перевела дух, Филимонов больше не предпринимал никаких других, пугающих действий, и вскоре она успокоилась (относительно, конечно) и, самое для неё главное, перестала дрожать. А это было великим облегчением. В мерцающем хаосе на них не сразу обратили внимание. Только после того, как разгоряченный Малыш, крутанувшись на одной ноге, налетел на них, едва не сбив с ног.
- О-о-о! Прошу прощения, я не хотел! - Малыш прижал руки к вздымающейся от частого и глубокого дыхания груди и, извиняясь, присел в реверансе, громко шаркнув ногой по полу. Его большие тёмные глаза, шальные от выпитого вина, музыки, кружения, бездумно скользнули по лицу Риты, и он отвернулся, опять вливаясь в ритм движущейся массы тел.
Глаза Егорова, увидевшего эту сцену, загорелись хищным огнём. Проделав замысловатое "па", он протиснулся к Борисовой и довольно бесцеремонно толкнул в бок.
- Катерина, глянь-ка! - он ехидно хохотнул и с удвоенной энергией завертелся, расталкивая своей массивной фигурой танцующих, головы которых, как подсолнухи к солнцу, повернулись к необычной паре: Филимонов-Кошкина.
- Видишь, как мы взбодрили наш народец! - Филимонов весело хмыкнул над ухом запаниковавшей и затосковавшей от взгляда Малыша Риты, и легко крутанул её, оторвав от пола. Эта Ритка - пёрышко. Его мускулам, что поиграть, потаскать на руках такую игрушечную особу. Он еле удержался от соблазна вскинуть её вверх и, как маленького ребенка, взять на руки.
Они стали центром всеобщего внимания. Конкин почему-то пришёл в неописуемый восторг и издал нечто наподобие воинственного клича. Ещё несколько мужских голосов весело ухнуло, и ребята затанцевали веселее, словно приняли допинг. Панков напрягся - вот он, момент! Женская половина общества ещё не решила, как прореагировать. Танцуют парень и девушка, казалось бы, ну и что? Но ведь танцуют Филимонов и Кошкина! И как танцуют! Вот потому-то девушки не завопили, они лишь стали присматриваться. Правда, у Борисовой загорелись скулы, а Тихомирова явно растерялась. Лицо у неё стало удивлённое и недоумевающее.
Опять сменилась мелодия. Пара Филимонов-Кошкина продолжала танцевать. Бедную Риту поглотили совершенно необычные чувства. Когда Конкин гаркнул не своим голосом, её охватило странное, какое-то лихорадочное нежелание отрываться от Филимонова, почти страх. В данной ситуации он вдруг ощутился ею, как защитная стена, за которой она и спряталась от своих одногруппников. В глубине души она даже стала бояться, а вдруг Филимонов отведёт ее к стулу у серванта и откланяется?!
Борисова, независимо усмехнувшись, отвернулась, но из виду их не выпускала, незаметно для окружающих держала в поле своего зрения. Её пригласил Конкин. Кокетливо засмеявшись, она прижалась к нему и сладострастно опустила веки, решив больше не искушать себя созерцанием этой парочки. Мало ли что у Костика на уме, а она волнуйся из-за него?
- По-моему, Филимонов сейчас что-нибудь отмочит, или я его совсем не знаю. - произнесла она и без перехода воскликнула, - Ой, не могу! Есть хочется... Вот так каждый новогодний праздник - умираю с голода!
Панков ощупывал шоколадку и готовился к бою. Как это он так расслабился и допустил такое! Прозевал, прозевал он Филимонова, идиот.
Тихомирова совершенно выбилась из колеи - Филимонов с её точки зрения, порядочная дрянь, бедная Ритка, что он собирается выкинуть? Но всё же... всё же... он - Филимонов! Странно, что это он нашёл в Ритке? Непонятно... И Борисова ведёт себя так, будто ничего не случилось. Хм!
***
Натанцевавшись, Филимонов утащил Риту к столу. Он пустил в ход весь свой талант обворожителя. Он словно окутал её своей заботой и услужливостью. Она хоть и сопротивлялась, но слабо, скорее уже в силу инерции. Но получалось неплохо, самое то, потому что это самое сопротивление создавало поле деятельности для Филимонова, ему было, где разгуляться, был повод что-то сказать, что-то сделать. Конечно, было бы сложнее, если бы она упёрлась, как упрямый осёл, сложнее и неинтереснее, но Кошкина оказалась не такой уж глупой девицей, она не стала строить из себя абсолютную недотрогу. Хотя, может быть, всё было проще, и она вырисовывалась такой, какая она есть на самом деле, и ни о чём она не задумывалась, недотрога она или не недотрога. Наверняка у неё и мысли не возникало, что перед Филимоновым или кем-то ещё надо играть какую-то роль!
Несомненно, Филимонов испугал и взбудоражил Риту. С одной стороны, после первого потрясения, когда она задрожала и перепугалась, ею овладела мысль, что Филимонов неспроста пригласил её и так ведёт себя, что он вполне может выставить её на посмешище. С него станется! А с другой стороны, вдруг непостижимым образом захотелось нравиться этому совершенно непривлекательному для неё до сегодняшней ночи парню. Он был для неё человеком из другого мира и вызывал лишь неприязнь и опасение. Но это было. А сейчас Рита почему-то старалась уверить себя, что именно симпатия к ней руководит Филимоновым и ничто иное. Правда, где-то глубоко роились сомнения. Разве так ухаживают за понравившейся девушкой? И, если даже так, то откуда взялась эта симпатия? И, главное, так вдруг! Может, ему скучно? Может, он поссорился с Борисовой? И решил поиграть с ней, с Ритой, как кошка с мышкой?
Костя наполнил её фужер, пододвинул где-то добытую чистую тарелочку, на которую успел положить всего понемногу. Тарелочка выглядела очень ярко и аппетитно. Из всех устраивающихся за столом, Рита краем глаза сразу уловила Борисову. Она поспешно устремила взор на тарелочку, в глазах полыхнул смятенный блеск, ибо Борисова, как ей показалось, была явно не в себе. Уж слишком она агрессивно весела и опасно игрива. Это было видно даже по тому, как она присаживалась на стул.
- Рита, иди сюда!
Она подняла глаза. Света кивала ей, указывая на место рядом с собой. Рита не успела ей ответить. Филимонов одной рукой развернул Риту к себе лицом, в другой руке у него был фужер, и он коснулся им её фужера.
- Ещё раз с Новым годом! - он заглянул ей в глаза. Рита засмеялась странным, ей самой непонятным, негромким смехом и выпила содержимое своего фужера. Она словно что-то сбросила с себя, ей стало легко и беззаботно. "Вот тебе, Светка!" - мелькнула странная мысль, а вслед за ней - трезвая и вполне понятная: и впрямь, не съест же он её в самом деле! Праздник заискрился для неё новыми яркими гранями, Ритку вдруг потянуло задрать нос и вообще, выкинуть что-нибудь из ряда вон выходящее, чтобы все эти девчонки и мальчишки увидели, что такое Рита Кошкина!
Тихомирова и Панков пытались испортить праздник, но Рита отворачивалась от них, она предпочитала смотреть на Филимонова, в его глаза, оказавшиеся красивыми и необыкновенно выразительными; иногда, сквозь покровительственное веселье, в них мелькало заинтересованное приятно будоражащее удивление. Со стороны Борисовой нарастала угроза, что придавало настроению никогда не испытываемую остроту.
С точки зрения Катеньки Филимонов чересчур подчёркнуто ухаживал за Кошкиной, только это удерживало её от каких-либо определённых действий. Одна она не останется, но с какой стати он всё это затеял? Их "тихий грызун точных наук" катастрофически неузнаваем, и временами Катеньке становится обидно до слёз - события приобретали непредсказуемый характер: в Ритке неожиданно стали проявляться опасные незнакомые черты; Филимонов держался на своем излюбленном коньке этакого циника, но уже ясно было видно, что партнёршу он менять не собирается. Конечно, Катя любит пообщаться с другими ребятами, и, обычно, она не очень сердится, когда он флиртует с кем-то другим, а не с ней, с Катериной, потому что всегда он начинал быстро скучать и возвращался к ней, чтобы вместе посмеяться над его и её "побегами на сторону". А сейчас ей страшно не хочется танцевать ни с кем, кроме Филимонова, она ждала какую-нибудь паузу, какой-нибудь подходящий момент, чтобы, как обычно, ухватить его за локоть: "Ну, хватит, дружок!", развернуть к себе и оказаться в кольце его рук, услышать его негромкий смех.
К Филимонову и Кошкиной пристально присматривались, посмеивались и пожимали плечами. Хихикали, сами не зная над чем.
- Филимонов! - со смущённым смешком шёпотом произнесла Рита. Они опять танцевали. Левая рука её партнера медленно, но настойчиво пробиралась очень сложным путем за ворот платья, с удовольствием скользя по нежной тёплой коже, под которой так упоительно приятно чувствовались тонкие Риткины косточки. Правая рука его крепко держалась за талию.
- Костя! - умоляюще требовательно повторила Рита. -Убери руку, пожалуйста! - она замолчала. И опять Рита двигалась скованно и неуверенно.
- А что? - деланно удивился Филимонов.
У Риты слишком маленький багаж общения с юношами, в основном книжный. Она замерла, превратившись в неподатливое, неповоротливое существо. Смятенно искала выхода из создавшегося положения и готова была зареветь от своего бессилия, очень живо представив, во что превратится для неё новогодняя ночь, начни она вырываться! А если не вырываться, то... От видений последствий действий Филимонова Риту охватила глухая ярость.
Её нерешительность подстегнула Филимонова, он повёл себя наглее и не рассчитал. Рука только коснулась заветного местечка, едва ощутив манящую мягкость Риткиной груди, как его щёку ожег хлесткий удар. Хлопок получился звонкий и, учитывая всеобщую заинтересованность данной парой, произвёл на окружающих ошеломляющее впечатление. Стало тихо. Звучала только музыка, световые блики играли на застывших фигурах, как по команде развернувшихся к одной паре.
Филимонов глуповато ухмыльнулся и вытащил руку, непроизвольно коснувшись ею загоревшейся от удара щеки. Рита не вырывалась, глаза застыли на его лице, рот чуть приоткрылся, придав лицу испуганно-вопросительное выражение.
- Резонно. - удивительно миролюбиво произнёс Филимонов и опять повёл её под музыку среди застывших фигур.
- Что стали! Дрыгайтесь! - прикрикнул он на ребят.
- Ну, Фил, ты даёшь! - басом отозвался Егоров, кто-то захохотал, девчонки загалдели, кое-кто из ребят не отставал от них по части пообсуждать щекотливую ситуацию.
И опять шум, толкотня, гвалт. У Панкова горели уши, его бросало то в жар, то в холод, и опять он рвался в бой, распаляя себя, мысленно прорабатывая тактику предстоящих боевых действий; он ненавидел Филимонова, и он не понимал Ритку. Треснула, значит было за что, и продолжает танцевать с ним!
Света гордо не замечала подружку; Борисова сдержала себя, но она явно накалялась, зло подшучивая над своими партнёрами, которых меняла одного за другим, те воспринимали её выходки с восхищением.
Филимонов с задумчивым видом крутил Риту, легко отзывающуюся на каждое его движение, будто он крутил невесомый призрак, а не человека. Он даже не чувствовал, не слышал её дыхания - хотя должен бы на таком расстоянии, - но не потому, что она его придерживала, нет, Рита вела себя раскованно, но как-то отрешённо, просто её дыхание было таким же лёгким, как вся она сама. И это затягивало Филимонова.
- Слушай Кошкина... то есть Рита, - запнувшись, вдруг спросил он, - Что это за чертежи ты вчера тащила по коридору? У нас вроде бы ничего такого не предвидится.
Она удивлённо глянула на
