Семен вернулся неожиданно. Зоя Вячеславовна, давно уже свыкшаяся с мыслью, что сына ей больше не видать, потому как не было от него вестей лет двадцать, только ахнула, когда открыла дверь и увидела на пороге почти неизменившегося своего Сему. Конечно, сын повзрослел, но для сорокалетнего мужчины выглядел прекрасно. Лицо у него было гладким, свежим и без морщин, а глаза блестели как в детстве.
- И где же ты пропадал все это время, - не то спросила, не то осудила Зоя Вячеславовна.
Сын обнял ее, пробормотал несколько слов, которых она не разобрала, и вошел в квартиру.
Бросив небольшой рюкзачек на пол и сняв сандалии, он хотел было пройти дальше, но замялся.
- Да ты проходи, проходи, Семочка, в залу, - засуетилась Зоя Вячеславовна и, протиснувшись между сыном и вешалкой, прошмыгнула вперед, чтобы убрать разбросанные вещи. Сема неуверенно шагнул из прихожей и огляделся. Комнаты, которую мама назвала залой, он решительно не узнавал. Во-первых, исчезла стенка, отделявшая их прежнюю гостиную от крохотной кухни, во-вторых, эта единая комната-кухня была до отказа напичкана довольно громоздкой мебелью, которая бессовестно съела скудные хрущевские квадратные метры. Прежде у Семена в гостиной был свой уголок – кресло-кровать, стол и несколько полок с книгами. Все это нехитрое его имущество куда-то делось, уступив место огромной темного дерева стенке, наверное, заграничного производства с цветными стеклами-вставками, двум кожаным креслам, дивану, кофейному столику на гнутых ножках и огромному телевизору на стене. Из бывшей кухни, теперь части залы, выглядывал стального цвета холодильник, а около окна расположился массивный обеденный стол, покрытый синей гобеленовой скатертью с бахромой. В цвет скатерти на окнах висели тяжелые портьеры. Семен почувствовал себя неуютно – неожиданно чужим оказалось пространство, где прошло его детство, но, рассеяв неприятное чувство, он улыбнулся суетящейся вокруг маме:
- Как здесь все поменялось. Это ты так все придумала? - спросил Семен.
- Я, Семочка, я. А кому же еще? Тебе нравится? Я ведь и в бухгалтерии работаю, и в банке тут недалеко уж сколько лет полы мою, - довольно засмеялась мать.
Работой в банке Зоя Вячеславовна очень дорожила, поскольку платили там хорошо, а работа была вечерней. В непростые девяностые она бы просто не выжила без этого банка, а теперь переводила “половые” заработки на счет в том же банке, только в другом отделении, и, когда накапливалась достаточная сумма, что-нибудь покупала. На очереди была кровать. Зоя Вячеславовна хотела большую с балдахином, но такая не вошла бы в ее маленькую спальню, поэтому... Но переживания немолодой одинокой женщины по поводу покупки кровати к рассказу непосредственного отношения не имеют, и их вполне можно опустить. Лучше немного рассказать про Сему, то есть Семена Владиславовича Вострикова.
Семен первые двадцать лет своей жизни ничем от других детей, подростков и прыщавых юношей не отличался – ходил в школу, потом в институт, получал средние отметки, увлекался музыкой и тайно страдал от любви к Катерине, дочери главного редактора Б-ской областной газеты “Красный Луч”. Катя училась в параллельном классе и, конечно же, никакого внимания на худого мальчика в синем заношенном школьном пиджачке не обращала и обращать не собиралась – не ее полета птица, то есть птенец. Однако, Семена такое равнодушие не смущало. Он обожал Катю, считал ее прекрасным идеалом, и даже откровенные Катины надменность и пренебрежение не могли поколебать Семину веру в ее совершенство. Целью его жизни на некоторое время стало просто быть рядом с Катей, наблюдать за ней издалека и восхищаться ею. Он даже умудрился поступить в тот же ВУЗ, что и дочка редактора, только, разумеется, не на престижную специальность. Впрочем, что там была за специальность Семену было все равно, поскольку она, специальность, его решительно не интересовала. Прокантовавшись положенных пять лет в институте без особого успеха и не добившись хотя бы мало-мальского расположения Катерины, Семен получил распределение в конструкторское бюро при большом заводе, но нахлынувшая перестройка быстренько превратила бюро в ООО, где Семену места не нашлось. Тогда он устроился сторожем на автостоянку, владельцем которой был его недоучившийся одногруппник, и начал читать. Катерина к тому времени вышла замуж за сына какого-то по счету бывшего секретаря обкома партии, в считанные месяцы перековавшегося в успешного бизнесмена, и пропала. Как-то случайно Семен узнал от бывшего одноклассника, что у Кати родился ребенок, и папа купил или построил ей роскошный коттедж в лесопарковой зоне города. К тому времени юношеская страсть стихла, и Семен стал наверстывать то, что упустил за годы томления по Кате. Читал Семен все подряд. Благо, на стихийно появившихся почти на каждом людном углу прилавках можно было найти все, что угодно. Сначала Семен покупал детективы и кое-какую фантастику, но однажды, неожиданно для себя, приобрел двухтомник “Энциклопедического изложения масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии” Мэнли Холла. Книжка оказалась непростой - Семен одолевал ее почти полгода и обнаружил множество интересных и новых для себя вещей. Внезапно почувствовав вкус к чему-то таинственному и мистическому, Семен начал покупать книги уже более определенного содержания, читал их, иногда перечитывал и даже делал выписки. Многие слова были непонятными, поэтому пришлось приобрести Большой энциклопедический словарь. Оказалось, правда, что словарь издавался при Советской власти, и многих слов там просто не было. Семен не стал отчаиваться, а решил пополнить словарный запас чтением классиков и записался в библиотеку. Начал он с Данте и Шекспира. На изучение классики у него ушел еще год, но какой! Он и не подозревал, как много всего интересного успели понаписать и насочинять люди всего за несколько веков. Зоя Вячеславовна сначала радовалась увлечению сына книгами, считая, что книги выведут его в люди, но постепенно стала разочаровываться, видя, что Семен не собирался покидать свою сторожку, ничего изменить в своей жизни не стремился и денег в дом практически не приносил. Она довольно долго терпела, надеясь и уговаривая себя, что всем сейчас нелегко, но вскоре поведение сына стало ее раздражать, и в доме начались скандалы. Семен понимал, что мать по-своему права, но поделать ничего не мог. Специальность его оказалась не только непрестижной, но еще и никому ненужной, а способности выживать в новых рыночных реалиях у Семена, как выяснилось, не было вовсе. В конце концов, Зоя Вячеславовна решила сына женить, и жизнь бедолаги стала совсем невыносимой, поскольку почти каждые выходные, если у него не было смены, на обед приходили многочисленные мамины подружки, подружки подружек, дальние родственники со своими знакомыми. И каждый раз сердобольные гости приводили симпатичную или не очень девушку, с которой, как все, включая девушку, надеялись, у Семена будет сначала роман, а потом и свадьба. Но ничего ровным счетом из этой затеи не вышло, так как ближайшим летом Семен взял на автостоянке отпуск и устроился рабочим в экспедицию, которую геологи из местного университета организовывали вместе с французами. Экспедиция планировалась на целое лето в Забайкалье, про которое Семен толком ничего не знал, но ему был обещан полный пансион, какие-то полевые и расчет в конце лета. Работа, как сказал Степан, напарник Семена по стоянке, была не трудная – носить рюкзаки за геологами и иногда копать траншеи или канавы. Сам Степан ехать не мог. Жена его только-только родила двойню и наотрез отказалась отпускать мужа на целое лето в тайгу, а у Семена семьи не было, но была трещина в отношениях с матерью, которую он ни в чем не винил, а, напротив, даже ей сочувствовал, но помочь, как говориться, ничем не мог. Менять свою жизнь в угоду кому-либо Семен не хотел и не собирался, а вот попутешествовать, да еще с геологической экспедицией, ему было интересно. И он уехал, сказав матери, что едет на заработки в Забайкалье. Зоя Вячеславовна очень обрадовалась, собрала, как могла, его в дорогу, то есть купила на вещевом рынке новые джинсы и кроссовки, связала свитер за несколько дней и дала на всякий пожарный случай триста рублей денег. Проводить сына на вокзале она не смогла, поскольку в тот день было собрание агитаторов на избирательном участке, на которое Зоя Вячеславовна не пойти не осмелилась. Уж больно строгим был председатель избиркома, и она боялась, что вычеркнут ее из списков агитаторов, которым, как правило, неплохо платили. Так они и расстались на долгие двадцать почти лет. Все эти годы Семен провел в далеком монастыре, куда попал совершенно случайно, заблудившись в горах поздней осенью того самого года, когда работал с геологами. После окончания полевого сезона денег он не получил, так как рассчитать его должны были в бухгалтерии университета в В-ске. Семен почувствовал себя обманутым, но начальник экспедиции, бородатый доцент огромного роста, разъяснил ему, что он получит все, что причитается в Г-ске сразу по прибытию. Однако, Семен домой не собирался, ему хотелось еще немного пожить в тайге, где все было просто и ясно как у в песне Визбора:
Уходишь - " Счастливо!", Приходишь - "Привет!"
К тому же, смотритель стоявшей неподалеку маленькой метеостанции Толик пригласил его погостить до октября, а у Семена еще остались недочитанными, то есть, честно говоря, вовсе нетронутыми два томика Кастанеды, которые он дал себе слово за лето прочитать и осмыслить. Что произошло потом, никто не знает. То ли не поладили Семен с Толиком, то ли Семен просто пошел прогуляться и заплутал. Толик по этому поводу молчал, да его никто и не спрашивал, а Семен, заблудившись в тайге, долго и безуспешно пытался выбраться, питался ягодами, пил родниковую воду или росу, прятался от диких зверей и совсем было отчаялся, но в одну холодную сентябрьскую ночь набрел на монахов какого-то монастыря. Монахи подобрали его исхудавшего и отчаявшегося и принесли в монастырь. Поскольку говорили в монастыре на непонятном языке, Семен решил, что забрел куда-нибудь в Китай или Монголию, но когда монахи умыли его и напоили чем-то горячим, ему стало безразлично кто они – китайцы ли, монголы или местные буряты; он захотел остаться и остался. Первый год Семен, как мог, помогал монахам, которых в монастыре было двадцать шесть, и учился разговаривать по-ихнему. Это было непросто, поскольку монахи особой разговорчивостью не отличались, больше молчали и улыбались, а если говорили, то короткими фразами, которые легко выдыхались, казалось, прямо из легких. Постепенно Семен начал различать во фразах слова, а потом и постигать их смысл. Через два года он уже мог вполне сносно понимать и говорить на таинственном языке, а еще через полгода, выйдя из своей комнаты как-то утром, Семен увидел сидящего на камне незнакомого мужчину. Никогда раньше Семен его не видел, что ему показалось странным, так как за два года он довольно хорошо познакомился со всеми монахами, а чужих или пришлых в монастыре не было.
- Я знал, что ты должен придти, -
