было полно оружия, и даже собирался отправиться в экспедицию НА ТУ СТОРОНУ... Но потом Грете сломали руку, а шаман запечатал дороги, ведущие к Бродягам, смертельным проклятьем. И вот пришло время проверить, насколько хорошо закрыта дорога.
Передав велосипед Бонге, Грета медленно направилась к белой от снега площадке. Кончики пальцев начинало покалывать, ноги немели - верные признаки того, что дорога действительно закрыта. Тоненько запищало в ушах, как на дне школьного бассейна, и Грета остановилась.
Дальше идти было нельзя. Перед ней было что-то такое, что можно только почувствовать, навроде силового поля... Но силовое поле защитных экранов переливается и мерцает, оно издает неприятный электрический звук, оно изначально не-живое, а то, что закрывало эту дорогу, было живым.
Впереди притаилось что-то огромное и голодное, ждущее своего часа, когда неосторожный путник шагнет на белый пятачок нетронутого снега...
Грета подняла руку с зажатым в кулаке распятием, и ветер, словно этого ждал, налетел со всех сторон.
- Именем Иесуса! - крикнула она. Ее волосы мелькали перед лицом, порывы обезумевшего воздуха пытались выравать крест из ее руки... А потом со стороны химического комбината донесся гул, и ветер утих, но зато вздрогнула земля и завыли далекие сирены. Прожектора на том берегу вскинулись и опали, зашарили по земле, и Грета бросилась назад, к своим друзьям.
Дорога была закрыта самым серьезным образом.
- Посмотрела? - мрачно поинтересовался Пол. - Все, валим отсюда!
2
С Полом и Юнитом они расстались у развилки, и дальше поехали втроем. Грета старалась крутить педали наравне со всеми, но Клайс видел, что ей тяжело, и не особенно спешил. Зарево придвинулось. Они подъезжали к городу. Бонга, довольный тем, что всех обогнал, подпрыгивал толстым мешком далеко впереди.
Грета смотрела на город, сиявший миллионами огней. По клубящимся тучам скользили сполохи неона, и это выглядело довольно тревожно, напоминая подсветку зловещих декораций. Брат и сестра ехали молча, глядя, как город встает над ними, будто вырастая из перемолотой танками земли Полигона. Редкие небоскребы торчали, как обглоданные кости, они пронзали низкое небо, но кровь не текла - это небо давно уже было убито. Оно светилось само по себе, и проэкторы, транслирующие на облака неоновый свет, были здесь не при чем. Так выглядело истинное небо Ада.
"Я живу в этом месте, я живу в Аду", - говорила себе Грета, пока город приближался. - "Мы все живем в Аду. Неужели никто, кроме меня, не знает об этом?"
Бонга остановился и поджидал их.
- Значит, до завтра? - спросил он, глядя то на Грету, то на Клайса.
- До завтра, - ответил Клайс.
- Тебе за куртку не влетит? - Грета кивнула на рукав, измазанный сажей.
- Влетит, - честно признался Бонга. - Все, пока!
Они проводили его взгядом, и Клайс в который раз сказал:
- Мне бы такой велик!
- Твой ничуть не хуже, - отозвалась Грета. - Они точно не знают? - спросила она, имея в виду родителей.
- Не знают, - заверил ее Клайс. - Все наши в один голос заявили, что видели, как ты летела кубарем с горы.
- Отлично...
- Может, ты считаешь, что им мало попало? - фыркнул Клайс.
- Все равно мне надо помолиться за них, - ответила Грета.
- Почему бы тебе не помолиться прямо сейчас? - язвительно поинтересовался Клайс.
- Почему бы тебе не помолиться самому? - огрызнулась Грета. - Попроси у Бога трехколесный велосипед!
Они рассмеялись. Грета оглянулась на Полигон, и ее сердце застучало быстрее. Полигон напоминал темную яму, откуда открываются двери в бездну.
- До завтра, - прошептала она.
Мать уже вернулась со своего завода и чистила картошку. Отец еще не приходил. Грета твердо знала, что у отца есть женщина, она узнавала запах ее духов, которыми пахли рубашки отца, но не говорила про это никому, даже Клайсу.
- Где вы были? - спросила мать, грохоча кастрюлями.
- Ездили покататься, - ответил Клайс.
- Опять хочешь свернуть себе шею? - спросила мать у Греты.
- На все воля Божья, - отозвалась та, заходя в свою комнату.
- Воля Божья!.. Идите есть, пока не остыло!
- Угу, - отозвался Клайс из своей комнаты за тонкой перегородкой. Грета задернула жалюзи и лишь тогда включила настольную лампу. Улыбнулась распятию на стене.
- Я сейчас!
Монстроборец Иесус терпеливо ждал. Зеркальце вместо лица тускло блестело, отражая нить накала. Свет лампы падал на комод и застланную коричневым пледом узкую кровать. Другой мебели в этой комнате не было, если не считать железного сундука под кроватью и канделябра в углу под распятием. В канделябре белели трупики свечей. Цветок на подоконнике никто не поливал, он стоял грустный и наполовину засохший. Грета зажгла свечи и выключила свет. Пластиковая бутылка с остатками воды была покрыта изнутри зеленоватым налетом, Грета вылила воду в цветочный горшок и посмотрела на распятие. Когда она говорила с Монстроборцем в последний раз? Не так, как в больнице, а со всеми обрядами, дающими право задавать Иесусу вопросы? Сколько же надо ему рассказать, ночи не хватит!
- Грета! - донеслось с кухни. - Клайс, позови ее!
Клайс возник на пороге. Он успел переодеться, на нем был черный бадлон со стоячим воротничком и зеленые вельветовые штаны с карманами на бедрах. Грета на секунду залюбовалась им. Клайс поглядел ей в глаза и все понял - и то, что Грете необходимо поговорить с Монстроборцем, судя по горящему канделябру, и то, как она успела соскучиться по своей келье (Клайс иначе ее комнату не называл). В комнате Клайса все было иначе - у потолка вращались голографические планеты и покачивались модели звездолетов, свисающие с крючков, а на стене переливался сполохами здоровенный плакат с боевыми роботами, штурмующими космическую базу во имя Иесуса. Рядом висело распятие, но Грета была уверена, что Клайс во время вечерней молитвы разглядывает плакат. Еще у Клайса был визор и видеоприставка с кучей игрушек. И простреленный танковый шлем, найденный на Полигоне, и склеенные из картона крепости (они их мастерили вместе с Полом), и комиксы, и куча всего того, что обычно встречается в комнатах мальчишек, включая шкаф со скомканными вещами и секретер, вроде бы аккуратный, с вытертой пылью, но внутри...
- Ты идешь? - спросил Клайс.
- Пошли, - вздохнула Грета. Кроме Монстроборца, она с радостью поговорила бы с братом, но дома это было невозможно. Слишком тонкие стены, слишком важные вещи предстояло обсудить.
Клайс подмигнул ей.
"Еще успеем."
Грета улыбнулась в ответ краешком рта.
Кухня была совсем крошечной. А может, слишком много места занимал круглый стол. Грета тут же уселась на свое место, Клайс - рядом с ней. Мать молча поставила перед ними тарелки с разогретой фасолью, масленку с натуральным маслом и корзинку с нарезанным хлебом.
Помолившись, они принялись за еду.
Атмосфера была гнетущей. Грета научилась этого не замечать, но так было всегда. Она скосила глаза и поглядела на мать. Та была занята серьезным и совершенно бесполезным делом - она протирала посуду полотенцем, прежде, чем убрать ее в шкаф. В их семье говорить во время еды вроде бы не запрещалось, но лучше этого не делать... Клайс легонько задел под столом коленом, указал глазами на фасоль:
"Давай наперегонки!"
Сам он почти уже доел. Грета поднажала, но держать ложку приходилось левой рукой, а это было не совсем удобно. Клайс не спешил, давая ей фору. А потом, когда Грете оставалась всего пара ложек, лихо слизнул остатки фасоли и предъявил чистое дно. В его глазах блестели лукавые искры. Грета едва сдержалась, чтобы не крикнуть "Так нечестно!".
- Вы поели? - сухо спросила мать.
- Да, - хором ответили Грета и Клайс.
- Теперь мыться и спать!
Они одновременно поднялись и отправились в ванную.
Когда Грета была маленькой, она твердо знала: более унылого места, чем ванная, в мире больше нет. Под изъеденной чистящими растворами сидячей ванной жили пауки и, может быть, даже крысы. Грязно-зеленая краска стен облупалась, слезая пластами. Клубы пара поднимались к высокому мутному окошку под самым потолком, углы были затянуты черной паутиной. Сюда их с Клайсом обычно запирали, когда наказывали, и им оставалось лишь слушать, как капает вода из вечно текущего крана в банку из-под консервов. Еще в ванной противно пахло сыростью. Однажды Грета хотела принести сюда сухие цветы, чтобы хоть как-то украсить помещение, но родители ей запретили. Больше она не пыталась. Нет, так нет.
И все равно ей было приятно снова оказаться здесь. Клайс помог ей намазать щетку зубной пастой, шепнул, касаясь губами уха: "давай, не долго!", и Грета осталась одна. Она чистила зубы и думала, хорошо ей здесь или нет. С одной стороны, конечно, да! У нее есть собственная комната, а мать приходит с работы только вечером... А с другой... В больнице было точно так же. ТОЧНО ТАК ЖЕ. Раньше Грета этого просто не знала, но теперь начинала понимать: в их доме царили порядки казенного заведения. Такой же могильный холод. Дом - это не то место, где можно расслабиться. Дом - это холодная война. Если думать об этом, то хочется заплакать. Или даже умереть.
"Интересно, я стала бы драться тогда, живи я где-то еще? Скажем, если бы Бонга был моим братом, а его семья - моей семьей? Если бы меня любили? Стала бы?"
Она вспомнила холод, обжегший ее руку, когда в ладонь легла цепь с распятием. Надеть перчатки она не успела. А потом была короткая, но беспощадная драка. И слова, сказанные устало-равнодушным тоном:
- Сломайте ей правую руку!..
"Жаль, что меня не оказалось у той ямы, когда они барахтались там, на острых кольях! Но я сама забивала эти колья, так что..."
Она сплюнула пасту. Умыла лицо. Ей хотелось вымыться целиком, чтобы избавиться от больничного запаха, но пока это было невозможно. Пришлось ограничиться только волосами.
Когда Клайс пришел поторопить ее, она заматывала голову полотенцем.
- Спокойной ночи, - сказал Клайс. - И поменьше молись. Школу проспишь.
3
И тогда Грета, наконец, осталась с Мостроборцем один на один.
Она знала, что с ним лучше всего разговаривать именно ночью, когда все люди ложатся спать.
Днем у Монстроборца слишком много дел, чтобы беседовать с какой-то девчонкой. Но сейчас он, наверное, ничем не занят. Сейчас - ее время. Сейчас он выслушает ее.
- Привет, - сказала Грета, вставая на колени перед распятием. - Это я. Грета. Ты уже все знаешь, ведь так? Смотри, они сломали мне руку! Хотя, тебе, наверное, было больнее, когда тебя прибивали к кресту... И если ты умер за мои грехи, это ведь ничего, что я забивала те колья? Наверное, ничего... Наверное, в этом мире в подобные ямы люди падают каждый день. Как ты думаешь, в Аду намного лучше? Ты ведь там был?
Иначе ты не сделал бы того, что сделал... Или все-таки сделал? Ты пошел на принцип, или правда хотел меня спасти? Меня и всех остальных? Знаешь, когда тот парень сказал, что сломает мне руку, я сказала "Давай!", но я сказала это, чтобы не заплакать от страха и не закричать "Пожалуйста, не надо!". А за чужие грехи... Я бы, наверное, не смогла. Но ты ведь все равно прощаешь меня? Да, Монстроборец?..
Свечи
