рассмотреть заполученную безделушку.
- Силефия – моя мать.
Мать? Мих удивленно моргнул, и страх отступил еще немного. Невероятное и потусторонее создание, дитя тьмы, королева потерянных – оказывается, она тоже могла быть чьей-то возлюбленной, родить ребенка, подарить жизнь… И оказаться не такой вечной, как ему думалось! Это все трудно было уложить в голове. Парень взлохматил и без того непокорно торчащие светлые волосы и кивнул, словно соглашаясь с собственными мыслями.
- …И она потерялась.
- Как это – потерялась? – Мих даже рассмеялся абсурдности ситуации. Королева потерь сама потерялась! Впрочем… - Так ты стала новой королевой?
- Ты больше не боишься? – серебристые глаза уставились на него с опаской, ажурные крылья дрогнули, словно девушка решила улететь, как почуявшая опасность бабочка.
- Нет, - ответил Мих и сам удивился тому, что леденящий ужас, сопровождавший всякое появление дочери тьмы, исчез без следа. Может быть, потому что он стал воспринимать ее больше как живое существо, нежели мистическую потустороннюю сущность.
- Сильный, - с сожалением произнесла Аммилина и покосилась на свою свиту из кошек и ворон, рассевшуюся вокруг. – Но власть все равно моя. Ты отнял эту вещь, - она покачала кулоном, как мятником, - у моего слуги. Это была не твоя находка, ты должен ему, а, значит, должен мне.
- Что же я тебе должен? – Мих вглядывался в правильные, словно резные черты лица, в тонкую фигурку и потрясающие воображение крылья, и сожалел, что вместе со страхом ушло и слепое восхищение.
- Пойдем со мной, - она властно протянула руку, но испортила все впечатление величественности, быстро добавив: - Я ничего тебе не сделаю, не бойся.
- Я не боюсь, - улыбнулся Мих, вставая и осторожно сжимая в ладони хрупкие белые пальцы.
Черные бабочки в считанные мгновения вновь заполонили все вокруг, так, что хотелось закрыть глаза или отмахнуться, но что-то подсказывало, что делать этого не стоит. Впрочем, не прошло и минуты, как бабочки снова ринулись в стороны, и Мих обнаружил, что стоит посреди просторного холла с зеркальным мраморным полом, массивной лестницей и целыми гроздьями огоньков вдоль стен, сияющих, словно свечи. Не осталось ни свиты, ни даже бабочек, а сама Аммилина стала похожа на обычную девушку, только крылья казались пугающе настоящими. Сейчас девушка сложила их за спиной, как настоящая бабочка. Туника складками огибала место, где крылья соединялись со спиной, от лопаток и до копчика. При ярком свете можно было увидеть, что они бархатистые, словно покрыты очень короткими гладкими ворсинками. У кончиков глубокий черный цвет отливал в синеву, возле самой спины имел серо-розоватый оттенок.
Аммилина вздохнула, словно приходя в себя после долгой дороги, шагнула в сторону, зацепила пальцами едва различимую паутинку, соединяющую огоньки в грозди, так, что они поплыли за ней, подобно стайке маленьких воздушных шариков, и пошла к лестнице. Мих поспешил следом, и они поднялись по ступеням, изгибающимся полукругом, пока не вышли на широкую каменную площадку.
Здесь открывался странный, сюрреалистичный вид. Лестница привела их на заросшую травой равнину, бугрящуюся небольшими холмами вдали. Низкие серые облака неторопливо и величественно клубились над равниной. То тут, то там вырисовывались какие-то предметы – от останков полуразрушенного деревянного дома, до разбросанных в траве безделушек, игрушек и даже картин.
- Не сюда, - девушка потянула Миха дальше, на лестницу, которая вроде бы не казалась высокой, но терялась в облаках, уходя очередным округлым витком вверх. – В долину потерянных вещей сам не ходи, - продолжала Аммилина, легко шагая по ступеням, - Там доживают свой век забытые вещи, они могут быть опасны. Там интересно побродить, но без опыта можно просто потеряться или нажить неприятностей.
Мягкие, словно пух, серые облака теснились на лестнице, закрывая ступени. Дева-бабочка с досадой скривилась и несколько раз открыла и схлопнула крылья, отгоняя прочь пушистые клубы. Мих недоверчиво дотронулся до облака, а затем ущипнул и потянул странную массу. В пальцах остался клочок серого и теплого невесомого вещества, которое на миг показалось плотным… и вдруг оказалось именно таким – плотным, теплым и пушистым, как бок маленького зверька. Юная королева скосила глаза и фыркнула:
- Оно будет тем, что ты захочешь, так что не заходи слишком далеко в своих фантазиях.
Мих изумленно охнул, выпуская комочек из рук, но тот уже повис в воздухе перед его лицом и открыл маленькие черные глазки-бусинки. Моргнул раз, другой, и вдруг ласково ткнулся в щеку изумленного человека.
- Эй, - опешивший Мих и едва не оступился, - Возвращайся, давай туда, где был!
Тепло и печаль на миг коснулись души Миха, словно пришли извне, и комочек отлетел обратно к облаку, прилип с краю, грустно поглядывая оттуда и вовсе не собираясь снова становиться бесформенной массой. Парень беспомощно глянул в прямую спину поднимающейся Аммилины, затем снова на глазастое облачко и фыркнул:
- Эх ты, Пых… - а затем поспешил догонять свою спутницу.
На третьем «этаже» лестница заканчивалась. Здесь было темно и прохладно. Мягкий свет от светящихся шариков в руках Аммилины едва достигал каменных стен, сходящихся над головой сводом пещеры со сверкающими синими и алыми сталактитами. Девушка нетерпеливо оглянулась, и тут же из темноты вынырнули две невысокие круглолицые женщины, похожие, как две капли воды. Они были одеты в старинные платья прислуги, но даже при белых передниках и чепцах женщины казались какими-то серыми, блеклыми. Была в них некая странность. Женщины поклонились Аммилине и пошли по каменному коридору, и тогда Мих понял: горничные спокойно и уверенно двигались в полной темноте. Затем они вдруг остановились и встали по обе стороны углубления в стене, которое, при ближайшем рассмотрении, оказалось массивной полукруглой дверью, бесшумно повернувшейся вокруг центральной оси, стоило Аммилине едва коснуться ее.
Представшая взгляду комната оказалась столь же удивительной, как и все в этом странном месте. Здесь также свешивались с высокого потолка гирлянды фонариков, но под ногами оказался мягкий коричневый ковер. Светло-бежевые стены были увешаны сотнями фотографий: портретами и групповыми, пожелтевшими снимками и глянцевыми отретушированными изображениями. Лица на этих фотографиях не повторялись. У дальней стены стояло несколько этажерок с кипами ветхих газет и простое деревянное кресло-качалка. Кроме того, обстановку комнаты дополняли две белоснежные софы с резными ножками, пара кресел, имевших подлокотники, но без спинок и белый же стол с витиеватым коричневым орнаментом.
- Гостиная мамы, - пояснила Аммилина, со вздохом опускаясь в одно из кресел, - Ты что-то ешь, да? Скажи им.
Мих обернулся к вошедшим следом женщинам, и только сейчас заметил у дверей два вазона с цветами. Цветы оказались причудливо изогнутыми, переливчатыми и – каменными. Изумрудно-зеленые, полупрозрачные, сверкающие гранями листики чуть подрагивали от дуновения из закрывшейся двери, лиловые и желтые чашечки цветов чуть заметно качались. Столь же странными, как подвижные каменные цветы, казались монолитными две фигуры горничных.
- Нет, - Мих кашлянул и обнаружил, что все-таки есть, чего пожелать: - Воды, пожалуйста.
Одна из горничных бесшумно вышла, вторая переместилась и встала в углу, игнорируя удивленный взгляд гостя.
- Они не люди, они вылеплены из тех самых облаков, что встретились нам у лестницы, - пояснила девушка, явно позабавленная выражением его лица. – Но теперь серьезно. Все жители королевства потерянных могут читать предметы, - Аммилина замялась, видя непонимание на лице Миха, - Видеть то, что видели предметы, что они помнят… Ты ведь не думаешь, что если сам стал свидетелем какого-то события и запомнил его, шкаф или зеркало чем-то отличаются?
- Так, погоди. Любой гвоздь в стене может быть свидетелем и пересказать все, что видел?
- Ну… - Аммилина нахмурилась, подбирая слова. Было заметно, что общение с человеком ей тяжело дается. – Место в мире для каждого определяется его важностью. Если у тебя есть… любимая ручка, например, ты сам оживляешь ее постепенно. Если на стене висит зеркало, которое так любит и восхищается им девушка – оно тоже оживлено. Вешалка в гардеробе театра тоже важна. А вот статуэтка, которую тебе кто-то подарил и ты ее из вежливости все еще не выбросил, но и не замечаешь – в ней жизни почти нет. Крохи, которые перепадают, если случайно бросаешь взгляд и вспоминаешь подарившего ее человека... Я запуталась, - она всплеснула руками и беспомощность сделала ее лицо почти детским, обиженно-печальным.
«Королева ты, как же, - подумал Мих, и ободряюще улыбнулся девушке, - Впрочем, если б я имел дело с Силефией, я бы вряд ли сидел в этой комнате». Все происходящее настолько увлекло Миха, что он забыл о времени. Расцвел ли уже день там, в мире людей – он не знал, да и не слишком интересовался. Удивительное было, жило вокруг него, трепетало кружевными черными крыльями, подрагивало чашечками каменных цветов.
- Воспоминания предметов, - напомнил Мих, - Ты начала с этого.
- Да, - Аммилина выпрямилась и величественно взмахнула рукой, разом преобразившись и снова надев маску королевы, - Воспоминания питают нас. Потерянные вещи, теряя свою осмысленность, наполняют жизнью нас. Потому так важна всякая безделушка, которую кто-то потерял или выбросил – если она была важна для человека когда-то. Это похоже, наверное, на ваше увлечение интересной книгой. Погружение в нее. Мама любит иногда погружаться прямо там, в мире людей… Хотя, в отличие от книги, мы можем иногда погрузиться слишком глубоко. Застрять. Но.
Аммилина поднялась и пошла вдоль стены, касаясь кончиками пальцев то одной, то другой фотографии.
- Это возможно только, если мы становимся слабы. Когда о нас не думают. А как это могло выйти с королевой? – девушка резко обернулась и требовательно уставилась на Миха, словно он знал ответ.
- А кто обычно о вас думает? – приподнял светлые брови Мих.
- Подданные, - Аммилина вздохнула, забрала из рук бесшумно возникшей горничной хрустальный графин с водой и стакан, не глядя, поставила на столик и продолжила: - Нас не много, оттого это важно – думать друг о друге. Идем, - вдруг поднялась она, решительно направляясь к двери.
Мих вздохнул, быстро плеснул себе в стакан воды, залпом проглотил и поспешил за ней.
Снова темный свод каменного туннеля, неведомом как возникшая впереди горничная с горстью фонариков. Вопреки ожиданиям, ни эха, ни даже звука шагов не слышалось. Тишина нарушалась только легким шелестом, исходившим будто со всех сторон разом. Короткая процессия дважды повернула, прежде чем в конце коридора замерцали разноцветные пятна. Причудливой формы витражная дверь мягко сияла синим, желтым и фиолетовым светом, складывавшимся в витиеватый рисунок.
Аммилина вошла первой, и здесь, наконец, ее туфельки звонко застучали по отшлифованному до зеркального блеска малахиту. Камень под ногами напоминал зеленый переливчатый шелк, плиты были подогнаны так, что разводы темно-зеленых линий плавно перетекали друг в друга. Стены из темно-зеленого камня были
