вздохнула. “Джинсы”, - внезапно пронеслось у нее в голове. “Боже ж ты мой, это не те ли самые, которые я ему двадцать лет назад покупала! Как их еще называли тогда чудно? Вареные!” И комок подкатился к горлу от нахлынувшей жалости к сыну. Семен тут же уловил настроение матери, подошел к ней и взял за руку. Жалость мгновенно куда-то испарилась, и Зоя Вячеславовна вновь почувствовала легкость и необъяснимую радость. “Господи, что же это со мной?” Но ответа на заданный самой себе вопрос она искать не стала, а начала собираться.
Крытый рынок, называвшейся Кировским, находился минутах в двадцати ходьбы. Можно было проехать и на троллейбусе, но погода была хорошей, день – ясным, и решено было прогуляться.
- Ты, наверное, город-то теперь и не узнаешь, - тараторила Зоя Вячеславовна, разыскивая свои летние туфли.
Туфли были в небольшой встроенной кладовке в прихожей. Собственно, эта кладовка скрывала стояк, который после замены труб уже успел прохудиться и немного подтечь, что совершенно изуродовало эти самые любимые туфли Зои Вячеславовны. Семен, не дожидаясь пока мать наткнется на испорченные туфли, визуализировал новые.
- Ой, смотри, тут мокрехонько! - обнаружила течь Зоя Вячеславовна и расстроилась, достала мокрую картонную коробку, в которой аккуратно хранила свои единственные выходные летние туфли, и приготовилась к самому страшному. Но, открыв коробку, ахнула – туфли не только не были тронуты ржавыми подтеками, но на фоне раскисшего картона выглядели совершенно новыми.
- Ну надо же, как повезло! - обрадовалась она. - Во-время тепло пришло, а так бы выбрасывать пришлось.
От этого маленького происшествия настроение Зои Вячеславовны еще больше улучшилось. Она обследовала стояк, никакой течи не обнаружила и удивилась.
- Наверное, запеклось, - подсказал Сема.
Надо ли объяснять, что, обновив туфли, Семен одновременно исправил и стояк, сам того не желая.
- Да, наверное, - согласилась Зоя Вячеславовна и подумала, что надо будет рассказать про стояк Владимиру Петровичу. Он – мужчина хозяйственный, наверняка, предложит помощь, а, значит, зайдет к ней в гости... А тут – Сема, но нахлынувшее после Семиного рукопожатия хорошее настроение не испортилось, и она, надев чудом уцелевшие туфли, бодрым голосом скомандовала:
- Вперед!
- Вперед! - как в детстве поддержал ее Сема, всовывая босые ноги в растоптанные сандалии.
- Я скоро отпускные получу, - сказала Зоя Вячеславовна. - Мы тебе что-нибудь обязательно купим!
- Не надо, мама, - ответил сын и слегка ее приобнял, но вдвоем у них не было никакой возможности протиснуться в полуоткрытую дверь (полностью открыться двери мешала дверца кладовки, оставленная нараспашку после потопа), поэтому он пропустил мать вперед, потом вышел сам, подождал, пока она запрет массивную металлическую дверь квартиры на два замка и спрячет длинные ключи в косметичку, а косметичку в сумку, снова воскликнул “Вперед!” и поскакал вниз по ступенькам.
До рынка они шли не торопясь, и Семен, привыкший к многочасовому молчаливому созерцанию и утративший привычку говорить на родном языке, старался не разочаровывать мать и вслух удивлялся тому, как сильно изменились улицы, как много новых домов понастроили и как красиво обустроили некоторые дворики и скверики.
- Почти что заграница, - засмеялась Зоя Вячеславовна и рассказала Семе как в позапрошлом году взяла ссуду в банке, где мыла полы, и поехала в автобусный тур по Европе на целых двадцать дней.
Разговаривая с матерью, Семен, тем не менее, не переставал работать, то есть слушать и чувствовать этот незнакомый ему родной город. В отличие от монастыря и его окрестностей, где кроме монахов никогда никто не появлялся, город был набит эмоциями живших в нем людей. Энергии выраженных и скрытых эмоций витали в воздухе между начавшими зеленеть деревьями, домами, улицами и проспектами, мчащимися куда-то машинами и спешащими прохожими. Сливаясь воедино, они создавали что-то вроде энергетических полей, которые и улавливал Семен. Поля, какими он их ощущал, были в основном, серыми или буровато-серыми, а, значит, более разрушительными, чем созидательными. И это утром.
- Что ж, - вздохнул про себя Семен. - Для этого я и пришел.
Чтобы самому не подвергаться разрушительной силе полей города, Семен поставил защиту, отгородился от мира и перестал слышать город. Теперь он был просто одним из нас, благодарным сыном, спешащим под ручку с мамой на воскресный рынок.
- Ты посмотри только, что делается! - воскликнула Зоя Вячеславовна, когда они вошли внутрь.
И вправду, народу на рынке была тьма. Первое по настоящему теплое воскресенье вытряхнуло горожан из зимних берлог-квартир и поманило на природу. У кого есть, отправлялись на дачи, а у кого дач не было, в основном молодежь, находили полянку в лесу или парке, чтобы развести костер и наделать шашлыков, напечь картошки в кожуре, наесться до отвала, а потом играть в волейбол или пить пиво и разговаривать не о чем и обо всем понемногу, что-то кому-то доказывать, с кем-то шумно спорить или просто травить анекдоты и рассказывать смешные истории из своей жизни или чужой. У дачников, конечно, планы были посерьезнее, но, в конце концов, гвоздем программы все равно был домашний шашлык со свежими помидорами и огурцами из местной теплицы, острыми корейскими салатами и фруктами, и поэтому граждане рванули на рынок.
Не привыкший к толкотне и суете Семен растерялся, но Зоя Вячеславовна схватила его за локоть; вместе они внедрились в толпу и стали пробираться к мясному прилавку. Выбрав мясо для пирожков и жаркого на ужин, они отправились к прилавку с фруктами. Там народу было поменьше.
- Привет, Зоя, - крикнула ярко накрашенная худенькая блондинка из-за лотков с помидорами и огурцами. - Я смотрю, ты сегодня с ухажером.
- Это сын мой, Люба, - с гордостью в голосе отвечала Зоя Вячеславовна. - Вот, приехал, наконец.
- Да ты у нас молодая мама, я смотрю, - расхохоталась Люба. - Как зовут-то?
Вопрос был обращен к Семену, но за него ответила Зоя Вячеславовна:
- Занят он, Любушка, занят, голубушка...
- Ну вот, так всегда, - игриво обиделась Люба, хотела еще что-то сказать, но к ней подошла покупательница.
- Что хочешь? - спросила Зоя Вячеславовна Семена. - Черешни?
- Нет, мам, спасибо. Ты покупай, что сама ешь, - ответил Семен.
Они обошли прилавки, прицениваясь, потом купили немного яблок, черешни и арбуз. Арбуз выбирал Семен и, пока он был занят, Зоя Вячеславовна громко рассказывала продавцу, как в детстве Сема не поверил ей, когда она сказала ему, что арбуз – это ягода.
- Он потом признался, что ему стыдно за меня было перед людьми, что я такая неграмотная, - весело рассмеялась она.
Наконец, арбуз был выбран, продавец выбор Семена одобрил и сделал им хорошую скидку ради праздника, правда, какого не уточнил. Зоя Вячеславовна была довольна и счастлива. Они еще раз обошли рынок, купили сметаны, майонеза для салата и торт, после чего направились к выходу.
- Ой, смотри, - Зоя Вячеславовна показала куда-то в сторону.
Там на пыльном подоконнике спала грязная и облезлая кошка. Одно ухо у нее было отморожено, глаза гноились, а хвост наполовину облез.
- Постой здесь, я сбегаю мяска куплю. Я всегда ей мясо покупаю...
Она поставили Семена около окошка, пристроила две его тяжелые сумки на приступочку и ушла. Семен смотрел на кошку. Та, почувствовав чье-то присутствие, открыла слезящиеся глаза. В них не было ни страха, ни настороженности, в них была усталость. “Сейчас мы все устроим,” - мысленно сказал ей Семен. Через минуту около кошки остановилась приятная, хорошо одетая женщина.
- Господи! Отчего же ты такая немытая? - спросила она кошку. Та навострила уши.
- Вы не знаете, она чья-то или бездомная?
Вопрос был нелепым и обращен к Семену.
- Она ничья, - ответил Семен.
Тут подошла Зоя Вячеславовна.
- Киса, киса, - и протянула кошке немного мяса на кусочке картона. Кошка с утробным рыком набросилась на еду.
Две женщины тут же разговорились, и та, что подошла первой сказала, что хочет забрать кошку к себе.
- Я одна живу, знаете, а с кисой веселее будет, - и она, дождавшись, когда кошка проглотит последние куски мяса, осторожно взяла ее на руки.
- Постойте, постойте, - засуетилась Зоя Вячеславовна. - Вам надо ее в сумку или коробку, а то удерет ведь!
- Не удерет, мама, не бойся, - успокоил Семен мать.
Он уже знал, что кошка никуда от забиравшей ее женщины не убежит, знал он также, что женщине и кошке предстоит тихая, счастливая и сытая жизнь вместе на долгие годы. Кошку назовут Матильдой, и через полгода это будет лоснящееся, довольное и абсолютно преданное своей спасительнице животное, а рыночную жизнь годовалая Матильда забудет как страшный сон.
Семен с мамой вышли на улицу. Солнце залило небольшую площадь около рынка, выжигая из углов и закоулков жалкие остатки грязного снега, прикрытого обрывками газет и какого-то мусора, брошенного случайным прохожим или украденного случайным ветром из переполненных баков неподалеку.
- Грязь-то какая, - заметила Зоя Вячеславовна.
Семен ничего не ответил, он размышлял над тем, правильно ли он поступил, устроив судьбу кошки. Конечно, дело было хорошее и для женщины, и для кошки, но все произошло только потому, что он, Семен, вмешался. Это было легкое вмешательство, Семен, по-сути, ничего и не предпринимал, он просто отчетливо и в деталях представил себе ухоженную и сытую кошку, а все остальное довершила Вселенная. Этому нехитрому ремеслу он научился на третий или четвертый год пребывания в монастыре. Монахам разрешалось визуализировать и материализовывать все, что угодно, но только для собственного пользования. Проделывать такие штуки для соседа или кого-то из мира категорически запрещалось, поскольку это рассматривалось как вмешательство в чужую жизнь. Впрочем, Семен однажды нарушил табу, материализовав ветку вишни в стакане на кухне Зои Вячеславовны. По правде говоря, он так до конца и не понял, почему на материализацию устанавливались такие строгие запреты, даже на подарки. То есть умом он понимал, что какое бы то ни было влияние со стороны постороннего, да еще владеющего практически безграничной властью над миром вещей и событий, может привести к нарушению ритма жизни – ведь человек, и только он сам, несет полную, пусть не всегда осознанную, ответственность за все события своей жизни, но почему нельзя делать маленьких сюрпризов и добрых дел – этого Семен так и не постиг. “Следуй своим инстинктам,”- наставлял его Учитель, вот Семен и следовал. Однако, немного подумав, он постановил для себя больше пока ничего такого не делать и не предпринимать, в дела повседневные не вмешиваться, а наблюдать. Приняв решение, он широко улыбнулся Миру и запел было мантру, но вовремя одумался – его пение могло привлечь внимание и вызвать кучу вопросов, особенно мамы. Однако Семен напрасно беспокоился, Зоя Вячеславовна даже не заметила, что сын что-то там замычал, не заметила она и того, что с минуту-другую он был чем-то озабочен и озадачен. Зоя Вячеславовна была счастлива полным воскресным счастьем, она была довольна и горда, особенно тем, что тяжелые ее сумки с рынка плыли в руках такого сильного и такого славного сына Семочки.
- Куда мы, мама? - спросил Семен, заметив,
