- Ты точно сумасшедший, - вновь повторил Рейналь. – Как ты только додумался до такого. А твоя жена… - он сузил глаза, приподнимаясь с матраца и прислонившись спиной к стене, - ее ведь казнили, как дворянку и тебя арестовали из-за нее, да? Кажется, теперь я начинаю понимать, как ты попался.
- Нет, - Тьерсен покачал головой, - моя жена не аристократка. Она простая девушка, работала продавщицей в лавке, как и Мадлен… Вам ли не знать, Рейналь, что террор стал похож на бешеного зверя…, хватают всех подряд – и виноватых, и безвинных.
- Увы… - Пьер отвернулся в сторону, - я и сам выступал против этого.
Против того безумия, в которое все скатилось. Да, я требовал усиления террора для новых богатых «аристо», этих нуворишей, вылезших со дна и начавших жадно и беспринципно обогащаться на революции. Но я никогда не желал казни простых людей.
- Бешеный зверь, сорвавшийся с цепи, не разбирает, кого ему рвать, - тихо сказал Тьерсен.
Неожиданно он вспомнил эпизод из далекого детства… огромного черного мастифа, повалившего его наземь, и остервенело рвущего руку.
- О… какие сравнения, - устало, но беззлобно усмехнулся Рейналь, вытянув ноги. Он провел рукой по груди и хрипло закашлялся.
- Перед глазами все плывет, - пробурчал он, - наверное, опять начинается лихорадка.
- Ну так что насчет моего предложения? – спросил Тьерсен.
- Ничего! – резко бросил Пьер, вновь ложась и накрываясь одеялом до подбородка, - неужели ты решил, что я пойду на такое? Принять это… - он смолк, а его губы презрительно скривились. – От тебя…
Слово «тебя» он выделил особенно.
- Догадываюсь, какое слово вы хотели сказать, Рейналь, - резонно заметил Жан-Анри, в котором неожиданно стала просыпаться язвительность, - принять от меня мою жизнь - паршивую подачку, как вы считаете. Жизнь такого подонка, как я. Вам это крайне противно и претит вашей замечательной революционной гордости, так ведь? Признайтесь, вы ведь думаете только о ней, о своей гордости… перед самим собой… о своей незапятнанной чести… но не о Мадлен думаете… не о Лу. Не о том, как они будут жить, оставшись совсем одни.
- Не смей даже упоминать имя моей жены! – Пьер приподнялся, но вновь тяжело, с надрывом закашлялся. – После того, что ты с ней сделал… Не тебе, мерзавец и насильник, читать мне нотации!
Тьерсен поднялся, подошел к столу и взял кружку с водой.
- Выпейте лучше воды, - он протянул ее Пьеру.
Рейналь взял кружку, сделал несколько глотков и вернул обратно.
- Воду я еще согласен принять от тебя, аристо… но не большее, - мрачно бросил он и лег, отвернувшись к стене, давая понять, что разговор окончен.
Остаток дня и вечер прошел в гнетущем молчании. Рейналь так и лежал, отвернувшись лицом к стене, то ли из-за того, что не желал больше разговаривать с Тьерсеном, то ли, потому что его состояние ухудшилось. Когда принесли ужин – пару вареных подгнивших картофелин и неизменный кипяток, от своей порции он опять отказался.
Незаметно подкралась темнота, и камеру окутал полумрак.
Тьерсен лежал в своем углу, закинув руки за голову и смотрел на маленький белый квадратик света на полу. Ночь была теплой и лунной. Рейналь тяжело дышал во сне, иногда бессвязно бормотал какие-то слова… опять звал Мадлен, а также какого-то Реми.
Жан-Анри закрыл глаза, но сон не шел. Вместо этого перед ним вновь и вновь возникало лицо Жаннет, ее большие темные глаза, тонкие нежные руки, которыми она обняла его за шею на прощание в тот роковой день, когда уходила навестить Карвевиля. Ее нежные губы и милая улыбка, в которой, несмотря на всю ту грязь, в которой ей приходилось раньше жить, оставалось что-то чистое и совсем еще детское. Тьерсен закусил губы и уткнулся лицом в сжатый кулак, чувствуя, как по лицу побежали слезы. Еще этот лунный свет… он будто стократно усиливал его тоску, заставляя невыносимо щемить сердце.
В противоположном углу вновь простонал Пьер. Тьерсен поднялся со своей лежанки и подошел к нему. Рейналь лежал на спине, откинув одеяло в сторону.
- Пить… - хрипло произнес он. – Воды… нет, не будет этого… я не позволю… Свобода, равенство… к чертям… люди… куда все делись! Нет, нет… Реми… нет! – он повысил голос и на мгновение смолк. А затем продолжил бормотать бессвязные слова.
Жан-Анри нагнулся, дотронувшись рукой до его лба. Тот был раскаленным. Он нагнулся, засунув руку в его карман и извлек платок, подошел к столу, смочил его водой и вернулся к больному. Положив платок на лоб Рейналя, Тьерсен внезапно подумал об одной вещи. Лучше было сделать это сейчас. Расстегнув пуговицы его камзола, он сунул ладонь во внутренний карман, и его пальцы почти сразу хрустнули бумагой. Как он и ожидал, свою защитную речь Пьер носил с собой. Вытащив ее, Тьерсен спрятал ее в свой карман. А затем… он понимал, что сделать это тоже необходимо… хоть и так тяжело. Последнее, что оставалось у него на память о Жаннет. Он подошел к квадратику белого лунного света и развернул ее портрет. Смотрел на него с минуту, затем поцеловал, свернул в трубочку и, нагнувшись над Рейналем, спрятал в кармане его камзола.
«Неизвестно, когда его вызовут в трибунал, но только бы поскорее… Да поможет Бог, пусть это произойдет как можно быстрее» - думал Жан-Анри, возвращаясь на свое место. С этой мыслью он и задремал.
Проснулся он от скрежета ключей в замке, протяжного стона открываемой двери и резкого окрика охранника.
- Граждане, кто из вас Пьер Рейналь? На выход! Вас переводят в Консьержери.
Еще не проснувшись до конца, Тьерсен приподнялся на локте, протерев ладонью заросшее щетиной лицо. В маленькое зарешеченное окошко проникал тусклый утренний свет. Сердце его ухнуло, падая куда-то вниз.
«Вот и всё…, - молниеносно пронеслась в сознании мысль, - ты ведь сам хотел этого. Все почти получилось. Только…»
И он испуганно посмотрел в сторону Рейналя. Но Пьер лежал неподвижно, не подавая никаких признаков жизни вообще.
- Я… я Пьер Рейналь, - поспешно ответил Тьерсен. Внезапно он почувствовал, как все его тело трясет. То ли от холода, то ли от волнения.
Охранник перехватил его встревоженный взгляд и подойдя к Пьеру, сильно тряхнул его за плечо:
- А с ним что такое? – поинтересовался он. – О, да он, похоже, без сознания.
- Заболел, - хрипло ответил Тьерсен, - со вчерашнего дня. А ночью у него был бред и сильный жар. Говорят, что лазарет переполнен, но пусть хотя бы врач его здесь посмотрит.
- Хорошо, - сказал охранник, - врача сегодня позовем. Как его зовут?
- Андре Серван, - ответил Тьерсен, отряхивая камзол от прилипших соломинок, поднимаясь и подходя к охраннику. – А я готов.
- Повернитесь, Рейналь, - скомандовал охранник, и Жан-Анри поспешно повернулся, ощущая, как руки привычно уже связывают за спиной. Затем его взяли за плечо и грубо направили к выходу:
- Пойдемте!
Да, он все-таки решился...
Спасибо за новую главу, Ириша. Жаль, короткая!