понимания мира; юноша отрекся от снобизма, всецело поглощенный намерением творить магию.
Удивление не появилось на его лице, – оно сверкнуло в глазах девушки, – когда меж кистью и предплечьем забрезжило бардовое свечение. Что-то или кто-то в душе юноши заранее предвидел успех задумки. Центром ладони он четко почувствовал исходящий поток тепла; мягкая волна, вливаясь в плоть, омывает глубокую царапину пулевого ранения и заполняет ее точь-в-точь так, как заживляется нанесенная ножом рана. Юноша закрыл глаза и отдался процессу, не пытаясь постичь его умом или взять над ним контроль, позволяя себе только переживать циркуляцию того, что назвал бы энергией. Возникло различение ощущений, когда поток приходит к нему от девушки, перемещается по телу, переставая быть ее энергией и становясь его; затем он устремляется к длани юноши, проникает в раненое предплечье, струится внутри девушки и снова наполняется оттенком ее сущности. Энергия закольцевалась между их телами.
Испытывая глубинное удовольствие, юноша не позволяет наслаждению пленить себя, поддерживая расслабленную сосредоточенность, в то время как у девушки щеки наливаются румянцем, а дыхание становится шумным и прерывистым; обмен энергией, плотским теплом, приблизился к той форме, которая хорошо знакома страстным любовникам. Юноша не видит, как девушка прикусила сочную губку, удерживаясь от сладостного стона.
Когда веки поднялись и зрачки сфокусировались на реальности, он увидел напряженное лицо девушки, и первая посетившая мысль пробуждающегося разума обманула, сказав, что его действия причиняют ей боль. Он отстранил руку и проследил, как бардовое свечение уходит вглубь длани, вбирается обратно по сотням канальцев толщиной с нить.
– Ты тоже бракованный? – спросила девушка окрепшим голосом.
– Какой? – переспросил он, вертя перед глазами ладонью, которая становится незрима в темноте. Девушка притихла.
Пальцы юноши зашарили по бархатистой обивке потолка, отыскали посередине кнопку и надавили. Салон осветился скудной желтизной загоревшейся лампочки. Вокруг светильника изгибаются кровавые полосы, оставленные испачканными пальцами юноши; таких отметин немало и на бежевых спинках сидений. Очень странная предстала картина, где в обстановке автомобильного салона, с пулевыми пробоинами, осколками стекла и подсохшими мазками крови, сидит хрупкая девушка лет двадцати (значит – на три года младше юноши), с чувственными губами и большими напуганными глазами, с прической до плеч, похожей на перевернутый бутон тюльпана, с волосами светло-русого цвета, босая, в синем платье с порванным декольте и поникшими бретельками. Она отстранилась к дверце, вновь подобрала и обхватила колени, прижимая подол платья. В разбитое окно залетает луговой ветерок, колышет прядки волос. Не зная как продолжить разговор, юноша застопорился, бездумно разглядывая кругленькие пальчики ног, ноготки, закрашенные синим лаком; голова гудит от прорвы необработанной информации.
– Почему «тоже бракованный»? Ты разве не селянка?
– Нет, – настороженно ответила она.
– Хм… Я ошибусь, предположив, что ты сейчас использовала магию?
– Нет.
– Из этого следует, что ты не в городе родилась, верно?
– Не верно.
– Получается, что ты – горожанка, способная колдовать. Твои родители проигнорировали ритуал нанесения печати? Верится с трудом. Кто ты?
– Гораздо интереснее кто ты такой?
– Горожанин. Обыкновенный горожанин.
Девушка фыркнула от не совсем правдоподобного смеха:
– Обыкновенный горожанин?.. Раз так считаешь, значит ты – новообращенный. Если врешь – заканчивай игры.
– Игры?.. Видно ты мне не доверяешь. Прости, из головы вылетело, что мы незнакомы. У меня странное чувство, что это не совсем так…
– Неудивительно. После того, что ты сделал… – она подняла на плечо бретельку, но уголок лоскута все равно выворачивается, делая платье чересчур откровенным. Пришлось скрестить руки, прикрывая выглядывающий лифчик.
– Что же я сделал?
– Ты когда-нибудь слышал о тантрическом с… Ладно, проехали. Спасибо, что исцелил.
– За лечение – мне тебя благодарить, а не наоборот.
– Ты в самом деле ничего не понимаешь? Опиши, как ты думаешь, что случилось.
Юноша с натугой поскреб прямой лоб.
– Сложно будет словами… Если по сути – то мне показалось, что… хм… если я замкну цепь, то ты сможешь закольцевать проводку чего-то, что ты проводила, и тогда будешь лечить обоих одновременно. Вроде, как закономерности движения тока в электроцепи.
– Ясно… Значит ты новообращенный. Ты такой же бракованный, как и я.
Юноша поднял полы толстовки и футболки, потрогал свежий рубец шрама на одном из кубиков упругого пресса. Затем решил осмотреть предплечье девушки, скользнул пальцами по гладкой коже; от раны не осталось и следа, а от его прикосновения появились мурашки.
– Ты способный.
– Почему ты уверена, что это сделал я?
– Потому что я не способна на то, что ты выдумал в качестве объяснения. Мне даже не удалось убрать шрам.
Подавленной интонации юноша не уловил; его вдруг осенило, что зеркала бокового обзора должны были выдать его перемещения вокруг машины, когда он прятался от насильника. Что же его спасло? Юноша присмотрелся к уцелевшим окнам возле передних сидений. Подоспело новое открытие – стекла оказались наглухо затонированными.
Так вот почему насильник в упор не увидел его! Но тогда почему ОН увидел насильника? По логике, у юноши на это было меньше шансов. Когда он выдернул врага из машины, точно ли тот оттолкнулся? Почему так легко удалось оторвать дверь и раскрошить стекло? И соответствует ли его физическим возможностям обширный перелом грудной клетки, которым он отправил человека на тот свет? Пару минут назад юноша явственно ощущал какие-то энергетические потоки внутри себя и посторонней девушки, и уже не мог запросто откреститься разумными объяснениями привычного восприятия.
Юноша попятился из машины. Посмотрев на небосвод, он увидел растрескавшуюся пелену; сквозь проплывающие прорези заглядывают мерцающие глазки звезд, дрейфующие в черном океане космоса. Тугой столб пара выметнулся изо рта, освобождая от избытка внутреннего жара. Огни города мерцают вдалеке, ветер покачивает бурьян... Будто ничего не произошло. Но в душе витает ощущение новой точки отсчета времени.
Девушка придвинулась на край сиденья, посмотрела в стороны, словно заново узнавая местность; она свесила ножки, не торопясь ступать на мокрую траву.
– Как тебя зовут? – скрывая робость, спросила она.
– Бронислав.
– Как ты нашел меня?
– Я гулял. Увидел башмачки на дороги. Твои?
– Да… Я не верила, что это поможет. Этот, – она кивнула на труп, – даже останавливаться не стал, только гадко залыбился.
– Как ты оказалась в его машине?
– Шантаж. Я прохожу медицинскую кафедру в госпитале. Иногда, когда никто не видит, а сам пациент спит или без сознания, я решаюсь помочь магией. Этот… Застал меня… Угрожал сдать амнитам... Схватил за руку и вывел, не дав даже переодеться.
– Ты знала, что он бешеный?
– Бешеный?!
– Хм… Горожанка-маг удивляется встрече с бешеным. Забавно.
– Ничего забавного! Я думала он просто маньяк… С чего ты взял, что он бешеный? Ты когда-нибудь их видел?
– Однажды видел издалека. Когда проходил военную кафедру на границе страны.
– Значит, ты голыми руками одолел бешеного, но продолжаешь сомневаться в своих способностях. Вот это действительно забавно.
– Не то, чтобы я продолжал сомневаться. Просто пытаюсь осознать, что это значит. Почему не начала лечиться, когда он отвлекся на меня?
Девушка помолчала, решаясь на объяснения:
– Я отчаялась. Я не верила в спасение… Поэтому решила… – она шмыгнула носом, – что лучше умереть… чем быть изнасилованной…
Лицо опустилось, она спрятала в ладошках подступившие слезы и искривленные беззвучным плачем губы. Бронислав расстегнул толстовку, снял, подмечая тяжесть подсохшей крови, накинул на дрожащие плечи. Девушка решила, что он подошел утешить, позволить уткнуться в широкую грудь и согреться в объятьях сильных рук, успела задуматься, можно ли позволить такую близость. Но он лишь сказал: «Это ты зря. Бороться нужно до конца», – и стал шарить рукой по крыше.
– Я итак держалась до последнего, раз не бросилась из окна госпиталя, а села в эту проклятую машину с отчаянной надеждой на спасение! – прокричала она в сторону луга.
– Ну вот. Об этом я и говорю. Все разрешилось лучшим образом.
– Ага, ты прав, все просто чудесно! – выпалила она с издевкой, кивая на труп и кутаясь в перепачканную кровью толстовку.
Стоически удерживаясь от рыданий, девушка все же не могла взять себя в руки. Стесняясь быть зрителем слабости, Бронислав не выказывал внимания слезам, тактично отворачиваясь, как если бы девушка вздумала переодеться. Достав топорик с крыши, он сунул его в перевязь, принимаясь рассуждать вслух:
– Ладно. Надо думать. Либо так все оставить, либо… А что толку? Пистолет со своими отпечатками я уже выбросил. Благо, не припомню, чтобы проходил дактилоскопию. Волосы, кожу, прочую мелочь наоставляли в салоне… Сжечь? Черт его знает, рванет или нет. Можно просто поджечь салон и пустить с обрыва. Пожалуй…
Бронислав пошел на тусклый блеск дверцы, торчащей из земли; вытащилась с трудом, словно пустила корни. Поуспокоившись, девушка завернулась в толстовку, которая оказалась немного короче платья до колен. Она сошла на холодную землю и жалобно пискнула. Юноша живо обернулся.
– Что случилось?
– Все в порядке. На стекло наступила.
– Порезалась?
– Нет.
Волоча за собой дверцу, юноша вернулся к машине. Когда, – с горем пополам, – дверь встала между задним сиденьем и водительским, пришла очередь мертвеца.
– Лучше отвернись, – посоветовал Бронислав, отворяя проход к переднему пассажирскому месту.
– Я врач.
Юноша присел на корточки возле тела. Едва касаясь пальцами он прихватил окровавленный нож, швырнул вслед за дверью. После этого перевернул труп. Выпученные глаза с прежней злобой и удивлением уставились на юношу; по светящемуся в темноте белку ползет крошечная гусиничка, к измазанному кровью подбородку налипли травинки. Девушка прикрыла дрогнувшие губы ладонью, но не отвернулась. Бронислав не смог пересилить порыв еще раз осмотреть плоды своей разрушительной силы; даже сейчас, ощупывая мягкие края впадины и острые обломки ребер, он не сполна осознает, что способен применять магию. Но память отчетливо подтверждает, что именно его кулак принес смерть, досконально показывая, как именно произошло убийство. Бронислав тихонько тряхнул головой.
Хватаясь за ткань одежды на плечах убитого, юноша подтащил тело к машине. Не без труда получилось взгромоздить на переднее сиденье неустойчивую тяжелую куклу, которая, – то и дело, – запрокидывала голову и норовила скатиться в лежачее положение. Брониславу пришлось сполна надышаться странной смесью запахов: крови, сырой земли, мужского тела и еще какого-то нечистотного смрада, доносящегося со рта мертвеца. Когда, наконец, высунулся на воздух, юноша облегченно вздохнул и окинул взглядом плоды своих усилий.
Мертвец распластался на сиденье в обмякшей позе, голова, что никак не хотела держаться ровно, завалилась на левое плечо. Бронислав
