Произведение «Улица» (страница 4 из 7)
Тип: Произведение
Раздел: По жанрам
Тематика: Повесть
Автор:
Баллы: 6
Читатели: 1628 +1
Дата:

Улица

немного даже переливался (ну прямо как в фильмах «про инопланетян»!), степень свечения менялась, колебалась, затем он стал бледнеть и... растворился в воздухе! Факт. Сие было. А что именно было? Даже в догадках не теряюсь! Об этом ВИДЕНИИ я впоследствии почти никому не рассказывал и, признаться, оно не особенно меня занимало. Не склонен настаивать ни на одной из пришедших мне версий. Вот только, пожалуй, скажу, что едва ли виденное тогда являлось плодом рук (и голов) человеческих... И что это изменило в моём мироощущении? Ровно ни-че-го. Да, не спорю, это было более чем странным. Но разве сама наша экзистенция не странна? Да это самая что ни на есть фантастика! Сверхъестественная данность! Жизнь. Мы с вами.
Насколько предлагаемый нам «материал» подлинный? Как можно его «постичь»? Чем можно его «взять» и «закрепить», дабы ощутить и увериться в подлинности?
Опыт и знание - мысли питание. Не обязательно. Мысль бывает сама по себе, в оторванности от. Абстрагируясь от (всего на свете). Нет, вы не правы, ей нужен предмет, от коего можно оттолкнуться. Мысль возникает из не столь накопленной, сколь... осмысленной (вот-вот!)... инфо... формы... формации? Почва. Перелопаченная земля с её элементами. Перенесение её данностей в твою... ментальность? Эфир. Что тогда происходит - метафизика или метаморфоза? Вылупление стрекозы мысли из гусеницы инфо... формы... тьфу!.. формации. На свежем воздухе.
Воспоминание не есть вспоминание. Воспоминание приходит помимо воли, без напряжения, даже без нашего разрешения. Но стараясь вспомнить, мы задействуем... э-э... мысль?
Ну вот, споткнулся, блин, и чуть не. А если бы упал, то. «Смотри под ноги!» - говорили взрослые. Ага! Они знают. Они падали.
С детства волнующее слово «впечатление». Наверное оттого, что впечатлительный. От трепета и жажды впечатлений пришёл к попытке постичь само явление впечатления и облечь его в понятие. Потребность объяснения осмысления осознания толкования путём теоретизации систематизации структуризации классификации доктринации догматизации гипотетического упорядочивания данностей мира, в первую очередь своего внутреннего. Итак, впечатление - результат реакции воспринимающих чувств на данности и явления материального (sic!) мира, и в этом смысле впечатление материально (!). Но в большей мере оно - духовно (мы так и знали!), да, духовно, ибо претворяется в чувственном, внутреннем мире. Но тут есть, кажется, неразрешимая проблема, дилемма, трилемма, полилемма. Впечатление часто невыразимо - в буквальном значении этого слова. Его во многих случаях просто невозможно в словах оформить, отразить, воссоздать, передать - хоть сколь-нибудь отдалённо адекватно. Тем более образ. Но даже и мысль. Пытаемся записать. Ловим неуловимое. Изъян письменного воспроизведения мысли или хода мысли в том, что наши разные в смысле различные в смысле разнообразные образы-мысли постоянно накладываются, наслаиваются друг на друга, возникают одновременно и текут, нет, бегут параллельно, точнее - переплетаясь (похлеще ДНК, разветвляясь в разные стороны), смешиваясь, синтезируясь, будучи не связанными общим смыслом, не объединёнными общей темой, причём пресловутое сознание либо направленно, либо спонтанно, либо вовсе хаотично чередует свою сосредоточенность то на одних, то на других потоках, но самое примечательное здесь то, что оно, сознание, способно одновременно фиксировать разные потоки мыслей и образов, как бы многоярусно, а ведь устная или письменная «речь» не в состоянии показать эту многослойность, многомерность мышления. Ну, не так всё скверно: запись, конечно, может воссоздать любые мысли и образы, выразить что угодно, но она не может - в силу отсутствия ОБЪЁМА, трёхмерности как минимум - изобразить совмещённые друг с другом, наслоённые друг на друга (и просвечивающиеся) ПАНОРАМЫ мыслей-образов и движение множества представлений и эмоций сразу. Можно мастерски вкраплять в словесный «поток» разнообразные разветвления и отвлечения мыслей-образов, перескакивать с одного на другое-третье, но это мало соответствует тому, что на самом деле происходит, творится в нашем верхнем этаже, подобно тому, как скальный рисунок, скажем, лошади мало похож на лошадь живую, настоящую, дышащую влажными ноздрями и косящую на нас своими большими внимательными глазами, не говоря уже о слагающем её «биоматериале», кровотоке, тепле... И ещё не в состоянии запечатлеть запись те вспышки мгновенных, едва ли подотчётных нам, «ультра-образов», кои возникают у нас, вероятно, чаще, нежели закреплённые сознанием и поэтому контролируемые, могущие быть оформленными в словесных конструкциях, то есть сохранёнными, «спасёнными», «регенерированными»... Что это? Зачем? О чём?
Иду. Улица. Город. Оформляющий пространство. Заполняющий его формами. Казалось прежде: побывать в таком-то месте - значит удержать его в себе, прихватить какую-то его частицу с собой домой, испытывая экстаз от состоявшейся встречи, от осуществившегося нахождения там... Но на деле: нельзя удержать в себе даже СВОЙ город, в коем постоянно пребываешь и блуждаешь - ускользает, отстраняется... Не захватывается. Смотреть на его данности, шатаясь по улицам: они словно из мира... чужого, из измерения иного - не принимают, не замечают, будто ты и не здесь вовсе, а пялишься в лучшем случае на телеэкран с далёким недоступным...
Вон человек в окне воззрился на меня. Он мог бы мною быть, а я - вон там стоять и на себя взирать... простите - на него. И гладить его кошку. То бишь - свою.
Из окна особняка тянет (тянет?) запахом варева. Там в глубине варится в кастрюле мясо и пахнет... курятиной кажется. С укропетрушкой и прочей зелёной зеленью.
Глядеть и обонять и быть - как славно!.. Я обязательно умру... как странно. И ты, и те, и все...
Непрочная хрупкая зыбкая жизнь. Внезапно-нежданно настанет момент... ???
Опавший листочек, хрупкий и кроткий, рельефный, ребристый, точно точёный (образ не точный!), течёт по теченью сточной воды, источающей затхлый запах забвенья забот и тревог, и листочек прощально предвечно трепещет, перед тем как рассыпаться, рассеяться, растаять...
Всё происходит и проходит. Как же быть? Вот именно - как БЫТЬ?! Разве может меня когда-то НЕ быть!? Наверное, может... Как же мир без меня-то? Ну, уж как-нибудь... Он и не заметит, пожалуй...
И всё же... Всё же. Вопреки.
Вопросы остаются. Вот и хорошо.
Если непонятна вечность, то следует разобраться хотя бы в мире, но и здесь сплошные вопросы.
Говорят, «Он» являлся нам в виде сына своего. Что ж, славно. Ничего не придумаешь, простите, шизофреничнее. Абсолютная степень. Пардон за повторение: внушается нам, что «Он» ТАМ один. Ну, как видите, не совсем. Отправил на ответственное земное задание сынулю своего, дабы его помучили неописуемо и казнили, а затем «Он» сына оживил и опять к себе забрал. Наверх. И всё это ради спасения нашего. Ба! Сколько мудрости и смысла!.. Стало быть, сына своего единородного «Он» нам послал. Скорее, наслал на нас. И не раз, и не одного, и даже многих сыновей друг за дружкой, а нередко и одновременно. Посылал «Он» с миссией великой и Хаммурапи, и Нерона, и Калигулу, и Атиллу, и Тамерлана, и Чингисхана, и Лойолу, и Людовика XIV, и Робеспьера, и Бонапарта, и Маркса, и Ульянова, и Бронштейна, и Джугашвили, и Муссолини, и Шикльгрубера, и Черчилля бомбёжного, и Ульбрихта, и Мао, и Ким Ир Сена, и Бокассу, и Саддама, и Чаушеску, и Милошевича, и... без конца. Видите, сколько сыновей! Божьей милостью откомандированных к нам. С любовью. Спаси-и-и-бо!
Никто из них не попал на распятие (сыновей сих папа небесный от испытаний избавил), а большинство даже не было хотя бы слегка придушено. Ничуть. Очень зря и ужасно жаль. Учинив жуть громадную, почили мирно в своей постели. Осенённые дланью-милостью божией.
Неизбежные темы. О чём бы ни думать, возвращаешься к ним, идя или сидя. Вот взять в охапку, например, нас с вами... Мы с вами покинули ту страну, непонятную уму... А вы собственно кто? Извините, а я?
Да-да, вы правы: запутан мир сей. Ох, как запутан! (...)
В седьмом или восьмом классе на урок в связи с какой-то торжественной датой припёрся весь аляповато облепленный заслуженными побрякушками ветеран, приглашённый учихами. Очень строго глядел на нас, что-то рычал про партию и великую отечественную, а затем ему ничего лучшего в башку седую не взбрело, как подходить к каждой парте и допрашивать мальчика (девочек вроде бы обходил): «Ты кто по нации?!» И каждый, радостно либо смущённо либо заискивающе улыбаясь, докладывал ему, кто он «по нации». Я обомлел, когда он приблизился к нашей парте и задал тот же вопрос сидящему ближе к нему Ваське... «Вообще-то русский!» - бодро ответил Васька. «Точнее! - рявкнул спаситель нашего советского отечества, - мать у тебя кто?!» Васька слегка покраснел: «Украинка!»... Ветеран осклабился и удовлетворённо хмыкнул: «Ы-ы, добрая, значит!»... Я приготовился к худшему, но вояка... прошёл к следующей парте!.. Судорожный вздох облегчения... Много лет гадаю, что бы такое он выкинул, услышав из моих обескровленных уст страшное слово «немец»! Вероятно, в лучшем случае злобно глядел бы на меня минутой молчания... вечным огнём... А то и сказал бы пару ласковых... А то и врезал бы... Учихи наши идейные присутствовали при этой безобразной (как Вселенная) сцене и... подхалимно лыбились. Никому не пришло в голову возмутиться или хотя бы видом своим выразить протест...
Всплывает в памяти вахтёрша в общаге музыкального училища. Она всматривалась в портреты входящих и выходящих. Особенно приходящих к девушкам. Ежели портрет ей не нравился, то она обязательно громко извергала из своего репертуара какую-нибудь гадость, злобным взглядом перекошенной рожи впиваясь в пришельца, упиваясь ненавистью и властью. И не пускала.
Мелькание дум. Мерцание «квинтэссенции» мировоззрения будто кадры фильма пред мысленным взором в такт шагающим ногам под аккомпанемент транспорта и вообще разноголосого гула улицы.
Коммунизм выполняет функции чумы и холеры, то есть замещает их. Эрзац эпидемий. Коммунизм ощутимо редуцирует численность населения планеты. Там, где прошёлся коммунизм своей косой, людей остаётся значительно меньше. И оставшиеся в основном больны - физически и морально. Можно ли быть приверженцем чумы? Нет? Как же можно быть приверженцем коммунизма?
Есть два вида сторонников коммунизма: идиоты и бестии. Идиоты обожают одинаковость, казарму, поэтому голосуют за бестий, выражающих именно эти интересы идиотов. Бестии презирают своих приверженцев-идиотов, но используют их как удобрения... извините, как опору для прохождения во власть, чтобы затем подавлять как раз вот этих идиотов. То есть без наличия массы идиотов бестии не пожинали бы урожая власти... Идиоты выбирают бестий и будут выбирать их всегда.
Ну что же вы, господин, всё «идиоты да идиоты»! Надо как-нибудь по-другому, деликатнее... А как?.. Ну... например... м-м... болваны... кретины... э-э... дебилы... Хм. Альтернатива!
...Незаживающая первая поездка в Чехословакию. Январь-февраль 1988 года. Три дня Прага. Как нас опекали ретивые надзиратели! Одиннадцать дней Карлсбад, с выездом «на экскурсии» в другие места, но: шаг влево, шаг вправо - побег! А ведь прибыли мы в (тогда ещё) соцстрану! Чего ИМ было бояться? Куда мы сбежим? К тому же


Оценка произведения:
Разное:
Реклама
Книга автора
Зарифмовать до тридцати 
 Автор: Олька Черных
Реклама