пламенем и пью от взгляда его, и насыщается дух мой, и множатся силы, и я вижу тебя, и я говорю с тобой, ты, Светозарное! Я тут, ибо приложило ладонь к одной из дверей, и закрыло мир за собой, и ничто не вошло мне вслед. Да возсияет Пламя вo хрупкости своей! Итак, я слушаю!
- Я, Светозарное - и вот, я пребываю в ожидании и надежде, и взываю к Пламени, да простит нам ошибку... когда оно возможно... Блистание, мы оба виноваты. И ты, и я - найти должны решенье. Мы допустили промах, и теперь закрытый мир немного приоткрылся. Нам портят замыслы. Не так, чтоб очень... но неожиданно, тем и досадно. Мы оба позабыли: средь людей - пусть редко - но бывает это свойство... особая способность... уловить её - особый труд и напряженье, а так же боль - как языки огня - бывало, обожгут на миг - и стихнут. Но надо было не жалеть себя. Наш труд - он чересчур великолепен! Сверхграндиозен! Умопомрачает искусство, всё же - окупает совершенство.
- Я знаю, Светозарное, я знаю! Теперь, себя не пожалев, склонимся пред Пламенем! О Пламя! Помоги нам!
*
Что Женя волновалась - это звучит несерьёзно. Она не попадала ногой в сапог. А когда попала, зацепилась о порог каблуком. Каблук выдержал, а вот подмётка повела себя подло. До самой консультации - тише воды, ниже травы - и уже при входе в довольно невзрачную для громкой вывески "Медико-психологическая консультация" тугую дверь, которую пришлось поднажать ногой, предательски распалась надвое. До самого каблука. Как челюсть голодного крокодила. Так, что Женя, в голове которой по пунктам вертелись все те слова, что скажет неведомому психологу, и, соответственно, что скажет психолог ей, а Женя ему, а он ей... - в общем, Женя споткнулась на подвернувшейся подмётке, не удержалась на ногах и, пролетев по щербатому кафелю, врезалась коленкой в ступеньку короткой лестницы.
Слова так и посыпались из головы. Вместо них хлынули совсем другие, не столько в голову, сколько изо рта:
- Да что это такое?! Кто здесь нацеплял каких-то железок, нормальные люди пройти спокойно не могут!? Шарашкина контора!" - тут же мельком Женя увидела себя в тёмном стекле распахнутой двери - нелепо съехавшую шапку, выбившиеся наружу короткие светлые прядки и свои кривящиеся губы, зло проговорившее это: "Шарашкина контора!" - и стало ещё и стыдно, что сорвалась. От унижения она хлюпнула носом и еле удержала слёзы, потирая коленку.
- Боже-може, сколько грохоту! - из ближайшей двери высунулась худая стриженая шатенка. Глаза смотрели сочувственно, - о! милочка, да у вас сегодня несчастливый день! Давайте-ка, я вам помогу, - она торопливо зацокала шпильками с лесенки и подхватила Женю под локоть, помогая подняться, - вставайте-вставайте! не расстраивайтесь... больно?
В голосе звучала забота, а это сразу утешает. Немедленно перестаёт болеть коленка, и разом испаряется обида на весь белый свет.
- Что вы! - улыбнулась Женя, - пустяки...
- Ну, как пустяки?! - серьёзно проговорила женщина, - ударились же! Конечно, больно... как? можете наступать?
- Могу-могу! - уверила Женя, - не стоит беспокоиться...
И тут же наступила на скрюченную подмётку. Лицо само собой сделалось кислым:
- Тут... видите, другая проблема... теперь и до дому не дойти...
Секунду женщина оценивающе смотрела на
